Тикки А. Шельен

Летняя ночь, соловьиная пора,
Угасает жара.
Улицы спят, провода слегка звенят,
Три часа до утра,
А в старом парке среди тополей
Чумные сидят доктора.

Старый Док непроницаем и умён,
Он загадочен, как древний фараон.
Его клюв по цвету - слоновая кость,
Что импортирует его страна (ола!).
Его время тянется, как смола,
Он редко выбирается из дупла,
Он далёк от добра, но не менее далёк ото зла.

Его глаза горят, словно пара углей,
Он ухмыляется и молчит.
Два ординарца курят среди ветвей,
Их трубки тлеют в ночи.

Пути Господни неисповедимы,
Предугадаешь их чёрта с два.
Москва, Флоренция, Лондон, Рим и
кажется, опять Москва...
Всемирный слёт чумных докторов в Москве.

Док через ветки глядит на Москву,
Он похож на гаргулью и на сову,
Он отличный диагност и отвратительный дипломат.
Старый ворон никогда не каркнет зря.
Ординарцы наливают по глотку вискаря,
Светофоры на дорогах тревожным жёлтым светом горят.

В жизни каждого чумного врача однажды наступает горький урок,
Когда небеса замыкаются на замок.
И выход остается только один:
Объявить магистрату, что у них карантин
И их город закрыт на неопределённый срок.

Москва, Флоренция, Лондон, Рим и
кажется, опять...
...Всемирный слёт чумных докторов в Москве.

Молодые желторотые чумные врачи
Смотрят с жадностью на коллег.
Им ещё ни разу в жизни не случалось выходить
В эпидемиологический очаг.
А коллеги словно дразнят, словно в душу плюют,
Только курят, да молчат, да в три горла пьют,
И врачата обижаются: за что они с нами так?!.

Так проходит час, а за ним другой,
Доктора молчат.
Занимается рассвет над Москвой-рекой,
Поливалки мчат.
Что там можно разглядеть в городской пыли?
Наконец Старый Доктор говорит: "Пошли!"
Доктора поднимаются и молча идут в магистрат.