Настало время перебираться на новое место. Сцепку вагончиков закончили уже ближе к вечеру. Мирон завел свой Катерпиллер и импровизированный поезд тронулся в путь - следующая остановка верховья реки Няндони.
Неделю назад я, Митрич и Черныш пошли на поиски новой площадки. Тропинка вдоль реки казалась совершенно чужой в лесу. Кто ее протоптал? Зверье чтоли. Никто не ходит тут да и не ходил, так один-два раза. Или старатель черный , или геолог с планшеткой. Митрич рассказывал про могилки заброшенные. Встречаются они тут. Идешь по лесу и вдруг на тебе, с первого раза и не разглядеть, покосившийся крест полусгнивший с медной самодельной иконкой позеленевшей от времени. Люди приноровились эти иконки отколупывать и продавать ухарям каким-то. Митрич перестал рассказывать где он такие видел. Много народу тут полегло. А вроде место глухое. Однажды, говорит, на привале сижу чай пью и вижу там где река берег подмыла из вечной мерзлоты торчит наружу человеческая рука. Да ну! И чего сделал дальше? Да чего, присыпал землей, костер потушил и дальше пошел. Кто его знает , сколько он тут пролежал, может год, а может это родственник мамонта.
Мошка роилась вокруг лица , не кусала как в первый месяц, а так уже дружелюбно надоедала тыкаясь то в глаза то в уши. А Митрича она уже давно презирала или уважала держась от него на почтительном расстоянии. Черныш бежал тихо, то пропадая в лесу , то бесшумно выбегая из кустов напоминая о своем присутствии, иногда останавливаясь и глядел в глаза мне или Митричу ожидая неведомых нам команд, Не охотники мы, не понимаем что вот тут он соболя почуял а тут белку. Поглядев на нас Черныш с непониманием отворачивался и обиженный удалялся по своим делам. Ночевать решили на песчаном плесе. Время было еще не позднее когда закончив съемку мы решили сварить чайку. Митрич запалил костерок и пошел с котелком к огромной луже , оставшейся от весеннего разлива. Вернулся он в небольшом возбуждении. Там говорит ленок засел, пойдем стрельнем. Как это стрельнем? Рыбу разве стреляют? Митрич ничего не сказал и захватив ружье поскакал к луже, я за ним. Прибежав первым я долго глядел в обсалютно прозрачную воду. Камни и песок. Обманул старый пень! Да вон же он , Митрич ткнул пальцем прямо посредине лужи. Наконец я его увидел. Он занимал примерно четверть пространства, был просто огромный и взывал ассоциации с семейством китовых или на худой конец акульих( интересно есть такие семейства?). Метиться в него было не сложно. Митрич жахнул дуплетом. Еле вытащили мы этого монстра на берег. Вернувшись к костру ма обнаружили опрокинутый котелок и несколько пар следов изюбров которые пропахали наш бивак как те носороги. Жизнь кипела вокруг показывая нам только краешек своей деятельности. Черныш спал спокойно, даже во сне осознавая свою значимость в этом мире. Я прижимался к нему и его мерное дыхание и запах шерсти и огромные лапы гораздо толще моих рук и могучая спина на которую я положил голову даже во сне дарили чувство уверенности беззаветно любящего тебя верного друга готового умереть за тебя просто так, спасая твою никому тут не нужную жизнь.
И вот сидя в десятом вагончике я глядел в окно на медленно проплывающие в сгущающихся сумерках деревья. Движение мое по лесу в этом оплоте цивилизации было абсолютно несуразным, никчемным и напоминало движение маслянного пятна по морским волнам. Но для меня оно в тот момент было сродни магическому действию. Завораживало и я не мог оторвать свой взгляд от ночного пейзажа. Там откуда мы начали путь вечная мерзлота изрытая гусеницами превратилась в трясину, там куда мы держим путь соро станет точно также. Я сидел на лежаке и моя рука автоматически поглаживала маленького щенка, который спал и видел во сне свои щенячи сны.