Gilraen_Anarion
01:40 13-08-2003 Вся правда о НИХ
"Белые воротнички" - это некий идеал для многих из нас. Ведь они ходят на работу в красивые офисы, носят модную одежду и ездят на новых автомобилях. Но выясняется, что сами они не слишком гордятся своими успехами. По крайней мере, та часть "белых воротничков", которая привыкла думать. Достигнув определенного материального и социального уровня, успешные менеджеры начинают рефлексировать по поводу смысла своего существования, задавать себе вопросы, на которое нет ответов, и задумываться - а что дальше?

В редакцию "Известий" пришло письмо от обычного российского менеджера. Письмо, которое иначе как криком души не назовешь. Но на самом деле это не тупик. И то, что автор задает себе не самые приятные вопросы, не надо воспринимать как самобичевание. Это - нормальная реакция мыслящего человека. Главное - вовремя задуматься, а выход всегда найдется.

Ежедневно, кроме выходных, мы проводим вместе по девять часов - с десяти утра до семи вечера. Сорок пять часов в неделю. Если составить график жизни, то получится, что мы проводим друг с другом времени больше, чем с женами, родителями, друзьями. Больше, чем спим. Больше, чем отдыхаем.

Мы - сослуживцы. Коллеги. Мы небрежно пользуемся профессиональной лексикой - прайсинг, мерчандайзинг, кросс-промоушн, холд-бэк и мисандерстендинг, мы называем склад стоком, а запчасти - спейрес, мы освоили способ разговора по двум телефонам и е-мейлу сразу. Мы влились во всемирный рыцарский орден менеджеров, в самую массовую секту, обрядившись в ритуальный темный однобортный костюм, черные ботинки и неяркий галстук. Отличительные знаки нашего теневого ордена - торговые марки. Рядовые носят Беннеттон, сержанты - Бергхаус. Звание лейтенанта присваивается с покупкой пиджака от Пиерре Цардин. Майор одевается в Хуго Босс, полковник носит Гуцци. Пришиваемая вручную подкладка генеральских мундиров снабжена магическим квадратом с надписями Армани, Версаце, Ерменгилдо Зегниа. Наша медаль "За отвагу" - золотой Паркер в нагрудном кармане, наш орден Ленина - Патек Пхиллипе на левом запястье. Тиссот и Лонгинес мы дарим нашим солдатам за храбрость.

В наших родовых замках - свободная планировка, дубовый паркет, кондиционированный воздух с запахом сосны, гостевые ванная и туалет, подземный гараж и дрессированный консьерж, который сохраняет правильное выражение лица в любых ситуациях. Мы не демонстрируем знакомым боевые топоры с насечками по количеству убитых врагов - мы заслуживаем уважение квадратными метрами. Вместо "он сбил двух фрицев под Ейском" мы говорим "у него сто сорок квадратов на Октябрьской".

Наших политруков зовут ГQ, ФХМ и ХХЛ. Мы не задаем вопросов. Они не могут ошибаться. Они знают ответы на все вопросы. Будь готов. Будь в строю, говори, думай и делай как говорят. Веди себя по уставу. Любимый галстук лимонного цвета вместе с очками с голубыми стеклами отправляются на свалку. Мы пристроились и мимикрировали, скрыв за бизнес-прическами свой испуг перед жизнью. Мы храбримся и делаем вид, что мы состоялись. Мы продаем ничего для никого и получаем за это деньги, чтобы купить другое ничего. И чем больше ничего мы можем купить, тем полнее мы думаем, мы живем.

Место, где мы проводим большую часть жизни, похоже на морг, каким он бывает в американском кино. Цветовой спектр - от белого к светло-серому. Цветные и яркие детали, будь-то кофейная кружка или плакат, выглядят чужеродно и шокирующе, как порножурнал в школьной библиотеке. Иногда, бросая вялый вызов моргу, мы делаем перестановку мебели, бессмысленно меняя порядок серых кубов в белой комнате. Странно, как будто передвижением ящиков с телами можно сделать обстановку в мертвецкой более непринужденной. Мы - полицаи. Вместо того чтобы спрятаться в лесу с вилами и снять "шмайссер" с убитого фрица, мы напялили на рукав повязку с крестом и истово принялись заслуживать у оккупантов корову и земельный надел.

Мы - японская рок-группа, поющая на английском. Мы запятнали честь нашего древнего самурайского рода, но и это не станет для нас пропуском в чарты биллборда, слов все равно не разобрать. Мы - самозванцы. Признаком завоеванной свободы считается возможность поздно приходить на работу либо не ходить на нее вовсе, проводя время в фитнес-центрах, ночных клубах и борделях. Часто все три заведения оказываются под одной крышей и с той же вывеской.

Мы разучились совершать даже самые простые действия, не подвергая их ненужному анализу. Утренняя молитва у людей нового тысячелетия уступила место диалогу со вторым "я" у открытого холодильника. Мы научились относиться к продуктам, как к врагам, сразу оценивая потенциального противника на количество калорий и вредность. Итак, яйца, хлопья, бекон (сальмонелла, сублимат, холестерин). Раньше я давился йогуртом, успокаивая себя тем, что пусть невкусно, зато полезно. Съеденный йогурт был индульгенцией за пять сигарет. А вот недавно я прочитал в ГQ, что йогурт губительно влияет на мозг. Черт, я так и знал. Похоже, в наше время безопаснее всего курить.

У меня на кухне - с десяток хитроумных дивайсов для приготовления кофе. Итальянская эспрессо-кофеварка, армянская турка, вьетнамская ситечко-кастрюлька, французский пресс, американская фильтр-машина. Если бы ко мне в гости пришли вьетнамец, турок, американец и итальянец, каждый из них мог бы рассчитывать на аутентичный кофе. Но они не придут. Ко мне вообще не ходят гости. Зачем им ходить ко мне? Я не обсуждаю с ними икеевскую мебель и телесериалы, я не напиваюсь под ритуальные мужские разговоры о любовницах и бизнесе, мне плевать на женские истории о детях. Я не умею дружить. Я социопат. Часто я смотрю в окно и представляю, как все эти дома внезапно сотрясает мощная взрывная волна от сброшенной пару секунд назад на Тверскую атомной бомбы. Тогда бы я выскочил на улицу и стал бы орать тебе в лицо: ну что, дождался?! Что ты видишь умирая - аристоновский холодильник? "Рено Меган" турецкой сборки? Зато первый взнос небольшой, страховка да каско, салон - нет, я кожаный не стал делать. Ребенка, который в детстве мечтал быть космонавтом, а вырос алкоголиком? Ты прожил тридцать лет, ни разу не познав, каково это - пробираться влажными джунглями с "калашниковым" на шее или убегать берлинскими подворотнями от преследующих тебя агентов Ми-5. Все, что ты делал, - старался вкуснее пожрать, больше выпить и изощреннее потрахаться. Ты - банальность, вчерашняя новость, дешевое повидло. Я убью тебя, потому что у тебя - мое лицо...
Комментарии:
Ms. Cellophane
02:48 08-09-2003
Отзовись, ты где пропала?
Проповедник
23:15 29-09-2003
надо будет почитать... побежал дальше...
Волжанин
00:45 13-06-2006
Ежедневно, кроме выходных, мы проводим вместе по 9 часов, с десяти утра до семи вечера. Сорок пять часов в неделю. Если составить график жизни, то получится, что мы проводим друг с другом времени больше, чем с женами, родителями, друзьями. Больше, чем спим. Больше, чем отдыхаем. Мы — сослуживцы. Коллеги.

Мы небрежно пользуемся профессиональной лексикой — мерчандайзинг, кросс-промоушн, холд-бэк; мы называем склад «стоком»; мы освоили способ разговора по двум телефонам сразу; мы обсуждаем маркетинговую стратегию конкурентов. Мы влились во всемирный рыцарский орден менеджеров, в самую массовую секту, обрядившись в ритуальный темный однобортный костюм, черные ботинки и неяркий галстук… Отличительные знаки нашего теневого ордена — торговые марки. Рядовые носят Benetton, сержанты — Berghaus. Звание лейтенанта присваивается с покупкой пиджака от Pierre Cardin. Майор одевается в Hugo Boss, полковник носит Gucci. Пришиваемая вручную подкладка генеральских мундиров снабжена магическим квадратом с надписями Armani, Versace, Ermengildo Zegnia. Наша медаль «За отвагу» — золотой Parker в нагрудном кармане, наш орден Ленина — Patek Phillipe на левом запястье. В наших родовых замках — улучшенная планировка, гостевая ванная и подземный гараж. Мы не демонстрируем знакомым боевые топоры с насечками по количеству убитых врагов — мы заслуживаем уважение квадратными метрами. Вместо «он сбил двух фрицев под Ейском» мы говорим «у него сто сорок квадратов на Октябрьской». Наших политруков зовут GQ, FHM и XXL.

Мы пристроились и мимикрировали, скрыв за бизнес-прическами свой испуг перед жизнью. Мы храбримся и делаем вид, что мы состоялись. Мы продаем ничего для никого и получаем за это деньги, чтобы купить другое ничего. И чем больше ничего мы можем купить, тем полнее, мы думаем, мы живем.

Место, где мы проводим большую часть жизни похоже на морг, каким он бывает в американском кино. Цветовой спектр — от белого к светло-серому. Цветные и яркие детали, будь-то кофейная кружка или плакат, выглядят чужеродно и шокирующе, как порножурнал в школьной библиотеке. Иногда, бросая вялый вызов моргу, мы делаем перестановку мебели, бессмысленно меняя порядок серых кубов в белой комнате. Странно, как будто передвижением ящиков с телами можно сделать обстановку в мертвецкой более непринужденной.

Мы — полицаи. Вместо того, чтобы спрятаться в лесу с вилами и снять «шмайссер» с убитого фрица, мы напялили на рукав повязку с крестом и истово принялись заслуживать у оккупантов корову и земельный надел.
Мы — японская рок-группа, поющая на английском. Мы запятнали честь древнего самурайского рода, но это не станет для нас пропуском в чарты Биллборда.
Мы — самозванцы.

Признаком завоеванной свободы считается возможность поздно приходить на работу, либо не ходить на неё вовсе, проводя время в фитнесс-центрах, ночных клубах и борделях.
Мы разучились делать даже самые простые действия, не подвергая их ненужному анализу. Утренняя молитва у людей нового тысячелетия уступила место диалогу с «вторым я» у открытого холодильника. Мы научились относиться к продуктам, как к врагам, сразу оценивая потенциального противника на количество калорий и вредность. Итак, яйца, хлопья, бекон (сальмонелла, сублимат, холестирин). Раньше я давился йогуртом, успокаивая себя тем, что пусть невкусно, зато полезно. Съеденный йогурт был индульгенцией за пять сигарет. Позавчера я прочитал в GQ, что йогурт губительно влияет на мозг. Похоже, в наше время безопаснее всего курить.

У меня на кухне — с десяток хитроумных дивайсов для приготовления кофе. Итальянская эспрессо-кофеварка, армянская турка, вьетнамская ситечко-кастрюлька, французский пресс, американская фильтр-машина. Если бы ко мне в гости пришли вьетнамец, турок, американец и итальянец, каждый из них мог бы рассчитывать на аутентичный кофе. Но они не придут. Ко мне вообще не ходят гости. Зачем им ходить ко мне? Я не обсуждаю с ними икеевскую мебель и телесериалы, я не напиваюсь под ритуальные мужские разговоры о любовницах и бизнесе, мне плевать на женские истории о детях. Я не умею дружить. Я социопат.

Часто я смотрю в окно и представляю, как все эти дома внезапно сотрясает мощная взрывная волна от пару секунд назад сброшенной на Тверскую атомной бомбы. Тогда бы я выскочил на улицу и стал бы орать тебе в лицо — ну что, дождался, блядь??? Что ты видишь, умирая — аристоновский холодильник? Рено «Меган» турецкой сборки, зато первый взнос небольшой, страховка да, каско, салон — нет, я кожаный не стал делать? Ребенка, который в детстве мечтал быть космонавтом, а вырос алкоголиком? Ты прожил тридцать лет, ни разу не познав, каково это — пробираться влажными джунглями с калашниковым на шее или убегать берлинскими подворотнями от преследующих тебя агентов Ми-5. Все, что ты делал — старался вкуснее пожрать, больше выпить и изощреннее потрахаться. Оттяпать себе кусок пирога пожирнее. Ты — банальность, вчерашняя новость, дешевое повидло. Фак ю. Ёб твою мать.

Я хочу наброситься на тебя и вбивать зубы тебе в глотку, раня кулаки, разбивая твои челюсти в крошку. Добро пожаловать в реальный мир, ублюдок. Это станет для тебя настоящим переживанием, о да! И ты забудешь, что до этого главными потрясениями в твоей жизни были покупка дивана и смена самки. Ты ощутишь мою агрессию. Я убью тебя, потому что у тебя — моё лицо.


Это, по идее, оригинал. И упёрт он с воффки.ком
нашли что цензурой резать.