Он был совершенно бесполезен, и часто об этом догадывался, каждый раз находя одиннадцать оправданий своему тщетному бытию. Из депрессии его, словно на механических горках, выбрасывало на вершины дуги благодати, тогда он просто был счастлив — а если и не счастлив, то наполнен, совершенно теряя голову, когда его скоростной вагончик втягивало в мёртвую петлю. В такие мгновения он забывал о своей никчёмности, потому что забывал про всё вообще. А в другое время — помнил.

На городских улицах он слонялся совершенно лишним, никоим боком не вписываясь в большую систему. В системе людей он был случайно залетевшей кометой из не открытого астрономами созвездия. Может быть, когда-то он ещё надеялся влиться в группу, неважно, какую, и стать полноправным членом банды. Тогда бы он мог с гордостью назвать себя таким-то и таким-то, не думая больше о смысле себя. Учёные вычислили бы его орбиту и присвоили номер — что ещё нужно для счастья! Иногда его заносило в какие-то сообщества, но и там он чувствовал себя не на месте. Тогда он искал другие — кочевал, мотался, но не находил. И не удивительно — ведь он был бесполезен.

Никому от него не было проку. Он делал разные дела, иногда полезные, но их с трудом хватало, чтобы только оправдать саму его жизнь, чтобы только обусловить факт его физического существования.

Над ним всегда смеялись. Бывало, что открыто, бывало, что только за спиной. Девочки и мальчики, дяди и тёти, дома, автобусы, фонари, школьные тетрадки — презрительно щурились, снисходительно улыбались — так много, что он очень скоро к этому привык, и перестал обращать внимания на то, какие он вызывает ощущения. Наверное, он был смешным, а может быть, все были дураками, или Мураками, или — возможны варианты. Он привык — и это стало нормой. И всё-таки ни на грош не прибавляло смысла его жизни.

Он не был ни красивым, ни в особицу уродливым, ни слишком вычурным, но и не таким, как все. Ему хотелось скрыться, провалиться под землю, быть ундергроундом. И если бы изобрели шапку-невидимку, он бы конечно сразу же её добыл. Только и в этом тоже не было нужды. Его и так никто не замечал.

Он убеждал себя, что хочет прославиться, чтобы о нём заговорили, но на самом деле, ещё больше он желал бы найти своё место. Его вера менялась раз в три года, но единственное, во что он верил всегда — что где-то есть его место, специально для него, ему просто надо найти его, и перестать быть ненужным. У него не возникало особых предположений, что именно за место это должно быть, и он бы, наверное, принял его в любом виде. Но места в большой системе для него не существовало. Он был бесполезным.

Что он пытался делать — так просто замазывать щели. Это, конечно, тоже не имело никакого смысла, и никому не было нужно, но быть совсем без занятия он не мог. Так, он замазывал щели, заполняя краской мелкие трещинки между великими произведениями художников, забивая минорные ноты между строк известных партитур, придумывая недостающие слова, которых не хватало между тысячами рассказов и повестей на одну и ту же тему... Иначе тема осталась бы с пустотами, а земля не терпит пустоты.

Утрами он вылезал на работу из-под земли, а вечером снова возращался в свой ундергроунд, не забывая прошептать перед сном одиннадцать оправданий своему бесполезному существованию. Потом засыпал очень беспокойным сном, и всегда, почти всегда ему являлись яркие-яркие сновидения. Он видел одни и те же места — места, где он нужен, где его жизнь могла бы иметь значение, где он мог бы делать пользу. Это было просто игрой его подсознания, он знал это, потому что читал иногда труды разных учёных. И всё-таки каждое утро его будило солнце, и он вставал, потому что утро. А смысла не было, и неоткуда было взяться, ведь он был совершенно бесполезен.

всё решится потом, для одних Он никто
для меня — Господин
я стою в темноте, для одних я как тень
для других — невидим

я танцую не в такт, я всё сделал не так
не жалея о том
я сегодня похож на несбывшийся дождь
нерасцветший цветок

назову тебя льдом, только дело не в том
кто из нас холодней
всё никак не понять что же ближе:
земля или трещины в ней?

я невидим
наши лица — как дым
и никто не узнает, как мы победим...

Current music: Пикник - Я невидим