[изображение]

Посмотрел. Дома, на DVD.
Сразу скажу, фильм не показался мне чернушным, депрессивным или отталкивающим. К нему неприменимы понятия «плохой/хороший», «умный/глупый», «моральный/безнравственный»…
И поэтому вообще нельзя сказать, что фильм понравился или нет. Он не про это.
Это ярчайший пример высказывания, что художника можно судить только по им же созданным законам. Фильм создаёт свою собственную эстетику, лежащую вне всяких рамок, стилей и направлений. И в рамках этой эстетики он совершенен.

Грязь

Из грязи в князи. Но и князи в грязи.

Грязь вездесуща и всеобъемлюща. Мир создан из грязи, и Адам создан из грязи. Грязью они и остаются.
Грязь на улице, грязь в помещениях, грязь в королевских покоях, грязь на объекте тусовки землян. Люди — грязь. Секс –- грязь. Смерть — грязь. Философия — грязь. Стихи — грязь. Дворцовые интриги — грязь. Военный переворот — грязь. Возмездие — грязь.
Слова и в целом речь у всех грязная, и в плане лексики, и в плане синтаксиса, и в плане смысла.
В этой грязи что-то шевелится и ползает.

Отстранённость.
Пожалуй, это главная идея фильма (оставшаяся для меня абсолютно непонятной).
Каждый кадр (за редким исключением, например, немыслимый по красоте брейгелевский пейзаж в самом начале) перенасыщен шевелящимися объектами, сталкивающимися, расходящимися, налезающими друг на друга.
Здесь обитают именно объекты, а не люди. Которые подчиняются скорее броуновскому движению, нежели каким-то своим целям и побуждениям. Бредут, бормоча что-то невнятное, задевают друг-друга, предметы, наваленные на столах или развешанные повсеместно, замечают или нет, но одинаково не реагируют. Бредут дальше. У бегающих кур больше жизни и целеустремлённости.
Взрощенные грязью и пропитанные ею насквозь, объекты почти неразличимы. То, что герой попадает в королевское окружение, понимаешь только тогда, когда кто-то из объектов обращается к другому по титулу. То же и в лагере землян.
По книге Румата носит в виде украшения на лбу камеру, которая бесстрастно передаёт земным наблюдателям кадры арканарской хроники. В фильме это украшение есть, но его функциональность абсолютно никак не обыграна. Его роль тут выполняет камера оператора, которая не «снимает кино», а лишь фиксирует. Холодно и отстранённо. Практически безжизненно. Полностью соответствуя окружающему.

Небольшая но яркая тусклая иллюстрация

Кульминационная, эмоционально заряженная сцена книги — убийство Киры и срыв Руматы — здесь, кажется, нарочито снижена даже по сравнению со всем остальным строем фильма. Вот Кира падает с арбалетным болтом в голове — Румата тупо глядит на тело (слуги переворачивают его как мешок с сеном), касается, что неразборчиво, без интонаций, говорит. Облачается в комически грозный доспех и ползёт вершить возмездие. Ползёт. На четвереньках.
Также монотонно, без интонаций, (такова, впрочем, речь всех персонажей) сообщает офицеру ввалившихся в дом монахов, что будет убивать (ответной реакции нет). Какое-то время бесцельно слоняется в кадре. Наконец начинает убивать. Вяло и без особой охоты пытается воткнуть офицеру в живот рога своего шлема. Тот особо не возражает. Воткнул… Убил… Кишки…


Так «что хотел сказать автор»?
Думаю, выводы он оставляет на усмотрение зрителя. Фильм как картины Чюрлёниса — каждому сообщает что-то своё.
Но.
В конце Румата произносит фразу, которая, похоже, является ключом к фильму. Произносит с нажимом, с интонацией. "После серых всегда приходят черные". "После серых всегда приходят черные".
Но, на мой взгляд, это не о политике, не об истории и вообще не о сущности человечества. Думаю, что если бы Герман остался жив, следующей его картиной был бы Чёрный квадрат.