Инсайдер из реконструкторского треда:
«Лаик, Ноха и прочие "монастыри" - это пограничные крепости, стены, что закрывают бреши. Когда Повелители перестали справляться со своей ролью защитников, анакс воздвиг эти крепости, населив их "воинами"- монахами. Покуда зажигаются свечи на алтарях, Кэртианы в безопасности, бреши закрыты. Кольцо Эрнани это не кольцо вовсе, а боевой рубеж, где Ноха - главная цитадель, последний оплот. Оллар невольно спас Ноху от захвата и полного крушения, введя новую веру. Но он отсрочил апокалипсис, а не предотвратил его.»
***
Ритуал «Завещание»
– Кто откроет Врата?
– Он и Она.
– Кто Он?
– Он уйдет в Осень.
– Кто Она?
– Она придет из Осени.
Он и Она, которые откроют врата: Цилла-Королева Холода и Алва.
Цилла=Она, о которой говорит Арамона на крыше в ОВДВ текст, пришла из Осени, т.е. из смерти и «открыла врата» задув свечи призраков в Лаик
Алва благородно самоубьется вместо Альдо (уйдет в Осень, т.е. умрет) и в результате «последний император покинет империю», это «откроет врата» беспрепятственному магическому влиянию раттонов. Из-за их воздействия на людей в Кэртиане начнется «война всех со всеми».
***
В.В. Камша. Отблески Этерны. От войны до войны.
«Слева показалось что-то похожее на озеро или большой пруд, за которым маячил показавшийся Ричарду удивительно неприятным дом — длинный, серый, с маленькими, подслеповатыми окнами. Когда-то здесь располагалось аббатство Святого Танкреда. Франциск Оллар выгнал не признавших его главой церкви монахов из их обители и отдал ее под школу оруженосцев. С тех пор здание перестраивали несколько раз, но оно продолжало отдавать монастырем.
Рассказывали, что в церковные праздники и перед большими бедствиями
в доме звонит невидимый колокол, созывая мертвых братьев к полуночной мессе. »
***
«Вдали замирал конский топот, стрекотали кузнечики, в душных домах, тревожно
ворочаясь и вскрикивая, спали люди. До рассвета оставалось совсем немного, когда на дороге показался новый путник. Его лошадь двигалась медленно и как-то неровно, наездник, закутанный, несмотря на духоту ночи в тяжелый плащ, словно бы спал в седле, а за его спиной сидела девочка в ночной рубашке. Только летучие мыши слышали, как сонный всадник свернул с тракта на боковую дорогу и затерялся меж высоких тополей. Девочка молчала, лошадь понуро брела по утоптанной глине, изредка взмахивая светлым хвостом, было тихо, душно и сыро. Небо затянули тяжелые облака, такие низкие, что казалось: от падения на землю их удерживают лишь верхушки деревьев.
Тропа заканчивалась у ворот, над которыми горел фонарь. Блеснула вода – поместье
окружал ров, и мост через него был поднят. За рвом у моста темнела караулка, стражники давным-давно спали, они никого не ждали и ничего не опасались.
Где-то поблизости зазвонил колокол, то ли созывая на ночную молитву, то ли предупреждая о беде. Отчаянно и тоскливо взвыла собака, раздался сонный окрик, звякнуло открытое окно, что-то вылетело и с шумом упало в кусты, собака взвизгнула, на мгновение замолкла и вновь завыла – громко, настойчиво, грозно. Вой смешался с несмолкающим колокольным звоном, вновь стукнул ставень, послышалась грубая ругань, но дверь осталась закрытой.
Всадник неспешно подъехал к мосту и остановил лошадь, а может, она сама
остановилась. Отворилась, сухо скрипнув, калитка, мост дернулся и начал медленно
опускаться, но приезжий не спешил пересекать ров. Он тяжело слез наземь, снял девочку и встал, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Девочка ковыряла босой ножкой кучку пыли, лошадь ушла, но хозяин этого не заметил. В калитке показалась сутулая фигурка, бесцветный голосок произнес несколько слов. Ночной гость, не поднимая глаз, взял свою спутницу за руку и ступил на мост. Собака все еще выла, колокол заходился в неистовом звоне, стражники спали. Мужчина, ребенок и маленький проводник медленно прошли пустой аллеей, обогнули сонный пруд, за которым виднелось массивное здание, поднялись на обширную пустую террасу.
Проводник исчез в одной из многочисленных дверей, а гости все так же неспешно
свернули в темный длинный коридор. В доме было множество переходов, но мужчина в плаще, выбирая дорогу, ни разу не колебался. Наконец он уперся в двустворчатую дверь, из- за которой доносилось пение. Отечное лицо чужака сморщилось, словно от боли, он попытался открыть дверь, та не поддалась. Ночной гость на мгновение замер, а потом со злостью ударил по окованным бронзой створкам ногой в тяжелом кованом сапоге и глухо и зло застонал. Пение стало громче, пришелец сморщился и заткнул уши.
Он не мог видеть и все-таки видел огромный, холодный зал, монахов со свечами в
руках и высокого красивого аббата с эмалевой совой на груди. Сотни, тысячи зеленоватых огоньков не могли осветить огромное помещение, под куполом и в дальних углах клубилась тьма, странным образом отличавшаяся от той, что глядела в высокие стрельчатые окна.
Монахи пели на давно забытом языке, вряд ли понимая значение произносимых слов, а вдоль стен стояли рыцари и вельможи, короли и нищие, старые и совсем юные, здоровые и израненные, кто в боевых доспехах, кто в придворном платье, кто в жалких лохмотьях.
Сильные руки сжимали тоненькие свечи, стройные голоса возносились к высокому куполу, и безостановочно и тревожно звонил колокол.
…Никто из поющих не заметил вышедшую неизвестно откуда некрасивую девочку с
круглым очень серьезным лицом, а она тихонько подошла к аббату сзади и задула свечу в его руках. В тот же миг погасли и остальные свечи, смолк и колокол.
В наступившей тишине отчетливо раздался скрип двери и послышались тяжелые, неотвратимые шаги, знаменуя приход новых хозяев и нового времени.»
***
В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном.
Ринальди в прологе:«Кошка, почуяв его ярость, вздрогнула и прижала уши. Она знала, как сражаться с крысами, если б ее сородичи были покрупнее и посильнее, если б их удалось объединить и натравить на этих, с позволения сказать,
новых владык, но увы!»
новые хозяева=новые владыки=раттоны