Прошла зима… К майским праздникам сошел снег… Приближалась весна. Супружеская жизнь лейтенанта Иванова протекала спокойно и размеренно, без эксцессов. Еще под завывание январских вьюг директор леспромхоза выделил молодым жилье. Попросту сбил с заколоченных дверей кем-то брошенного дома полусгнившие доски и, пьяно качнувшись, произнес – Живите. Иванов пропадал на службе, а молодуха, как стали называть Евгению Александровну аборигены, отчасти от скуки, а отчасти и в угоду теории товарища Фрейда, дабы сублимировать… ну это самое… влечение, в общем… завела огород. Весной, естественно. Местные огород не одобряли. Редкий сучкоруб или трелевщик не останавливался у хлипкой изгороди заметив что-то там вскапывающую учительшу. Останавливались, чтобы высказать свое мнение, дескать зря это все… земля у нас не та… не родит у нас… опять же климат резкий…и, как это… континентальный, что ли… вот тут хохлы через три хаты живут, так у тех родит, а у нас – нет.
Вопреки всем этим, как сейчас бы сказали, неконструктивным настроениям к началу июня огород зазеленел картофельной ботвой, а там и огурцы выбросили свои усики… лучок…прочая закусь. В плане видов на урожай все было превосходно. В личной, то есть интимной, жизни тоже все было вроде бы вполне благополучно. Правда ни Женя ни тем более Паша, не имея практически никакого добрачного опыта в… да что там говорить, ни в чем они не имели опыта, так уж сложилось… Поэтому строили свои отношения наощупь, кладя один на один кирпичики взаимного уважения, которое так легко спутать с тем самым всепоглощающим чувством, что называют словом Любовь. Они не знали тогда, что одних кирпичиков мало. Раствор нужен, хороший цементный раствор. Знать бы еще из чего этот расствор должен состоять, да пропорции ингредиентов не спутать. Но, увы, нет здесь универсального рецепта… Кирпичики – они всегда похожи. Раствор для цементирования семейной жизни - всегда разный… Впрочем, Лев Николаевич об этом сказал гораздо лучше в самом первом абзаце «Анны Карениной».
То, что происходило за стенами их ветхого жилища могло вызвать резкий приступ умиления у случайного свидетеля. Умиления, но не более того… Скажем, прапорщик Дорошенко, заглянувший как-то в гости к Ивановым с поллитрой спирта, говорил потом:
- Ну чисто голуби ей богу… Пашка, скажи честно, ты ее хоть трахаешь ? Или только молишься ? Не, мужики, вы такого не видели… Он ей – «зайчик», она ему – «пупсик»… Она ему – «Птичка, кушай рыбку», он ей – «Спасибо, ягодка. Дай стаканчики, лапочка…Давай водку, деточка». Не, так жить нельзя…
Иванов краснел и отворачивался. Не знал прапорщик Дорошенко, что уже зрела в ивановской душе волна, грозившая смести в какой-то момент все эти уменьшительно-ласкательные суффиксы, смести без остатка, причем, возможно, с Ягодкой-лапочкой вкупе. Да и кому не надоест изо дня в день, мало того, что слушать эти удлиненные конструкции, так еще и самому вовсю стараться не забыть пристегнуть потребный суффикс к корме совершенно ни в чем не виноватого русского слова.
Не знал тогда лейтенант Иванов, что в душе Жени Пронь-Ивановой зреет волна, в общем и целом абсолютно идентичная.
По-простому говоря, задолбали они друг друга этими суффиксами.
Ведь это что же получается, не жизнь семейная, а театр. Двух актеров. Театр абсурда. Без зрителей. Что называется – для души… Впрочем, что суффиксы, так, мелочь разменная. Во всяком случае – не тот это калибр, который способен разрушить здание семьи… Не тот… Хотя, если стрелять достаточно долго…
В общем, начали наши герои где-то там, в глубине души, понимать, что прав был т. Щипачев (это поэт такой был – С.Б.), который неоднократно утверждал, что любовь – это вам не вздохи на скамейке, понимаешь, и, тем более, не прогулки при Луне. Увы, оказывается, что для начала распада семьи достаточно и такой, тьфу, мелочи как суффикс, тьфу, тьфу, тьфу, не к ночи будь помянут. А ведь в жизни, тем более семейной, есть еще и другие факторы. А Пашка Иванов еще и горькую пил… Причем часто. И вот, как-то раз… Впрочем, об этом - ниже. Гораздо ниже.
Ой, вы небось подумали, что у них и, так сказать, «в койке» проблемы были? Так нет. Соседские бабы, зачастившие одно время к Жене по вечерам на посиделки даже завидовали. Как-то раз, под чаек, принялись они обсуждать заметку из какой-то потрепанной уже газетенки. А в заметке той, надо сказать, говорилось об одном сексуальном маньяке, свирепствовавшем не то в Новосибирской, не то в Николаевской области. Маньяк этот был обезврежен героической, без всякого сомнения, женщиной, которая при попытке маньяка склонить ее к… ну, к гадостям разным, откусила ему все «хозяйство» напрочь. Бабы живо обсуждали героический поступок, когда Женя, захлопав ресницами и зардевшись, спросила: « А как же она смогла откусить? Там же – кость…» С тех пор бабы и стали завидовать молодухе. Правда, на посиделки приходить почему-то перестали.