Из обсуждения на «Куртуазном оэголике»:

«С Клементом ничего сложного - роль живого теста на раттонов и их следы. У восьмого ордена в этой роли выступают кошки, а Клемент однажды в КНК отследил метки раттонов на одежде Робера.»

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Синий взгляд смерти.

«Кошка, охаживая себя по бокам хвостом и прижав уши, боком наступала на раздевающегося монаха. И так немаленькая, распушившись, Гудрун превратилась в шипящий шар. Очень злобный. Брат Орест бросил в сторону кошки веревку, следом отправились сапоги и верхнее одеяние, под которым обнаружилась почти абордажная рубаха, заправленная в штаны, и еще один пояс, для оружия. Брат Харитон цеплял сброшенные вещи какой-то железякой и совал в алый сундучок. Кошка уже не шипела, а рычала. Руппи оглянулся на Луциана. Тот спокойно перебирал красные четки... Брат Орест отвлекся лишь на мгновенье, но Гудрун хватило. Она прыгнула... Руки адрианианца выглядели устрашающе, хорошо, Гудрун не удалось добраться до глаз и лица. Сейчас разбойница и думать забыла о своей жертве, в очередной раз захватив лейтенантские колени. Кошачью злобу словно бы выгребли вместе с уличной одеждой пострадавшего...

... Сейчас важно то, что брата Ореста пытались пометить, вернее, пометили. Если б он после суда отправился не в Адрианклостер, а, допустим, в какой-нибудь трактир на встречу с темноволосым молодым человеком, это не прошло бы незамеченным.
– Это колдовство?
– Колдовство всего лишь знание, которое доступно не всем. У каждого ордена свои тайны. Истина славится тем, что вызнает чужие. Мыши пролезут везде, но на каждую мышь, как ты заметил, найдется кошка.
– Гудрун чует «истинников»?
– Не только «истинников» и не только Гудрун. Кошки, лошади, даже крысы и мыши, настоящие крысы и мыши, – всем им что-то да ведомо… Сейчас важно то, что Истина вступила в союз с регентом и ищет, хоть и вслепую.»

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном

«Клемент радостно посеменил навстречу хозяину, но на полдороге остановился, встал на задние лапы, словно принюхиваясь, сжался в комок и… ощерился. Робер удивленно посмотрел на любимца – Его Крысейшество был вне себя. Эпинэ с недоумением повернулся к Каллиолю.
– Что с ним?
– Кто знает, – развел руками гоган, – из дворца приносят странные запахи, странные вещи и странные мысли. Когда хозяин покидает дом, а его собака воет, это не к добру, и лучше вернуться. Когда хозяин возвращается, а его собака воет и пятится в свою конуру, ему не нужно переступать родной порог, чтоб не внести в дом несчастье.
– Ты думаешь, со мной не все в порядке?
– С тобой. Или с твоей крысой. Или с нашим миром.
– С миром точно не в порядке, – буркнул Робер, – иначе что я делаю в этой лисьей норе?
– Блистательный не рад встрече с великим казаром? – странным голосом осведомился Каллиоль.
– Ты опять? – вскинулся Иноходец. – Еще слово и убью.
– Нет, – гоган засмеялся, как показалось Эпинэ – с облегчением, – с тобой все в порядке. С Клементом – тоже. Остается наш мир и то, что ты мог принести из дворца.
– Адгемар мне ничего не дарил. Собирается, правда, но потом, после войны.
– Есть люди, чьи дары нужно принимать с поклоном и немедля жертвовать на храм или отсылать врагам, – покачал головой Каллиоль, – но сына моего отца пугает то, что ты не принес ничего и принес зло. Я прошу тебя, встань у огня.
Робер повиновался – гоган был встревожен, Клемент разъярен, да и ему самому было неуютно. Каллиоль четырежды воздел руки, пробормотав что-то на все еще непонятном, но уже привычном языке, и, подойдя к Роберу, начал расстегивать ему пояс.
– С ума сошел? – с некоторой оторопью произнес Эпинэ.
– Ты не смотришь по сторонам и не считаешь червей, которых давят твои сапоги, – чтобы ответить, гоган прервал свои манипуляции, – тебе могли что-то подложить в одежду.
– Я и сам могу раздеться.
– Нет, ты слишком быстр. Если в твою одежду воткнули иглу, ты можешь уколоться. Не мешай мне.
В последний раз Робера раздевали, когда он был ранен. Он смутно помнил заросшие, грязные лица, отрывистые слова, из которых в память врезалось лишь «не жилец, а сапоги крепкие», привкус крови во рту. Потом он потерял сознание и пришел в себя на заваленной соломой телеге. Сапоги с него и вправду сняли, потом он случайно встретил мародера, все еще щеголявшего в его обуви, но ничего не сказал. Ту войну они проиграли, но сами. Эту, если и выиграют, то с чужой помощью, и чем это обернется? Если после одного-единственного разговора с Адгемаром его не узнал Клемент, что будет после победы?
Каллиоль осторожно потянул сапог, и Робер, опершись о стену, поднял ногу. Клемент перебрался на край стола, настороженно наблюдая за манипуляциями гогана. Все вместе было глупо, унизительно и страшно.
Переводчик стащил второй сапог, панталоны, рубаху. Эпинэ с сомнением посмотрел на кучу одежды на полу.
– Подойди к Клементу, – велел гоган.
Робер подошел. Каменный кагетский пол холодил босые ноги, но по здешней жаре это было даже приятно. Его Крысейшество с сомнениями потянул носом, потом решился и полез по руке на плечо, царапая коготками обнаженную кожу.
– То, что ты принес, не затронуло тебя, – заключил Каллиоль.
Не дожидаясь следующего совета, Эпинэ подошел к вороху одежды. Крыс остервенело зашипел, вцепившись в хозяйское плечо.
– Оно все еще там, – тихо сказал гоган. – Тебе следует одеться, а когда погаснут огни, сын моего отца вынесет твои вещи и утопит в быстрой воде. Есть ли у тебя одежда, похожая на эту?
– Да, – кивнул талигоец.
– Надень. Не надо, чтобы чужие догадались, что мы нашли их подарок.
– У меня есть второй камзол и дюжина рубашек, но у меня нет второй шпаги, – Робер потянулся к перевязи с ножнами, но гоган его опередил, выхватив оружие и положив на скамью. Эпинэ со смешком, хотя по спине бегали мурашки, поднес крыса к перевязи, которая Его Крысейшество никоим образом не взволновала. Затем Эпинэ спас сапоги, перчатки и нижнее белье, но рубашка, панталоны и камзол, с точки зрения Клемента, были исполнены скверны.
– Теперь ты видишь, что каждый наш поступок приближает нас к гибели или спасению. – Каллиоль казался взволнованным. – Ты спас Клемента, теперь он хранит тебя.»