Заложники чужой и злой забавы,
Солдаты подлой маленькой войны,
Мы были правы, беспросветно правы -
Той правотой, что тяжелей вины.

Нам убивать учиться было рано,
Но, с ночью и безумием на ты,
Сидящие у темного экрана,
Пьянели мы от этой правоты.

Спасаемые местью - не любовью,
Рисуя крест, ни капли не святой,
Отхаркивались гордостью, как кровью,
Давясь проклятой этой правотой.

Мы, возвратясь с заданья, как из бреда,
Ложились спать, и были сны чисты -
Охотники такого злого света
Хранимы мраком этой правоты.

И бог с тоской глядел с небес кровавых
На нас, навек застывших за чертой,
На тех, что так светло и горько правы,
Последней, самой страшной правотой.

*****



Кто-то отмечен и кто-то оплачен,
Взгляд будет злым и удар будет точным.
Девочка в школьной матроске заплачет -
Вновь никого в магазине цветочном.

Белый котенок на глупое счастье,
Чья эта тень? Привидения? Воры?..
Кто-то отмечен, а кто-то не властен
Ни отменять, ни менять приговоры.

Оперативок бестрастные строчки,
Гордые речи, прощанья, проклятья.
Вновь никого в магазине цветочном -
Вайсс на заданье, а девочка плачет.

Кто кого предал, да ну это к черту!
Город не скажет, где были мы ночью,
Сталью крест-накрест чей мир перечеркнут?
Нет никого в магазине цветочном.

Нет никого здесь, и девочка плачет,
Белый котенок сбежал, оцарапав...
Кончился дождик и воздух прозрачен.
Роз лепестки тихо падают на пол.

***************

Снова умер, но, наверно, ненадолго.
Я давно кричать умею только молча.
Ничего во мне, пушистеньком, от волка
Но на свете стало холодно по-волчьи

Эта бедная луна над этажами
Охранять меня, бездомного, устала.
Мне, пушистому, нестрашными когтями
От судьбы самой отбиться шансов мало.

А над городом пронзительное небо,
А над городом апрель в январь играет...
Мне на небо уповать совсем нелепо -
Для котят ведь не бывает в небе рая

Ну, а дом? А он всего лишь только снился
Той одной почти что тёплой летней ночью.
А казалось - я почти что научился
Выдираться из капкана одиночеств...

А казалось, я домучился, дорвался,
Будет мне матрасик мягонький и блюдце...
Облака кружатся в бесконечном вальсе,
Знают истины и надо мной смеются...

*************

В нашем аду всего-то четыре круга.
В нашем раю темно и воняет гнилью.
На перекрёстке насилия и бессилья
Слишком легко в зеркалах не узнать друг друга.

Слишком привычно позабывать молитвы,
Слишком привычно прятаться за словами...
Розы качают глупыми головами
Вслед уходящим в ночь на чужую битву.

В наших глазах слишком много усталой стали,
Мы говорим о незначащем, пряча взгляды.
Натанцевавшись с безумием до упаду
Спим безмятежно, как даже детьми не спали.

Смерть - это даже, наверно, чуть-чуть забавно,
Боль - это слишком привычно, чтоб быть заметным.
Город роняет неверные пятна света
Вслед уходящим в ночь за последней правдой.

В наших руках справедливость котёнком - гладим.
Боженька в небе, наверно, устал смеяться.
Но всякий раз получается возвращаться,
Значит, Он всё же нас любит чего-то ради.

Значит, нас всё же боится призвать к ответу
Тьма, у которой мы отняли клок всевластья.
Розы головки клонят, желая счастья
Нам, уходящим в ночь, чтоб успеть к рассвету.

*******************

К пятой серии.

А бог наверно есть. Но в него не верю -
Он никогда еще меня не сохранил.
В очередную ночь распахиваю двери -
Я уходить привык. Я часто уходил.

О лезвие шоссе ладони ранит ветер,
О лезвие шоссе, пронзающее даль...
Что? Я живу в аду? А я и не заметил,
Отметил только как я больно взрослым стал.

Ты мог убить меня, но вышло по иному,
Наверно, я теперь у вечности в долгу.
Не ты, а я в замке вращаю ключ: "Я дома!",
Не я, а ты лежишь на сонном берегу.

По лезвию шоссе стекала кровь заката,
По лезвиям когтей стекала кровь врага,
Врага, что угощал мороженым когда-то,
Врага, с которым я с английского сбегал.

Я обойдусь без слез, все правильно, не так ли?
Он был мои врагом, и поделом врагу...
На лезвие шоссе, тяжелое как капля,
Дурацкое "прости" само упало с губ.