Засыпала маленькая ходячая трусость, уткнувшись своим повешенным носом в подушку, потому что очень не хотелось показывать миру свое настоящее трусливое лицо. Оттого и просыпалась она обычно очень долго и мучительно, а проснувшись думала, как бы сделать так, чтобы никто не догадался, что она - самая настоящая ходячая трусость. Очень боялась она, что остальные поймут это и отвернуться от нее, трусливой.
И тогда она решила, что самый лучший способ спрятать поглубже свою трусливую сущность - это покрыть ее толстым слоем душевной широкости. И стало ей ничего не жалко для других, включая себя. Она всегда старалась дарить близким, и не совсем близким, самое лучшее. Очень трепетно относилась к выбору подарков, пыталась всегда найти то, что обязательно понравится, но все равно боялась до последнего, что не оценят получатели ее презентов, что окажутся они ненужными и неуместными. В больших компаниях она никогда не выбивалась из общей струи, пыталась смешно шутить. И когда у нее это не получалось, очень горевала, а когда получалось - переполнялась ее душа чувством гордости за себя. Очень боялась она задеть кого-то своими шутками, и поэтому всегда была крайне лояльна и чрезмерно политкорректна, зачастую переступая через собственное горло. Если у кого-то не было денег - она всегда готова была помочь, порой сама оставаясь в проигрыше. Всегда пыталась устраивать самые лучшие (в силу своих трусливых возможностей) праздники, поить друзей и близких самыми лучшими напитками, ничего не требуя взамен, лишь бы ее любили и ценили. Всегда готова была поделиться самым драгоценным и самым сокровенным, что у нее было. И когда люди говорили ей, что она - лучшая и особенная - смущалась, конечно, краснела (так как была из робкого десятка и до конца все равно не верила), но где-то глубоко внутри гордость раздувалась огромным воздушным шаром и распирала грудь немеренно.
А потом ходячая трусость трусливо шла (да нет, скорее бежала) домой, трусливо обходя все опасные участки, которые могли попасться ей на пути. Заходила в подъезд, поднималась на этаж и у дверей ее поджидала большая трусость. Большая трусость была старая, ходить много и часто не могла, да и не любила в силу своей трусости. Сидела обычно тихонько дома, очень боялась, что маленькая трусость не придет, и придется тогда трусливо ночевать в одиночестве. Но трусость (не всегда, конечно) приходила. Большая трусость была этому очень рада, а маленькая была очень рада тому, что сегодня ее оценили, что сегодня никто не заподозрил ее в трусости. И они долго сидели и беседовали, большая трусость расспрашивала, делилась впечатлениями и страхами, а маленькая, так как была очень счастлива, с удовольствием выслушивала и успокаивала…
А потом они расходились спасть. Маленькая ходячая трусость шла в комнату, долго слушала музыку, плясала по комнате, скакала на одной ножке, в конце концов уставала, ложилась в кровать и, засыпая, осознавала, что никакая она не трусость, а самое настоящее ходячее тщеславие.