— Прости, внучек. Здесь свободно?
Даня машинально кивнул и с любопытством взглянул на человека, впервые за все это время обратившего на него внимание. Рядом присел дед в наглухо застегнутом пальто и меховой шапке. Он был какой-то фриковый. На улице всего лишь конец августа, а этот чудак неслабо утеплился, как будто собрался на Северный полюс. Хотя одноклассник Женька Леонтьев однажды рассказывал, что старики даже в жару мерзнут. Кровь уже не греет, потому и ходят круглый год в шубах и зимних сапогах.
— Ну, что? Будем знакомиться? Меня зовут Федор Иваныч, — обращаясь к нему совсем как к взрослому, равному себе, представился дед.
Даня мгновенно насторожился. Родители и учителя постоянно предупреждали об осторожности с незнакомцами. Нельзя вступать в разговоры, брать сладости и деньги, садиться в машину, чтобы покататься, и идти на квартиру, чтобы позависать на компьютере в сети. На улицах полно всяких извращенцев, готовых накинуться на беззащитного ребенка и сделать с ним что-нибудь ужасное. Но сейчас ему было очень одиноко и, что скрывать, страшно. К тому же, на соседних сиденьях полно людей, а у выхода с важным видом стоит толстый, усатый полицейский в фуражке. Что может угрожать ему в такой ситуации? И, вообще, дед настолько древний, что еле на ногах держится.
— Даня, — наконец решившись, ответил он.
— И давно ты здесь сидишь, Даня? — поинтересовался дед.
— Наверное... — неожиданно он растерялся. — Не помню... почему-то ничего не помню. Мы возвращались из санатория, отдыхали на море. В Сочи. Там было просто супер. И на вокзале я отошел к киоску, мама попросила купить журнал. И все... Потом в голове все перепуталось, и какой-то туман.
— Понятно. Я тоже там был, сидел на скамейке возле киоска. Иногда в такие моменты ненадолго отшибает память. Не переживай, внучек, разберемся, что к чему. Я пригляжу за тобой.
Даня непонимающе нахмурился, но промолчал. Внезапно стрелка на больших круглых часах, висевших на стене, с громким звуком сдвинулась на одно деление. Где-то под потолком засвистело, заскрежетало, захрипело; и из динамиков прозвучало объявление: "Поезд под номером 25.08.01ММ прибыл на второй путь. Стоянка - пять минут. Посадка с левой стороны перрона".
С сидений в разных концах зала поднялись пассажиры. Больше всего было пожилых людей, а также мужчины, женщины - среди них две беременные и одна с новорожденным младенцем, дети и подростки разных возрастов. Все они, не говоря ни слова, дружно поспешили на выход. В этом молчаливом дисциплинированном исходе чувствовалось нечто безысходное и неотвратимое. Нечто зловещее. Да и вообще на вокзале как-то слишком тихо, вдруг понял Даня и непроизвольно поежился.
— Скорее всего, следующим придет наш поезд. Осталось недолго подождать, внучек, — негромко сказал дед.
— А я никуда не собираюсь ехать, — задиристо ответил Даня. — Я жду маму и папу. Они скоро придут, и мы вернемся домой.
— Любишь их? — спросил дед.
— Да! И Бабая люблю, и Валю.
— Это правильно. Надо любить своих близких, пока есть время. Никогда не знаешь, когда истечет назначенный срок, — одобрительно сказал дед и пристроил морщинистый подбородок на набалдашник трости. — Я вот тоже своего правнука любил, никого так не любил. Не спал ночами, укачивал его, пеленки менял, все отдавал ему. А потом он вырос, стал гонять меня и пенсию отбирать. Так-то он был хороший, добрый мальчик. Это я виноват: где-то проглядел, что-то упустил. Но все кончается, когда-нибудь все кончается, внучек.
Даня сердито поджал губы и демонстративно отвернулся в другую сторону, засунув руки в карманы шорт. Достал уже этот дед, постоянно говорит загадками и о чем-то грустном. А у него и без того паршивое настроение. Как же он устал, и до чего же хочется очутиться дома. Он даже постарается стать хорошим и послушным: исправит все двойки, не будет прогуливать школу и прекратит дразнить Валю. И с Бабаем будет гулять, и по дому помогать. Он, правда, постарается изо всех сил. Почему же мама с папой не приходят за ним? Куда они подевались?! Даня посмотрел на разбитую коленку, которая никак не хотела заживать, и поморщился. Ранка выглядела нехорошо.
Вновь громко щелкнули часы, нарушая мертвую тишину, и равнодушный, неживой голос сообщил о посадке на очередной поезд. Даня испуганно подскочил с сиденья и огляделся вокруг. Зал опять был заполнен ожидающими, которые появились словно из ниоткуда. Теперь они, тихо шаркая, дружными шагами направлялись на перрон.
— Нам пора, — тихо произнес дед.
— Я ведь сказал, что никуда не пойду, что вам еще не понятно? — Даня исподлобья взглянул на него, готовый сопротивляться до самого конца.
— Пойдем, внучек, так будет лучше. На этот поезд лучше не опаздывать. Я не желаю зла. Поверь мне.
Дед вздохнул и протянул ему морщинистую ладонь. Глаза у него были усталые и больные, как у побитой собаки; и в то же время выжженные изнутри, присыпанные пеплом. И Даня словно загипнотизированный вложил свои пальцы в дрожащую ледяную руку.

Они вышли на пустой перрон, по которому ветер гонял обрывки газет, щепки и какие-то тряпки. Электронное табло на столбе мигало, показывая число "двенадцать". На путях стоял состав, как две капли воды похожий на тот, в котором Даня возвращался домой. Все двери были распахнуты настежь. Они поднялись друг за другом по истертым железным ступенькам, зашли в ближайший вагон, прошагали по коридору с размалеванными дверями и немытыми окнами и зачем-то вышли с другой стороны. Снаружи на них обрушилась осень. Моросил дождь, дул пронизывающий ветер, раскачивая пожелтевшие кроны деревьев, но Даня не мерз, несмотря на легкую одежду. Дед деловито огляделся по сторонам, взял его за руку и куда-то повел по узкой асфальтированной дорожке.
— Где же это? Неужто запамятовал? Вот же старый дурак, — зорко осматриваясь по сторонам, пробормотал он себе под нос. — Так, вроде бы вспомнил. От этого дерева налево, и скоро придем. Не волнуйся, внучек, доставлю тебя в лучшем виде.
Даня молча шел рядом, смахивая с лица дождевые капли. Спрашивать о том, куда его ведут, внезапно расхотелось. Непонятно почему, но он, кажется, поверил, что дед не станет причинять вред.
— Ну что, Даня, вот мы и пришли. Ничего не бойся, подойди поближе и все поймешь. — Прервал его невеселые размышления дед. — А я пойду к себе. Тут недалеко, так что я не прощаюсь, еще увидимся, внучек.
Он помахал рукой и, тяжело опираясь на трость, двинулся дальше. Даня проводил взглядом сгорбленную фигуру в тяжелом пальто, подошел к мокрой плите, увидел свое лицо, высеченное на граните, и прочел надпись:
"Данечке, любимому сыну и брату, от родных и близких.
Помним, любим, скорбим.
Ты навсегда в наших сердцах".
И чуть ниже две даты, мерцающие тусклым золотом. И венок с лентами. И свежие цветы в вазоне. И тарелочка с печеньем. И плитка его любимого шоколада. И банка кока-колы.

И тогда Даня все вспомнил. Счастье из-за хорошего проведенного времени. Каникулы. Лето. Солнце, море и пляж. Высушенную морскую звезду и раковину, переливающуюся перламутром. Вредную девочку Марину из соседнего корпуса в санатории. У нее была забавная ямочка на правой щеке и рыжая челка. Радость из-за возвращения домой и предвкушение встречи с друзьями и Бабаем. Шумный вокзал. Взрыв в пассажирском вагоне, стоявшем напротив газетного киоска. Панику, крики, слезы. Боль. И кровь, кровь, кровь, очень много крови. Телевизионные репортажи о бесчеловечном теракте на железнодорожном вокзале, списки жертв, бравые отчеты различных служб о проведенном расследовании. Трехдневный траур, объявленный в области. Морг, опознание, похороны. Глухой стук земли о крышку гроба. Пустоту, темноту и холод. Недолгую печаль друзей. Неизбывное горе близких. Слезы мамы, беспомощное молчание папы в ответ на вопросы Вали и звериную тоску Бабая. И тогда Даня вспомнил, что сорок дней тому назад умер. И с небывалым облегчением понял, что наконец-то он нашелся и больше никогда-никогда не потеряется.

Жили-были в законном браке Людмила Александровна и Петр Семенович Одинцовы. Сошлись эти граждане, будучи студентами, в процессе встреч и интимных свиданий очень сильно понравились друг другу и потому, долго не раздумывая, окольцевались в загсе. После символического действа, не мудрствуя лукаво, начали претворять в жизнь программу максимум. Кушали суп с фрикадельками и пили чай на кухне; исправно покупали ложки, вилки, ножи, телевизор, второй телевизор, всяческую мебель; взяли кредит на покупку машины; настрогали в уютном полумраке спальни мальчика и девочку; каждые выходные выезжали на дачу; раз в два года посещали какой-нибудь заморский курорт. Петр Семенович не любил тещу. Людмила Александровна не переваривала свекровь. Все было как у людей. Сплошное незамутненное счастье. Впрочем, о карьере тоже не забывали. Она имела репутацию прекрасного гинеколога и полностью оправдывала ее. Он пошел на государственную службу и трудился в городской мэрии на благо родного города, не забывая о семейном бюджете. Дети росли здоровыми, умными, радовали родителей хорошим аппетитом и отличными оценками. В общем, была у Одинцовых не жизнь, а рай в домашнем интерьере.

Но не бывает всегда и все хорошо. То есть хорошо-то бывает, но не всегда. Или не все. Как ни печально семейное существование подвержено катаклизмам. Как это происходит? Неожиданно ясный небосклон затягивает тучами, налетает буря и сметает хрупкое жилище; сыплется град и пробивает крышу дома; или ударяет молния и поджигает все вокруг, оставляя после себя выжженное пепелище. По Одинцовым паровым катком проехалась служебная карьера вкупе с кризисом среднего возраста. Внезапно, но, в принципе, вполне предсказуемо, Петра Семеновича повысили. Зарплата неимоверно выросла, и вместе с ней заколосились многочисленные запросы. Большой чиновник огляделся по сторонам и увидел огромное количество дам, не охваченных его вниманием.
Как же так, подумал Петр Семенович. Что-то я упустил. Нет, жалеть не о чем. Людочка, Сереженька, Мариночка — путеводные огоньки на тропе к дому. Только надо ли мне, подобно тупому волу, туда тащиться? Вопрос серьезный... Ведь в приемной сидит секретарша Лидочка. Ах, какая девушка! Красный диплом, ноги как у модели, голубые глазки. Блеск! А Ирма Леонидовна из отдела кадров? Ах, какая женщина! Французские духи, пышные прелести в декольте, сказочные бедра. Шик! Надо что-то делать, мысленно подытожил он и запустил бумажный самолетик, сложенный из прошлогоднего отчета, в потолок.
Надо сказать, Петр Семенович недолго искал решение. Процесс ускорило явление Лидочки с подносом, на котором она разместила чашечку крепкого ароматного кофе, сахарницу, изящные серебряные щипчики и соусник со свежими сливками. Над всем этим великолепием порхала смутная загадочная улыбка молоденькой секретарши.
Какая роскошная задница, восхитился Петр Семенович и окончательно решился на разговор с женой. Но прежде стоило обезопасить личный тыл от каких-либо неожиданностей. Этим он и занялся в первую очередь.

— Что? Чего ты хочешь, Петя? — устало спросила Людмила Александровна и близоруко прищурилась.
— Хочу развод, — терпеливо повторил Петр Семенович.
Он мудро рассудил, что поликлиника будет наилучшим местом для такого непростого разговора. Здесь жена вряд ли закатит скандал, а домой он не собирался возвращаться.
— Прошу полюбовного развода. Квартиру я уже купил, вещи сегодня перевез. Машину и дачу оставляю вам, буду платить алименты и не только. О детях не забуду — ты даже не думай ничего плохого. Не тащи только сор из избы. Если испортишь мне карьеру, то сама понимаешь, материальная помощь будет в мизерных размерах.
— А по какой причине ты хочешь развестись? — спокойно спросила Людмила Александровна.
Тут Петр Семенович засмущался и покраснел как мальчишка.
— Понимаешь, Люда, наши отношения давно изжили себя, любви давно нет, живем по привычке. Хочу попробовать что-нибудь новенькое.
— Понятно. Погулять, значит, хочешь. И что, надо обязательно разводиться?
— Люда, ты же знаешь, я никогда не был сторонником полумер. Мне нужна полная свобода действий, поле для маневра и все такое.
— Ясно. Хорошо, получишь свой развод. Только вот что, Петя, не надо алиментов.
— Как же не надо, — запротестовал было он.
— Не перебивай меня, пожалуйста, — осадила Людмила Александровна. — Детей я отдаю тебя и сама стану оплатить за их содержание.
— Что?!
— Забирать буду на выходных. Так и договоримся.
— Э...
— И смотри мне, Петя, чтобы никаких блядей в доме. У тебя на руках наши дети. И никаких полуфабрикатов. У Сережи гастрит, ты знаешь. И следи за учебой. Это их будущее, нельзя запускать. У Мариночки не очень хорошо с математикой, придется помогать.
— Но Люда!
— Все! Пока-пока, ты меня и так от работы оторвал. У меня в кресле лежит клиентка в порнографической позе.
И Людмила Александровна стремительно пошла прочь, кивая на ходу проходящим коллегам, а Петр Семенович остался стоять с открытым ртом посреди коридора. Она свернула за угол и исчезла. Но через минуту зазвонил телефон. Он вытащил сотовый из кармана и ответил на вызов.
— Петя, я договорюсь о перевозке детских вещей прямо сегодня, — сладким голосом пропела Людмила Александровна. — Ты давай, наведи у себя порядок, чтобы все было на высшем уровне. Еще раз пока-пока.

Спустя пару месяцев Людмила Александровна, да что там, Людочка, помолодевшая, посвежевшая, заскочила в гости к бывшему супругу. Дав развод, она первым делом села на диету, в кратчайшие сроки похудела, обновила гардероб, пошла на курсы повышения квалификации. Следующим пунктом занялась личной жизнью. Завела бурный роман с заведующим поликлиникой, попутно на сайте знакомств встретила молодого человека и кокетничала с ним посредством веб-камеры, раздумывая, переходить ли на живое общение. Скучать было некогда.
Петр Семенович возился на кухне и злобно зыркнул на весело щебечущую супругу.
— Да-да, я знаю, что пропала, не отвечала на звонки и не забрала Мариночку и Сережу на выходные. Но знаешь, Геннадию Иванычу по знакомству предложили горящие билеты в Таиланд. За полцены. Представляешь?! Когда бы еще выпала такая возможность? Петя, я побывала в сказке! В общем так. Сейчас мне некогда, надо бежать на работу, а вечером зайду и принесу подарки. Я купила тебе очень милую прихватку и набор полотенец. Оценишь. Дома есть кто?
— Марина, — мрачно ответил Петр Семенович.
Мясорубка жалобно скрипела под тяжелой мужской рукой. На ужин намечались котлеты.
— Отлично! Пойду, расцелую мою детку, — обрадовалась Людмила Александровна и, дробно застучав каблуками, выскочила из кухни.

Петр Семенович печально вздохнул, сполоснул руки, не заморачиваясь, вытер их о передник, присел на краешек стула и стал гипнотизировать металлический бок чайника. Личная жизнь... присутствовала. Завязался вялотекущий роман с Лидочкой, причем он подозревал, что был у нее не единственным спонсором. Ирма Леонидовна дала от ворот поворот, сказав, что ей не нужен любовник с детьми на руках. Она, мол, женщина дорогая, и знает себе цену, то есть ей нужно отдавать всего себя. А что можно отдать, когда вечером надо бежать домой, готовить диетическую еду, убирать в квартире и проверять уроки у двух малолетних лбов? Нанятой домработнице дети дружно устроили бойкот, и она уволилась через неделю. Да и вообще зарплата оказалась не такой уж и высокой, как казалось вначале. Потом еще танцевальный кружок, футбольная секция и родительские собрания в школе. И родители нападают с упреками, что разрушил семью, и отказываются лишний раз присмотреть за внуками, ибо нечего бегать и крутить шашни со всякими потаскухами. Между тем, бывшая кинулась в блядство и ничего: цветет и пахнет. Нет, совсем не так он представлял себе свободу.

— Папа! — громко крикнула из комнаты дочка. — У меня сложение в примере не сходится. Помоги!

Петр Семенович тяжело вздохнул, встал из-за стола, повесил передник на крючок и пошел вспоминать математику за третий класс. Знал бы он, какой сюрприз преподнесет ему сын, когда подрастет, то, наверное, сбежал бы со свободы в монастырь. Однако коварная судьба молчала и не подавала никаких знаков. Разве что учительница танцев очень хвалила врожденный артистизм и пластичность Сереженьки, но Петр Семенович, вконец измотанный жизненными проблемами, не придал сему настораживающему факту особого внимания. Некогда внимать намекам свыше, когда ужин на носу, и по углам сидят голодные дети.

После математики надо было жарить котлеты.

Вот и крошка Бамбина, приписанная от рождения к семейству Шнапсов-Глювайнов не была исключением. Как только она не пыталась расшевелить толстозадого папашу Ганса, пухлощекую мамашу Барбару и перезревшую в постылом девичестве дочурку Лизхен. Вытряхивала пепел из трубки в утренний кофе, щипала дам за бока и филейную часть, воровала прошлогоднее печенье из жестяной коробки и разбрасывала по всему дому. Решилась на отчаянный шаг, и рисовала жирной сажей усы на личике Лизхен прямо во время свидания с очередным кандидатом в супруги, после которого какой-нибудь Хельмут, Бруно или Карл больше не появлялся на пороге. А эти твердолобые людишки даже ни разу рассмеялись. Что уж говорить о какой-то благодарности?
Бедняжка стыдилась появляться на ежегодном празднестве, традиционно проводимом в городке Линдау под рождество. А ведь там бывало так весело. Феи и духи собирались на заднем дворе трактира дядюшки Зоммера, надирались пивом и шнапсом, и закусывали жареными сосисками. После пира они безбожно бузили, похвалялись подвигами на ниве озорства, гоняли по двору облезлого петуха Броммеля и накручивали хвостик почтенного хряка из семейства Шпандау. Но все эти скромные радости не грели сердце Бамбины. Не хвалиться же, право слово, красным, перекошенным от гнева лицом папаши Шнапса или зареванной Лизхен, воющей об очередной неудаче в личной жизни?

Так и получилось, что накануне двенадцатого дня рождения, а для вашего сведения - дух Озорства появляется на свет в Рождество, Бамбина осталась одна-одинешенька в пустом доме. Хозяева нарядились и ушли на богослужение. Она же уселась прямо на столе среди печенья, елочных игрушек и зажженных свечей, опустошала запасы пунша, кидалась конфетными обертками в наряженную елку, и ругалась, как извозчик.
— Да крыла моего не будет на этой пафосной пьянке! — злобно рычала Бамбина. — Сейчас они, наверное, вскрывают конверт и называют имя лучшего духа уходящего года. Никогда мне не получить засахаренного скорпиона в награду за успешную деятельность. Ну, почему я такая несчастная? Зачем Шнапсы такие альпийские бараны? Вот возьму и повешусь! — она размахнулась и бросила красный шар. Он упал на пол и разбился, разлетевшись на десятки сверкающих осколков.
— Бамм-бамм, — вдруг пробили старинные часы на стене и прогудели. — Бамммбина слишком шаловлива!
— В точку! Ку-ку, ку-ку-ку. В точку! Ку-ку, ку-ку-ку, — с трудом протиснувшись на резное крылечко, согласилась жирная взъерошенная кукушка.
— Ой, да заткнитесь! — невежливо ответила Бамбина и кинула печенье.
Оно попало точно в клюв кукушки и мгновенно исчезло, прокатившись комом по зобу. О, если бы фрау Барбара находилась сейчас в гостиной, то разгадала бы тайну исчезновения сладостей. И не удивлялась бы, почему в последнее время кукушка не выскакивает из часов, а лениво выползает, и, сбиваясь со счета, отсчитывает время.
— Тебе, гробик на стеночке, оборву гирьки! И скажу, что так и было. А ты, волосатое чудовище, — Бамбина обратилась к кукушке, — сядешь у меня на диету и никакого коньяка! Будешь избавляться от целлюлита.
Та обиженно хрюкнула и скрылась, громко хлопнув дверцей. А часы продолжили обсуждать поведение распоясавшейся Бамбины с рождественской елью. Она молчала, но согласно взмахивала пушистыми ветвями, и неодобрительно косилась на нарушительницу спокойствия.
— Шалит. Бузит. Хамит. Чудит, — бубнили ходики. — Старших не уважает. Женихов от молодой хозяйки отваживает. Мое масло разбавляет пивом. Я потом безбожно отстаю и хозяин сердится.
— Ррргав, то есть подерживаю, — поднял голову дог Рекс. — Недавно я , старый закаленный вояка, чуть не сгорел от стыда, проснувшись в кружевном чепчике. Месяц покою не было. Потешалась вся округа. Даже только что высиженные цыплята. А у меня, между прочим, намечалось свидание с пуделихой Лили-Марлен. И в результате я одинок, а красотка крутит любовь с таксой из соседнего двора.
— Именно так, чистая правда, — мерцая и отбрасывая глубокие тени на стол, согласились свечи.
— Да пошли вы много раз, — презрительно фыркнула Бамбина и залила пуншем ближайшую свечу.
В гостиной раздались возмущенные вопли. Стрелки в часах бешено завертелись, ангел на вершине ели уронил свою палочку, Рекс грозно зарычал, шары испуганно раскатились в разные стороны, свечи разрыдались и оплыли. И вдруг. Бабах. С громким звуком раскрылась тяжелая книга. Ее прислал в подарок на Рождество деловой компаньон Шнапса из Италии.

— Какой хорошенькая бимба! — со страницы вспорхнула черноволосая фея, подлетела к Бамбине и попыталась заключить ее в объятия.
— Но-но, ты кто такая? — ловко увернулась та. — На каких основаниях ты тут, вообще, пристаешь? Виза у тебя имеется?
— Я фея Любви. Мой имя Карла. Меня прислать из прекрасной солнечной Италии, чтобы помогать фройлян Шнапс устроить свою судьбу и соединить капиталы Шнапсов и Ринальди. Но я видеть, что не только человек из ребра Адама несчастный в этом доме! — ответила фея, схватила Бамбину в охапку и прижала к пышной груди.
— Эй, макаронница, отвяжись! — она вырвалась из удушающих объятий и взмыла над столом.
— Ну, идти же ко мне, крошка! Я подарить для тебя поцелуй любви и страсти!
— Целуй лучше Рекса, развратница! Он одинок и жаждет любви, — Бамбина уселась на крышу ходиков и сложила крылья.
Фея взглянула на дога, стоявшего в боевой стойке, и презрительно скривилась.
— Пфе. Я не любить грубых волосатых мужланов. Я любить маленьких нежных малюток. Целовать, обнимать. Иди же ко мне, аморе мио!
— Это Рекс-то волосатый? — изумилась Бамбина. — Глаза раскрой, эмигрантка! Наша псина красавчик! Ты только посмотри какие уши.
Дог завилял обрубком хвоста и стал принимать завлекательные позы под взглядами двух дам. Ему очень даже понравилась зрелая красотка.
— Нет, — мельком взглянув, твердо ответила Карла. — Я все равно не любить грубых мужланов. Я дарить любовь тебе...

Когда Шнапсы вернулись из церкви, их ожидал неприятный сюрприз. Испуганный дог на верхушке ели, часы, перевернутые вверх тормашками, разлитый пунш и сладости вперемешку с елочными игрушками на столе. Фрау Барбара, охая и стеная, разгребала рождественский бардак, который в дальнейшем превратился в ежедневную традицию. И в другое время это стало бы источником грусти и жалоб. Но спустя пару месяцев Лизхен обрела счастье с молодым Томазо Ринальди. Через год молодые подарили старикам первого внука, затем второго и третьего. С тех самых пор в доме Шнапсов зашкаливал счетчик Радости, и Бамбину год за годом выбирали лучшим духом Шалостей и Озорства. И если бы не настойчивые домогательства нахальной Карлы, ее счастье было бы полным. А так ей приходилось каждую ночь прятаться в домике у кукушки, чтобы избежать поцелуев и объятий, импортированных из солнечной Италии. Что можно сказать по этому поводу? Любовь не всегда бывает взаимной. Но засахаренный скорпион - изысканный деликатес. И сей факт несомненно может служить небольшим утешением.

Этот день отличался от предыдущих восьми. Цветущая поляна, щедро расцвеченная солнечными бликами, продуваемая морским ветром, так походила на Рай*, где семейство Харгривсов отдыхало каждое лето, что Алисе на какой-то миг показалось, будто вернулся прошлый август. Она тут же вспомнила мальчика Харольда, с которым познакомилась по приезду на курорт и мгновенно подружилась. Потом были совместные прогулки по пляжу, догонялки, прятки, постройка песчаных замков, мгновенно смываемых волнами. Горячий песок, просачивающийся сквозь пальцы, и холодный фруктовый чай на террасе. В памяти всплыла фантастическая ссора, закончившаяся целомудренным поцелуем и примирением. Расставаясь, они обменялись подарками на память и обещаниями встретиться в Рае на следующее лето. Но теперь она знала, что никогда больше не увидит Харольда. В холодном январе он умер от инфлюэнцы, и родители Алисы решили скрыть это горестное известие, чтобы не расстраивать ее. Она случайно услышала их разговор и плакала несколько ночей, держа в руке белую раковину, которая напоминала об ушедшем лете. И в какой-то момент поняла, что совсем забыла лицо Харольда.

Сейчас же, ступая по мягко пружинящей изумрудной траве, Алиса снова вспомнила своего белокурого друга: его серые глаза, улыбку, ямочки на щеках и мягкий смех.
— Иди прямо, — неожиданно пропел над правым ухом тоненький смешливый голосок.
Она вскинула голову и увидела маленький цветущий кактус в керамическом горшочке. Цветок неподвижно завис в прозрачном воздухе, взмахивая стрекозиными крыльями, мягко светящимися в свете заходящего солнца.
— А почему я должна тебя слушать?
— А почему бы и нет? — нахально ответил кактус и показывал длинный зеленый язык, усеянный колючками. — Притащилась сюда без спроса. Топчешь траву. Смотришь на все. Бесплатно. Еще и споришь, упрямица.
— В первый раз вижу такой невоспитанный цветок, — удивилась Алиса. — Вы даже не представились даме, любезный сэр! Где же Вы воспитывались?
— Я не воспитывался, глупая! Меня посадили и вырастили на твоем подоконнике. Надо же какими дурочками бывают девчонки! Так идешь прямо? Или будем спорить? — горшочек резко взмыл ввысь, описал широкий круг в воздухе и приземлился на ее плечо, вцепившись коготками в платье.
— Я последую Вашему совету исключительно из вежливости, которую мне привили мама и папа, — Алиса аккуратно взяла горшочек в руки. — А вашим воспитанием мы займемся позже.
— Ну-ну. Дерзай, садовница, — иронично ответил кактус, широко зевнул и непонятным образом свернулся в пушистый клубок у нее в ладонях. — Ты иди, а я пока вздремну.

Через пару шагов, стаю грустных птиц, колыбельную, звучащую голосом мамы, и соленую влагу на лице Алиса вышла к озеру. Странно, подумала она, в воздухе чувствуется запах моря. В этот момент из ее рук выскользнула юркая зеленая ящерица, невесомо скользнула по траве и нырнула в воду, взмахнув хвостом. Алиса же замерла на месте при виде юноши с серыми глазами, в котором она увидела взрослого Харольда, каким тот мог бы стать лет через пять, если бы не покоился на маленьком кладбище на севере Англии.
— Здравствуй, Алиса. Ты принесла раковину, которую я подарил?
Прекрасный юноша в белом мундире с золотыми эполетами на плечах подошел к ней, поцеловал руку, повел к озеру и усадил на самом краю берега. Она взглянула на свое отражение и разочарованно воскликнула.
— У меня веснушки! И волосы опять рыжие! Почему? Все не так.
— Да нет же, все правильно. Именно так и должно быть, в этом озере ты видишь свой облик в глазах любящего, — голосом Харольда ответил белый Единорог, отражавшийся в серебряной глади озера. — Самое прекрасное, что в тебе есть — это душа, которую я вижу в твоих глазах, твоя улыбка, твоя доброта. Тебе вовсе не нужны золотые локоны, голубые глаза фарфоровой куклы или вышколенные воспитанием манеры. Я люблю тебя настоящей, — он протянул ей маленький камушек. — Взгляни-ка, я сохранил твой подарок. И никогда не забывал тебя.
— Значит, теперь мы навсегда вместе?
— Все будет так, как ты захочешь, — кивнул Харольд. — Не желаешь прокатиться верхом и познакомиться со своим королевством, госпожа?
— На белом Единороге?
— Всегда и везде только на Единороге. Я очень ревнив, — сказал он, смахивая прядь волос со лба.
— Ну что же. Я как-нибудь смирюсь с твоей ревностью, со своими веснушками и медной проволокой вместо шелковистых локонов. Но наглые кактусы не потерплю, — заявила Алиса, изящно подавая руку. — Буду перевоспитывать.
В тот же миг над озером взвился фонтан брызг. А зеленый крокодильчик показал им длинный колючий язык, фыркнул, вредно ухмыльнулся и скрылся в глубине серебряного озера.

* Рай (Rye), английский курорт, расположенный в графстве Восточный Сассекс в Англии.

— Ты толстая, — сказал он.
— Да ну.
Наталья лежала на диване и читала очень интересную книгу про любовь. Брутальный мачо всячески спасал прекрасную героиню. Сначала из пасти акулы, потом от клыков и когтей горного льва и под конец от уз ненавистного брака. Освобождение происходило под аккомпанемент знойного танго.
— Ты толстая, толстая, толстая! — патетично воскликнул Вадим, привалился сбоку и положил голову на ее плечо.
— Казаков, слезь. Мне тяжело, — перелистывая страницу, недовольно заметила она.
Тем временем в книге прекрасная героиня трагически заламывала руки и восклицала, что ее жизнь не имеет смысла без любви. Койоты согласно скулили в прериях. Над миром занималась кровавая заря.
— Нет, я хочу полежать на тебе. Имею право.
Вадим завозился, укладываясь поудобнее. Устроил свою тяжелую от мыслей голову на груди, потом уложил ее на живот, затем перебрался с нею на бедро и угомонился на некоторое время.
— Когда я тебя взял в жены, ты была как дюймовочка. Тоненькая стройненькая. И я тебя любил.
— Как трогательно, — язвительно заметила Наталья, дернула бедром и стряхнула его на диван.
Пружины жалобно взвизгнули в унисон с возмущенным криком Вадима. Он вскочил и пошел на абордаж, отстаивая право полежать там, где хочется. И победил.
— И сейчас люблю, несмотря на то, что ты толстая. Вот говорят, есть мужчина, есть женщина, и они созданы друг для друга. Это правда, — снова уложив голову на грудь, сообщил Вадим. И, помолчав, добавил. — Ты моя любимая жирненькая свинюшка.
— Казаков, ты как всегда козел, — не осталась в долгу она.
А в книге брутальный мачо швырнул прекрасную героиню на ложе, усыпанное экзотическими цветами, и пылко овладел ее телом и душой. В ветвях сакуры истошно заливался соловей. В воздухе разлились флюиды неземного счастья вперемешку с конским навозом.
— Может быть. Зато дети у нас получились хорошие, — философски заметил Вадим.
И в кои-то веки Наталья с ним согласилась.

Пиво только любимой марки - и никакой рекламный ролик с яхтами и красотками в бикини не сможет переубедить.
Спорт исключительно хоккей - лишь там остались настоящие мужчины, которые не волнуясь о белизне улыбки, ловят шайбы зубами.
В ресторане однозначно лучший столик, а еще лучше развлекаться дома, и чтобы яства подносили с низким поклоном.
Бритье, безусловно, опасной бритвой - случайные порезы не портят красоту мужского лица, а придают дополнительный шарм.
Задница у женщины должна быть компактная, а размер груди не имеет особого значения, главное, чтобы присутствовала.
Мужчина всему голова, и нечего лишний раз вертеть шеей, а то она опасно закружится.

И так далее, и в том же духе еще пару километров убористым почерком.

Лишь с женой Вадиму ужасно не повезло, но это досадное исключение лишь усиливало его стремление к лучшему. И вот с некоторых пор на первом месте в списке ценностей появился новый пункт - кухонный гарнитур из дуба. Неважно, что остальная мебель в доме была вполне заурядная и недорогая. Не имело значения, что поролоновый матрас на диване потерял форму, от шкафа-купе с треском отваливался шпон, простенькие обои немилосердно размалевала Лиза Казакова, линолеум на полу вздыбился, собрался в складки, как шкура тюленя, а кое-где топорщился горными возвышенностями. Вадим Казаков страстно возжелал дубовый гарнитур, причем недорого. Нет ему, конечно, была известна примерная цена на мебель из натурального дерева. Но какое значение имеют ничтожные цифры, если человек хочет купить значительно дешевле? В общем-то, никакого.
— В интернете можно найти все! — провозгласил Вадим, не мешкая, уселся перед компьютером и приступил к делу.
— Ты совсем умом тронулся? — кротко поинтересовалась Наталья Казакова. — Мебель из дуба за пять копеек? А почему не хочешь сразу бесплатно или в подарок от дедушки Мороза?
— Молчи, женщина! Ты что не видишь, я занят важным делом? Не смей меня отвлекать! — мучая Яндекс и Гугл гневными запросами, возмутился Вадим. — Принеси лучше чаю. Налей в большую чашку, положи четыре ложки сахара с горкой и не забудь размешать...

В нечеловеческих трудах незаметно прошло месяца два или больше. Вадим не считал, было некогда. Все свободное время поглощал сетевой поиск. Наталья тоже перестала вопрошать, возмущаться и насмехаться, сначала молча приносила чай, потом ввела новшество, и перед компьютером появился пятилитровый термос. И вот настал день великого торжества. День, когда Вадим ткнул Фому Неверующего, в быту Наталью Казакову, в цифры на экране. Она приблизила лицо к монитору, внимательно вгляделась в цену и решительно заявила:
— Не может быть! Из дуба, и за пятьдесят восемь тысяч? Наверняка, какое-то мошенничество.
— А вот и проверим, — ответил Вадим, взял телефон и набрал номер.
— Добрый день, фирма "Альянс", отдел продаж, слушаю вас, — скороговоркой ответил приятный женский голос.
— Я звоню по поводу рекламного объявления под номером 182-АС, — скрывая волнение, небрежно произнес Вадим. — Дубовый гарнитур еще продается?

Заказ привезли оперативно, на следующий день. И отдавая грузчикам оговоренную сумму, Вадим ликовал, ибо зловредная Наталья была окончательно и бесповоротно посрамлена. Шкафы и столешницу понесли в комнату Муси Казаковой.
— Что? Почему вы всегда мою комнату занимаете? — возопила она, не обращая внимания на посторонних.
— Потому что твоя комната самая большая в доме, и еще я самый главный, — объяснил Вадим и повелительно махнул грузчикам. — Заносите.
— Так несправедливо! Выносите и тащите это барахло в комнату Лизы, — не желала сдаваться Муся.
— А никак невозможно придти к компромиссу? — поигрывая концом пояса от халата, поинтересовалась Наталья.
— Нет! — не глядя на нее, хором ответили они и продолжили препираться.
Грузчики поставили шкаф на входе, и с горячим интересом стали следили за ходом дебатов.
— Ты всегда можешь сходить на помойку и пожить на свободе. Возле мусорных баков, там много свободного места, — сурово заявил Вадим. — Заносите.
— Ты не имеешь права меня выгонять! Мне еще нет восемнадцати! — с жаром возразила Муся. — Выносите!
— Забавно наблюдать, как ты желаешь иметь все привилегии взрослого, но случись что, мгновенно вспоминаешь, что еще ребенок, — с сарказмом заметил Вадим. — Заносите.
Короче говоря, чуда предсказуемо не случилось, и победил отцовский шовинизм. Грузчики занесли мебель, пожелали всего доброго и удалились.
— И когда будем устанавливать это на кухню? — обозревая захламленную комнату, спросила Наталья.
— Завтра я уезжаю в командировку, так что пока недосуг. Как только вернусь, созвонюсь с ребятами, я с ними уже договорился.
— А как же я? Не в счет? — удивилась Наталья и присела на диван. — Если заказчиком буду я, то ребята установить не смогут?
— Я тебе не доверяю. Ты не сумеешь проследить, чтобы сделали как следует.
— И что же эти городки будут болтаться по комнате целых три месяца? — возмутилась она.
— Потерпите, не умрете, — ответил Вадим и, не обращая внимания на горестно взвывшую Мусю и хмурившуюся Наталью, пошел собирать вещи...

За три месяца гарнитур прижился в комнате и стал совсем родным. Муся складывала на полки нижнее белье, ежедневные прокладки и учебники; Лиза отвоевала в личное пользование угловой шкаф и устроила в нем склад из фантиков, шоколадных оберток и яблочных огрызков; а Наталья каждую неделю любовно смахивала пыль с поверхностей. Лишь кошке Муре и бабе Шурке не дали допуск, но они не сдавались и упорно стремились прорваться в комнату, дабы отхватить свой кусок от запретного плода. Однако Наталья стояла на страже. Никто уже и не вспоминал какие словесные баталии предшествовали появлению нового жильца. Тем более ничто не предвещало новых потрясений, как вдруг вернулся Вадим, оценил разгул анархии и взял ситуацию под строгий контроль. И тут выяснилось, что не все, далеко не все подвластно его монаршей воле. Фирма, продавшая гарнитур, подло самоликвидировалась.
— Теперь понятно, почему они продавали так дешево, — удовлетворенно резюмировала Наталья.
— Никому нельзя верить, а торгашам в особенности, — горестно слушая сообщение, что телефонный номер не обслуживается, сказал Вадим. — Почему они сразу не сказали, что сворачиваются? Зачем договаривались, морочили голову?
— Господи, Вадик, это же Питер! Культурная столица России как-никак. Здесь даже на три буквы посылают с реверансами, — немного раздраженно воскликнула она. — Забудь о них. Лучше подумай, что будем делать дальше. Найдем другого мастера?
— А проведаю-ка я Вовку, он меня давно к себе звал на шашлыки. Давно отдохнуть пора, сколько можно впахивать? Когда вернусь, то будем искать мастера или сам установлю, — подумав, ответил Вадим.
— Ну-ну, давай отдохни как следует, — поддержала его Наталья и любовно погладила гладкую поверхность ближайшего шкафа.
Так гарнитур простоял в комнате Муси еще неделю.

И вот настал час икс. Вадим вернулся отдохнувший, загоревший и горящий энтузиазмом. Он решил устанавливать гарнитур своими силами, благо руки были к нужному месту приделаны, а не к заднице, как у некоторых особо одаренных. Первым делом требовалось вынести из кухни старую, отслужившую свой срок мебель, и он милостиво привлек Наталью, не обращая внимания на ее протесты. И телесные травмы не заставили себя ждать. Когда выносили старый стол, она сильно ушибла палец на ноге.
— Аккуратней надо! Смотри куда идешь, — заявил Вадим в ответ на болезненные стоны.
Когда заносили столешницу, она снова ушибла тот же палец на ноге и вывихнула запястье.
— Ну, и безрукая же ты, — удивился Вадим. — И как это я тебя проглядел, а?
— Не тем местом глядел, не тем органом думал, — злобно ответила Наталья.
— Да, подвела меня похоть, теперь расхлебываю, — согласился он, взял дрель и оценивающе оглядел метки на стене.
— Вот и расхлебывай, — мстительно заявила Наталья и уселась на табуретку, чтобы следить за ходом работ, давать ценные советы и злорадствовать. Ибо у Вадима была интересная особенность. Он почему-то всегда сверлил криво, и все настенные шкафы и полки в доме висели немного косо.
Раздался невыносимый визг инструмента, повторился много раз. И через полчаса, помогая поднимать очередной шкаф, Наталья сорвала спину. Комментариев не последовало только из-за того, что Вадим обозревал зазоры между мебелью и сокрушался. Стена украсилась новыми отверстиями, шкафы еще несколько раз сняли и повесили, пока его не удовлетворил результат.
— Так, ну что. Самое легкое позади, — с энтузиазмом возвестил Вадим, и Наталья мученически застонала. — Теперь осталось установить два куска столешницы на столы, стянуть их металлическими планками, закрепить, измерить расположение отверстий под плиту и раковину, сделать пропилы и очень важно не ошибиться в замерах. Если хоть на пару сантиметров ошибешься...
— Хватит, — прервала его Наталья и решительно направилась к компьютеру. — Я ищу мастера.
Вызванный специалист потратил полдня, получил оплату и удалился. Титанический труд по установке гарнитура наконец-то был завершен. Наталья отмыла запачканные поверхности, пол, помыла окно, повесила свежие занавески. Мусю и Лизу допустили на кухню. Они с дикими воплями ворвались на обновленную территорию, хлопали дверцами шкафов, выдвигали ящики, нажимали кнопки на плите и восхищались.
— А тебе нравится? — спросил Вадим, жаждавший еще больше восхищения.
— Ой, да мне без разницы на какой кухне готовить, — устало ответила Наталья и с неприязнью посмотрела на керамическую плиту. — Хочу обратно электрическую.
— Уже не получится, тут все сделано под встроенную технику, а старую плиту поставим к Мусе в комнату.
— Что? — потрясая руками, гневно взвыла Муся. — Вы замучили! У меня не свалка, между прочим!
— Какая свалка? — усмехнулся Вадим. — Это всего лишь навсего новый предмет мебели в твою комнату.
— Плита?! Папа, не держи меня за дуру!
— Теперь это будет подставка под фикус, — с удобством устраиваясь на диване, внушительно заявил Вадим. — Вот выйду на пенсию, куплю дачу, отвезу ее туда, а до того времени потерпишь.
Муся заскрежетала зубами и, злобно ворча, выбежала из кухни.

А вечером в честь окончания трудов Вадим накушался коньяку и предсказуемо разгневался.
— Все-таки, негодная ты баба! Подобрал тебя практически на помойке и что? — Наталья саркастически усмехнулась и продолжила кромсать лук для окрошки. — Я буквально из шкуры выпрыгиваю, а ты совершенно не ценишь то, что для тебя делают! Всю жизнь мне изгадила! Даже не знаю, как мне теперь жить!
— Живи мечтой, Казаков. Ты, кажется, сегодня про дачу заикался? Чем не мечта? Дерзай.
— Дача... — задумался он, оприходовал содержимое очередной рюмки по назначению, поднял указательный палец вверх и изрек. — Дача - это вещь!

Так у Вадима Казакова появилась новая мечта. Долгоиграющая. Ведь до пенсии ему было очень далеко, почти как до Луны пешком. А значит имелись все возможности мечтать неторопливо, вдумчиво, со знаком качества, как следует отшлифовать вожделенную задумку перед претворением в жизнь. Ибо Вадим Казаков сызмальства отдавал предпочтение исключительно самому лучшему и ни в коем случае, даже несмотря на прогнозируемый конец света, не собирался понижать уровень притязаний.

Чувствуя себя безмерно счастливыми, они вышли из магазина и направились на автобусную остановку. А там... Ветер дул, фонарь мигал, транспорт не шел, обстановка накалялась как на Ближнем Востоке. Мусе было почти все равно. Ее грела новая шапка. Сиреневая с зелеными звездочками. А вот младшая дочка Лиза, которую взяли с собой за компанию, начала нервничать и в порыве чувств шлепнула постороннюю тетю по попе. Ее тут же отругали и сказали, что так поступать очень плохо. Пострадавшая улыбнулась и инцидент посчитали исчерпанным. Ожидание продолжилось в умиротворенной обстановке.
Наконец пришел автобус под номером сто семьдесят два. Толпа ринулась на штурм! Да так рьяно, что два подростка шлепнулись на коленки прямо перед открытой дверью, без промедления вскочили, с хохотом ворвались внутрь и уселись на место кондуктора. Она хотела было возразить, но увидела, что девочка пьяна, что мальчик безбожно пьян, поэтому махнула рукой перед лицом, разгоняя алкогольный дух, и пошла поработать по специальности.
— Посмотри, — кивнув головой в сторону нетрезвых деток, сказала мама. — Внимательно посмотри и никогда так не делай. Иначе отрежу тебе яйца.
— Мам, ты что? — хохотнула Муся и с легким презрением воззрилась на парочку. — Какие у меня могут быть яйца?
— Ради такого случая я найду их, — пообещала мама и усадила Лизу на освободившееся место.
Двери с лязгом захлопнулись, прижатые друг к другу пассажиры крякнули, автобус отъехал от остановки и через пять минут намертво встал в пробке. Затем события стали развиваться очень стремительно.

— Пожалуй, я еще раз блевану, — заявил пьяный мальчик, почесал мохнатую голову и свел глаза к переносице. Пьяная девочка с хохотом зажала ему рот. — Нет, отпусти меня, я хочу постоять!
Он встал, покачнулся, чуть не упал на Лизу, но был остановлен и плюхнулся обратно.
— Какая мерзость! — морщась, заявила Муся. — Никогда не буду рожать детей! Чтоб вот так с каким-нибудь гадом мучиться?
— Дети разные бывают, — не согласилась с ней мама и отдала кондуктору мелочь в обмен на билеты. — Все зависит от воспитания.
— Еще и воспитывать?! Ну уж нет. Я, пожалуй, рожу ребенка, оставлю его мужу, а сама пойду гулять, пока молодая.
— Вот даже как? Ну-ну.
Женщина в сером пальто, сидевшая рядом с Лизой, взглянула на Мусю, подумала немного, решительно поднялась и усадила маму на свое место. Младшая дочка обрадовалась, прислонилась к родному плечу и стала задремывать.
— Щас блев... — попытался сказать пьяный мальчик, но его решительно заткнули ладонью.

Однако тихо не стало, потому что громко разорался чей-то младенец в коляске. Мама недовольно поморщилась, подобные крики будили в ней не самые приятные воспоминания.
— Десять дней! — внезапно раздалось за спиной. — Нет, ты представляешь десять дней не работать, не учиться, сидеть дома и есть-есть-есть! Это же сколько денег уйдет за праздники! Каждый день и не по одному разу все сядут за стол поесть. Ужас!
— Знаешь, кто это? — Муся наклонилась к маме и громко зашептала в ухо.
— Нет.
— Это математичка из нашей школы. Она у нас как-то вела уроки на замене.
— Угу, — кивнула мама. — И что?
— Кажется, она крутит с нашим классным. Глеб рассказывал, что видел их на скамейке. Они пили пиво и шушукались!
— Да ты что? Очень интересно, — мама взглянула на женщину в сером пальто.
Та с интересом слушала и поглядывала на учительницу. Автобус двигался в час по чайной ложке, снаружи резвилась метель и кидала пригоршни снега в окна. Зато внутри было очень тепло и оживленно. Младенец громко орал, кто-то качал коляску, и колеса нещадно скрипели, пьяный мальчик снова грозился блевануть, а Лиза заснула и сладко сопела.

— Папаша! — пожилая дама в куртке с норковым воротником решительно растолкала толпу и подошла к источнику шума. — Возьмите ребенка на руки!
— А, так там папа, — сказала мама. — Бедный.
— Бедный ребенок, — не согласилась женщина в сером пальто.
В просвете людских спин мелькнуло плоское широкое лицо младенца в конверте. Он еще пару раз крикнул и успокоился. Люди вокруг заулыбались. И, казалось бы, наступил долгожданный покой, как вдруг зазвонил телефон.
— Да, — ответил молодой отец. — Нет, я еще в автобусе. Мы тут застряли в пробке на Стародеревенской.
Младенец услышал голос мамы в трубке и снова горестно развопился.
— Надо же как орет, — удивилась Муся.
— Это ты не слышала себя, — возразила мама. — Когда ты родилась, то перекричала пару девочек и одного мальчика. И бас у тебя был просто королевский. Не чета этому писку.
— Не буду рожать детей, — решительно заявила Муся и проверила на месте ли шапка.
— Щас блевану, — поддержал ее пьяный мальчик, схватился за карман, выудил из его внутренностей телефон, в очередной раз свел глаза в кучу и ответил на звонок. — Я в автобусе. Еду. Пробка, да. Где я? А где я?
— На Стародеревенской, — хором подсказали ему.
— Надо же, всех потеряли. Бермудская пробка - страшное дело, — глубокомысленно сказала мама и стала будить Лизу.
Пьяный мальчик уронил телефон и в расстройстве вцепился в свои лохмы. Потом с трудом наклонился, поднял обломки, уставился в светящийся экран, подумал и возвестил.
— А работает!
— Можно мне пройти? — вежливо спросила у него женщина в сером пальто, прижала сумку к груди и двинулась на выход.
— Да, пожалуйста! Я не возражаю, но мне очень плохо, — сообщил пьяный мальчик и улыбнулся.
— Мы все в курсе, — ответила она и аккуратно протиснулась боком.

Между тем, автобус как-то незаметно вырвался из пробки. Часть пассажиров тоже засобиралась на выход. Лиза открыла глаза, потянулась и широко зевнула.
— Нам выходить на следующей, — предупредила мама, поднялась и они двинулись к переднему выходу.
Протолкнулись сквозь толпу. Приготовились. А на остановке водитель почему-то решил не выпускать их и закрыл дверь прямо перед носом.
— Откройте дверь! — крикнула мама.
Лязг. Выскочила Муся. Лязг. И дверь снова захлопнулась.
— Дайте выйти! — возмутилась мама.
Лязг. Водитель не увидел маленькую Лизу и снова прикрыл свое хозяйство.
— Да откройте же дверь, черт возьми! — разъярилась мама.
Лязг. Лязг. Лязг.
— Откройте дверь! — закричали пассажиры...

Автобус отправился дальше по маршруту. Казаковы стояли на остановке, продуваемой промозглым ветром, и глядели вслед. И было на что поглядеть! Он был желтый, он был компактный и уютный, мигал фарами и вилял задом, кокетничал напоследок. Прощался.
— Что это такое было? — спросила Муся.
— Это? Жизнь в коммунальной квартире.
— Да? — задумчиво переспросила Муся, помолчала и сделала вывод. — А ничего так. Весело!
— Ладно, пошли домой в тепло, — вздохнула мама и поправила Лизе шарф. — Поскучаем немного в отдельной квартире и елку нарядим, между делом. Скоро Новый год.

Однако, когда в дом торжественно занесли эти самые презервативы, упакованные в изящную стильную коробочку, со всеми прибамбасами и наворотами, с супер-примочками в виде ароматизированной смазки, то Наталья все равно не дала. Вадим загрустил и подался в дальнейший запой. А загадочная вещица, лежавшая на полке в коридоре, в конце концов привлекла внимание тринадцатилетней Муси.
— Мама! — в голосе невинного дитя, ни разу не развращенного интернетом, звучали раскаты грома. — Что это?!!
— Хм, — глубокомысленно ответила Наталья и утерла нос Лизе. — А то ты не знаешь. Это штука помогает предохраняться от появления детей.
— А. — Понятливо кивнула головой Муся. — Ну что же, правильно. Детей нам больше не надо.
— С чего вдруг? Ты же вечно ноешь, что хочешь братика.
— Братика-то я хочу. Но не от папы. Плохие гены. К тому же, он тиран и деспот.
— Да ну? — заинтересованно спросила Наталья. — И каким образом ты ему свое пожелание преподнесешь?
— А никаким. Говорить с папой — это твоя работа. Вот и скажешь между делом. А у меня нервишки пошаливают. И, вообще, некогда мне. Можно взять один? — Муся указала на коробочку.
— Зачем тебе?
— Ну, мы с Дашкой сегодня наберем в него воды и кинем с балкона.
— А если внизу будут люди? — сомневаясь, спросила Наталья.
— Мы, что ли, дуры? — сделав большие глаза, возмутилась Муся. — У нас стопроцентное зрение. У обеих. Увидим человека — кидать не станем.
— Если меня вызовут в детскую комнату милиции, ты будешь пару недель ходить с подушкой, привязанной к заду.
— Спасибо, мама! — Муся шустро вскрыла фиолетовую коробочку и, прижимая пакетик с презервативом к груди, умчалась ночевать к подруге.
— Расскажешь, как прошло! — крикнули ей вслед.
— Ага... — донеслось издалека.

Меж тем в отдельно взятой квартире, расположенной в доме типовой постройки, продолжался фееричный мужской запой, в результате которого пострадала табуретка, погибшая страшной смертью. Стенке, об которую ее раздолбали, тоже было больно, но она героически выстояла под ударами. Наталья собрала ножки, поставила их в угол и таки не дала. Тогда разбилась тарелка, артистично разлетевшись на мелкие осколки. Ее останки хладнокровно замели, и не дали, не дали, не дали. Мужу. Разодранный линолеум не изменил ситуацию. Вадим был очень голодный и злой. Так хотелось секса, что кастрюля борща не помогла. А раз так, то оставалось только одно! Самое крайнее средство на случай вонючий.
— Щас пойду крушить весь этот мир! — разгневанно сообщил он.
— Деньги на проезд не забудь взять, — рассеянно напомнила Наталья и занялась своими делами, не обращая на Всемирное Зло, принявшее по недоразумению облик Вадима Казакова, ни малейшего внимания.
Вадим подумал и открыл на экране ноутбука страничку с порносайтом. И еще одну. И еще. Удовлетворившись количеством разврата, импортированного из всемирной сети, он стал рассматривать откровенные фото девушек по вызову, громко комментируя их прелести и цены на живой товар.
— О, если крушение мира начнется с борделя на дому, то не забудь резинки и побольше денежек, — цинично посоветовала Наталья, присаживаясь рядом и с интересом рассматривая девиц.
— Как?!! Ты меня отпустишь к проститутке?!! Прямо так?
— Нет, в трусах не отпущу. — Она оценивающе оглядела мохнатое тело супруга. — Только после того, как ты оденешься. На дворе все-таки не месяц май. Можешь побриться, но это не обязательно.
— Тебе все равно, что я буду трахать какую-то бабу? — взвился Вадим.
— Ну почему какую-то? Сейчас выберем посимпатичнее, и чтобы в постели позволяла все. Любой каприз за наши деньги, а иначе какой смысл ехать?
— Сука, какая же сука!
— Что? Какая такая сука?! — сурово спросила Наталья. — Совсем допился, скотина! — тут Вадим огреб неслабый подзатыльник. — Никакой зоофилии. Разрешаю девочек, мальчиков и никаких извращений. Учти, за такие пакости я тебя просто кастрирую.
К ночи Вадим наконец-то выбрал себе девушку, позвонил, договорился. Собрался. Достал из заначки деньги. Подумал и взял еще столько же.
— Вдруг ты дверь закроешь. Из мести, — пояснил он Наталье. — Останусь-ка я там на ночь.
— Ну иди уже, иди, — громко зевая, напутствовала она. — А мы с Лизой спать ляжем. Поздно уже.
— Значит, не дашь? — прозвучал риторический вопрос.
— Иди, иди. И не посрами славную фамилию.
— Так я пошел, — со значением произнес пошатывающийся Вадим.
— Так давай, вперед. Дверь в коридоре...

Не прошло и часа, как Вадим вернулся. С пакетом, нагруженным под завязку пивом. В процессе проникновения в жилище он умудрился помять кулаком входную дверь. Кстати, потом, протрезвев, кто-то сильно возмущался и тыкал пальцем во вмятину, пропесочивая производителей и поставщиков негодного товара.
— Что? Уже? Так быстро? — изумилась Наталья.
— Так не дашь? — затянули старую песню, не меняя припева.
— Нет, не дам, — с чувством глубокого удовлетворения ответила динамщица с приличным семейным стажем и предложила. — А иди-ка ты спать.
Так бесславно закончился поход Вадима Казакова налево, то есть по бабам. Но это еще не конец истории. Ибо ружье, висевшее на стене, соизволило выстрелить...

"Журчат ручьи." Спасибо коммунальным службам!
"Слепят лучи." Солнце светит, светит вовсю. Хорошо, что пока не за деньги. Загораем, граждане, потом будет поздно.
"И тает лед, и сердце тает." Короче, сильно нужны витамины. Особенно детям. А где они продаются? Конечно, в аптеке!

Как-то так получилось... Вообще-то совершенно случайно... Вы не подумайте, что Казаковы в аптеку ходят вместе. Просто мимо шли и синхронно подумали, а почему бы не зайти? Давно пора пополнить домашнюю аптечку. Подошли к окошку, и их обслужили со странной улыбкой на лице и многозначительным взглядом в довесок к основной покупке.
— Я что, с утра не побрилась или Вы так рады меня видеть? — принимая из рук фармацевта пакетик с логотипом аптеки, сердито спросила Наталья.
Приятная женщина средних лет покраснела и покосилась на Вадима.
— Так, — зловеще протянула жена "одного козлины". — Казаков, ты что, по пьяни к ней приставал?
— Да нет, я всего лишь вломился без очереди и сказал, что ты мне без презерватива не даешь, — хладнокровно ответил Вадим.
— Как тебе не стыдно! Вдруг кому-то срочно лекарства нужны, а ты без очереди лезешь! — укорила его Наталья. — К тому же, врешь! Вы не верьте ему, — обратилась она к фармацевту. — Я ему вообще не даю. В основном. И презервативы тут никакой роли не играют. Так что, будьте любезны, когда вот этот вахлак придет в следующий раз, лучше отпустите ему на все деньги гематогена. А то сами понимаете: весной у детей дефицит железа в крови.
— А у кого-то недоеб, — мрачно пробурчал Вадим.
— Весной всегда так, — согласилась фармацевт. — Спасибо за покупку, приходите к нам еще.
— Придем, придем, — обнадежили ее Казаковы и пошли дальше.
Надо было зайти в мебельный магазин за новой табуреткой.

Однажды в простой российской семье родился мальчик. Мама и папа сильно старались, поэтому Вадим Казаков получился очень симпатичным. Не всякий младенец, знаете ли, при рождении может похвастаться кудрями. Впрочем факт повышенной волосатости - не главное. Можно быть лысым, можно быть страшным, но если в наличии имеется член и яйца, то новорожденному невероятно повезло. Он сразу попал в Элитный Клуб, куда девочкам доступа нет и не будет. Членство в нем дает множество привилегий. К примеру:

Не возбраняется писать стоя и на стену во дворе.
Мат можно использовать как разговорную речь. И никто не осудит. Ну почти.
Разрешается откосить от армии, сделав девушке ребенка.
Бег от алиментов не осуждается. Он приносит пользу здоровью, ибо движение - жизнь.

В общем, не хватит словарного запаса, чтобы перечислить все приятности, идущие в нагрузку к мужским первичным и вторичным половым признакам. Но самый большой бонус - это возможность обращаться к Богу на ты.

При этом никто не говорит, что дочь Евы сидит у параши. Дам допустили к получению высшего образования, к станку, к шпале на железной дороге. Для всех равные права, поэтому декретный отпуск в стаж не идет. Просто депутатам в Государственной Думе обидно, сильно обидно, что какой-то среднестатистический бабец сидит дома и кормит грудью дитя. Подумаешь, большое дело! А мужчина, принявший хороший закон, изо дня в день вкалывает из последних сил всего лишь за депутатскую зарплату, и никаких декретных отпусков ему не светит.
Впрочем порой случается так, что женщина игнорирует всеобщие равные права и работает домохозяйкой. И, казалось бы, попадает в безвыходное положение по многим пунктам. Например, служебный роман не заведешь на дому. Но кто сказал, что тараканов и прочую живность удается травить подчистую? Кто запретит хитроумной даме завести маленькую белую мышку или хомячка? В особо тяжелых случаях есть сантехники и телевизионные мастера. Они ходят по квартирам и оказывают женщинам разнообразные услуги. Что преступного в постоянно текущем кране и барахлящем телевизоре? Это вообще вопрос к нашей промышленности, а не к женщине. А курорты и санатории? Настоящая панацея для страждущих. Короче говоря, голь на выдумки хитра, и никакой Бог не подкопается. Но, несмотря на все приятности своего существования, в приемную Творца дама не допущена. Однако речь пойдет не о всеобщих правах и тайных романах, а о почетном членстве Вадима Казакова...

Сразу после своего явления миру Вадим стал расти. Вширь и ввысь с привлечением всех законов физиологии. Рос, рос и вырос. Большой-пребольшой во всех местах. Красавец, в общем. И совершенно случайно, спустя пару дней после шестнадцатилетия, он попался на глаза сотрудникам паспортного стола. Посмотрели они на Вадима и решили выдать важный документ. Сказано-сделано. Вот так его половозрелость наконец-то была подтверждена документально и, получив паспорт, он тут же пошел по девочкам на законных основаниях. Ибо это вам не шухры-мухры, а взрослая жизнь с услугой "Все включено". В стандартный пакет услуг входят:

Девочки и поцелуи на скамейке при луне.
Пиво и сигареты.
Зрелые женщины и первый постельный опыт.
Вино. Только вино.
Бляди, водка и триппер.
Внезапно гонорея и мандавошки.
От сифилиса и более тяжелых услуг Бог уберег.

В общем Вадим жил-поживал и вовсю пользовался услугами. И ничто не предвещало бури, ни единого завалящего облачка на горизонте. Как вдруг в двадцать девять лет он понял, что потерял смысл жизни. Все у него было и случилось, кроме женщины на кухне. А друзья готовятся внуков нянчить! Только он отстал от коллектива. Стрекозел.

Как же так, подумал Вадим. Что ж такое, развил он идею. И неожиданно, прямо как в дамском романе, его осенило.
— Господи, дай мне какую-никакую женщину для создания семьи и рождения ребенка! — обратился он мысленно к Богу.

Творец подумал пару лет, повздыхал и решил пожертвовать Натальей Серовой двадцати двух лет. Русской, не судимой, почти девственницей со вздорным характером. Надумав, Он не стал мешкать и устроил молодым людям секс с гарантированным зачатием на первом свидании. Долго ли, коротко ли, а ровно через девять месяцев в молодой семье появился младенец. Девочку назвали Мусей.

— Как же так?! — обращая глаза к небесам, мысленно возопил Вадим. — Я хотел наследника! Где же яйца?

— В курятнике, сын мой, — усмехаясь в бороду, пророкотал Господь. — А на будущее уясни, мысли и пожелания надо четко формулировать. С всеми подробностями и уточнениями.

— Понял, — кивнул Вадим и пошел на недельку попраздновать рождение дочери с друзьями...

Неожиданно прошло-пробежало десять лет. И Казаковы даже не развелись. К этому невероятному чуду явно приложили руку Высшие Силы. Ибо в наш век космических скоростей и молниеносных разводов сразу после свадьбы столь долгий брачный стаж вызывает изумление в рядах семейных психологов и социологов. И тут случилась засада. Почему-то Наталья тоже возжелала ребенка и попросила супруга посодействовать. Вадим около года подумал над просьбой и обратился к Богу.

— Господи, ты только посмотри. У моего сослуживца Олега родился второй ребенок. Я тоже хочу, и жилищные условия улучшить не помешало было.

На этот раз Творец долго не размышлял, и все сбылось. Однако неблагодарному Вадиму все было мало.

— А где же яйца?!! — возопил он, развернув пеленки второго чада.

— А где правильно составленное и вовремя озвученное желание, сын мой? Ты о чем попросил?

— Ну допустим, не сказал о яйцах, — попытался спорить Вадим. — Но почему в очередной раз девочка? Ведь снаряд два раза в одну воронку не попадает.

— Поступил госзаказ снизу. В стране с рождаемостью напряженка, — скучным голосом ответил Бог. — По невнятным пожеланиям, не соответствующим форме "УАУА1младполвашуматьязаказывалсына", автоматически штампуется будущая мать. Но не переживай, сын мой, ты можешь попробовать в третий раз.

— Нет уж. Спасибо, Господи, но на выполнение госзаказов я не подписывался, — отказался Вадим. — Не дай бог, в нашей стране снова случится что-нибудь непредвиденное, и мне придется остаток жизни работать на восьмое марта. Я лучше собаку заведу. Кобеля.

— Тоже дело, квартира-то большая. Не хуже Ковчега. Для пса место найдется, — согласился Творец и, почесывая белоснежную бороду, удалился в свои апартаменты.

Однако вместо собаки у Казаковых появилась баба Шурка с кошкой Мурой. Но Господь к этому событию руку не прикладывал. Просто молодой матери надо было помочь с девочками Мусей и Лизой. Для столь ответственного задания и импортировали бабушку из деревни. А сиамская кошка завелась для красоты в доме. Так Вадим Казаков стал жить в благоухающем цветнике. И скажите теперь, так ли уж это плохо - забыть попросить для ребенка яйца? Ведь восьмое марта случается один раз в году, зато во все остальные дни на кухне не переводятся женщины! Казаков из вредности, конечно, имеет собственное мнение по данному вопросу. Но никого в доме протесты оппозиции не волнуют. Вот ни разу.

Идет, значит, Наталья по улице, как честная, порядочная женщина, то есть с врожденной скромностью и грацией. Бедрами развратно не виляет, мужчинам глазки не строит и облачена в джинсы, чтобы коварный октябрьский ветер, а он, как известно, мужского рода, не лез замужней даме под юбку. А то этим мужикам только волю дай, и на голове законного супруга можно будет сушить белье. А это, как известно, не к добру, а к разводу и к разделу детей и имущества. Такие судебные дела в жизненные планы Натальи не входят, потому как она спешит домой, покормить семью и кошку Муру. И черт его знает, что смутило маленького человечка, выгуливавшего маму. Скромность? Джинсы? Короткая женская стрижка? Отсутствие папы? Или еще что-то такое загадочное, о чем не принято говорить вслух. Вроде того, когда становится понятно, что внуков не дождаться, а у сына в загашнике автомобиля припрятана косметичка.
— Дядя, — притормаживая свою маму, с апломбом заявил трехлетний карапуз.
Она оглянулась. Смутилась, чувствуя неловкость за слова сына. Присела перед ним, поправила сбившийся шарфик, и возразила.
— Нет, Никитка, это тетя.
Мальчик в синей курточке посмотрел на Наталью, перевел серьезный взгляд на родительницу, и снова объявил непреложную истину, глядя на нее, как на умственно отсталую. И, правда, что возьмешь с этих взрослых, кроме материального обеспечения и капельки любви? Бесполезно говорить о наличии какой-либо логики и здравого смысла. Вот и приходится постоянно талдычить одно и то же.
— Дядя, — и взмахнув пластмассовой лопаткой, весомо повторил. — Это дядя.
А когда мужчина сказал свое веское слово, то сами понимаете, что должна делать женщина. Дамы понимающе улыбнулись друг другу и разошлись. Мама пошла дальше выгуливаться, а Наталья поспешила домой. Ибо назрел волнующий вопрос.

— Казаков, а ты у нас оказывается латентный гей, — вскользь бросила Наталья, устраиваясь на широком мужском плече перед голубым экраном.
— А? Что? — лениво переспросил Вадим Казаков.
Ему было хорошо. Хорошо наступило после поглощения солидного ужина. Он включал в себя полную тарелку борща, спагетти с парой куриных ножек и бутылку Гиннесса. Результат закрепил поцелуй. Причем, не супружеский, а дочерний.
— Я говорю, ты оказался скрытым гомиком! — в легком раздражении повторила она.
— Кто сказал? — спросил Вадим, почесывая пивное брюшко. — Опять какая-нибудь глупая бабенка с работы звонила и молчала?
— Знает кошка, чье мясо съела, — с мрачным удовлетворением констатировала Наталья. — Смотри, если услышу что, сразу откручу яйца. Нет, никто не звонил. Мальчик на улице меня дяденькой назвал. А дети, как известно, что видят, то и говорят. Как на духу. И что на это ответишь? Как будешь оправдываться?
— Да никак, — подозрительно благодушно ответил Вадим, и переключил телевизионный канал с новостей в далекой стране Нигерии на музыкальный канал.
На экране появился Фредди Меркьюри, технично забряцал по клавишам и начал проникновенно петь про маму, покачиваясь из стороны в сторону.
— "В тему", — подумала Наталья и продолжила служебное расследование. — Приглуши-ка звук. Значит, признаешь факт нетрадиционной ориентации?
— Да как скажешь, дорогая, — согласился гей с солидным семейным стажем и шумно отхлебнул из бутылки.
— Что все это значит, Казаков? Я тебя просто не узнаю!— изумленно воскликнула она. — Ты фактически признаешь, что выбрал женщину, которую на улице мужчиной называют?
— Ну да, — еще раз подтвердил он.
— Сейчас же обоснуй свою позицию, извращенец, — потребовала Наталья.
— Всегда, пожалуйста, — с готовностью ответил Вадим и начал. — Ты родила мне двух прекрасных девочек. Так?
— Так, — согласилась Наталья.
— Вкусно готовишь. Не изменяешь. Терпишь мои загулы и закидоны. Верно?
— Допустим.
Вадим с удовольствием потянулся, да так, что хрустнули суставы, и продолжил развивать идею.
— У тебя классная попка! Я сразу на нее запал, когда увидел.
— Что?!! Ах, попка! Так ты на задницы пялишься? Ну, все понятно.
Наталья вскочила и заметалась по комнате. Подбежала к дивану, схватила маленькую подушечку и кинула в Вадима.
— Вот оно что! Зады!
— Можно подумать, ты не знала, — расхохотался он, ловким броском возвращая подушку назад. — Когда я смотрю на женщину, то в первую очередь оцениваю ее задницу. Сама же на улице обращаешь мое внимание на хорошенькую девчонку.
— Одно дело, когда я обращаю. Совсем другое, когда ты без спроса смотришь. Скажи еще, что ты попку Кит разглядываешь, когда она к нам приходит, — постепенно успокаиваясь, парировала Наталья. — И, вообще, я думала, что ты в целом оцениваешь. Лицо, фигуру. Неужели размер груди у женщин не замечаешь?
— У Кит отличная попка! — облизнулся Вадим, и сразу пошел на попятный, как только увидел нахмуренное лицо Натальи. — Но я там, где живу - не гажу. Ты же знаешь. А грудь... На черта мне замечать всякие молочные железы? — удивленно спросил он, притянул ее к себе, устроил на своей мощной, волосатой груди и легонько прикусил ей кончик носа. — Я не доярка. Давно уже не младенец. Этот продукт предпочитаю пить из кружки и желательно пастеризованный.
— Ладно, не увиливай от темы. Продолжай.
— Сама же распсиховалась, а теперь получается, я виноват?
— Замяли, говорю, — поморщилась Наталья. — Твои объяснения приняты.
— Ты еще скажи, что я должен извиниться, — не хотел сдаваться Вадим.
— Казаков! — прикрикнула она и шлепнула его ладонью по лбу. — Если понадобится, ты у меня в ногах валяться будешь. Не нарывайся! Предупреждаю.
Вадим подумал и решил поступить, как приказывали, так как хроника семейных взаимоотношений подтверждала слова Натальи. Причем, счет сильно перевешивал в ее пользу. Обидно, конечно, но против правды не попрешь. Когда у женщины врожденная стервозность и подвешенный язык, то надо бежать от нее на первом свидании. А если взяли за половой орган и окольцевали - сам виноват. Думал и действовал не той частью тела.
— Так это все, собственно, — он пожал плечами. — Если я имею полный комплект для счастливой семейной жизни, и даже секс иногда случается, то какая мне на хрен разница, что говорят мальчики, девочки, зайчики на улицах или еще где? И, вообще, не факт, что слова этого сопляка истина в последней инстанции.
— Тебе не кажется, что это как-то маргинально? — задумчиво спросила Наталья.
— А что это означает?
— Неважно, — на ее лице отразился весь спектр мучительных внутренних переживаний.
— Ну мы закончили, надеюсь? — Вадим допил пиво и поставил пустую бутылку на столик у дивана. — Знаешь, я считаю, что мнения одного ребенка нежного возраста недостаточно. Давай-ка, позовем Лизу, и спросим у нее.
— Хм. А это идея, — Наталья поднялась, вышла в коридор и позвала младшую дочь. — Лизонька, солнышко, иди сюда.
Через мгновение из детской показалось взлохмаченное создание трех лет от роду, облизывающее пальцы, перемазанные в шоколаде, и вопросительно посмотрело на маму.
— Зайчонок, ну что же ты испачкалась как свинюшка, — с мягкой укоризной сказала Наталья, взяла Лизу за руку и повела в комнату.
— Ма, не задерживай ее, — требовательно прокричала из комнаты Муся. — Мы тут делом занимаемся.
При звуке ее голоса Лиза попыталась вернуться обратно, но после непродолжительной борьбы, в ходе которой сестер пообещали одарить печеньем, сдалась и направилась в сопровождении конвоира на опыты. Войдя в комнату, она первым делом бросилась в объятья Вадима. Через пару минут вдоволь нацеловавшись и наворковавшись, парочка соизволила обратить внимание на Наталью. Она стояла у дивана, скрестив руки на груди, и безмолвно наблюдала их милование. Вадим смущенно закашлялся.
— Лизхен, — указывая на Наталью, он ласково обратился к дочери. — Скажи мне, кто это?
— Это? — переспросила Лиза, изумленно подняв бровки. — Папа, ты что? Это пизюсь. Печеньку хочу! — потребовала она, схватила Наталью за руку и, сопя словно маленький трактор, потащила ее на кухню.

Когда Казаковы прекратили хохотать, Вадим подвел итог исследованиям.
— Вот видишь, по мнению Лизоньки, ты не мужик. А слово женщины всегда перевешивает мужское мнение.
— Может быть, может быть, — смахивая невольные слезы, фыркнула Наталья. — Ты мне лучше скажи, почему ты меня так редко целуешь? Разлюбил?
— Опять?!! — Вадим возвел глаза к потолку. — Что тебя целовать? Ты старая и невкусная. Иди лучше вари суп. Я вообще в этом доме люблю только Лизу. А кого люблю, того и целую.
Наталья пристально смотрела на него какое-то время, развернулась и пошла на выход. Запахнула поплотней полы длинного махрового халата и, внезапно обернувшись, убежденно произнесла.
— Да, Казаков... Ты не гей. Ты просто удивительная козлина!
— Как скажешь, любимая, — безропотно согласился Вадим и откупорил очередную бутылку Гиннесса. — Принеси мне соленых орешков, ладно?

А бед у Вадима много. Обстановка в мире нестабильная. Что политическая, что экологическая, что экономическая. Начальник козёл безрогий вконец впал в маразм и пытается отыметь мозг ведущего специалиста в извращенной форме. Погода не радует. То невыносимая жара, то страшный, нечеловеческий холод. Пиво всё хуже и хуже. Травят потребителя. Но выжить можно даже в таких кошмарных условиях. Ведь "главней всего погода в доме". А с "погодой" у Вадима напряжёнка. И всё вина одной особы, вот уже тринадцать лет полощущей мозг. И ничего не поделаешь. Всё на законных основаниях, подкреплённых печатью в паспорте. Она по первому требованию не наливает, ноги не раздвигает, в рот не берёт. Безбожно дерзит, к тому же. Честно сказать, Наталья и по второму требованию не исполняет свои прямые обязанности. Однако дело не только в одной жене. Вадим мыслит глобально. Корень всемирного зла, самое ужасное явление, губящее жизнь любого мужика - это бабы.

Для справки. Бабы - вид особо опасных, ядовитых хищников, населяющий планету в огромном количестве, оккупировавший города и села, тратящий огромные денежные средства на косметику, одежду, обувь и прочие аксессуары, окольцовывающий свободных мужчин, загоняющий несчастных в вечное рабство…

- Бабы - мерзкие твари, недостойные жизни, - вещает Вадим, вторые сутки валяясь на диване в непотребном виде. Лёгкое покрывало, которое на него накидывает Наталья, упрямо сбрасывается на пол. - Мне жарко! Не кутай меня! - кричит он, смешно нахмуривая брови. - Лучше пива принеси, а то у меня кончилось.
На третий день он будет стоять перед ней на коленях, умоляя простить и забыть все глупости, сказанные под воздействием зеленого змия. Но сейчас…
- Я всегда проклинал, проклинаю и буду проклинать вас, бабы!
- И после смерти будешь? – с лёгким смешком интересуется Наталья, проходя мимо дивана, подымает покрывало и вновь накидывает его на буянящее тело. Останавливается у зеркала, чтобы поправить выбившиеся пряди из причёски, искоса смотрит на отражение гневающегося мужа.
- И после смерти! - соглашается Вадим.
- Протянешь из могилы костлявую руку и возопишь? - она выходит из комнаты. Через минуту возвращается с подносом. Над тарелкой вьётся прозрачный пар. - Давай поешь, горе моё.
Во время загулов у Вадима просыпается дикий аппетит. Однажды он за четыре часа опустошил кастрюлю с борщом вместимостью два с половиной литра. И потом громко кричал, жаловался на отсутствие в доме еды и на нерадивость некоторых жён.
- И протяну! Думаешь, не протяну? - возмущённо спрашивает он, придаёт телу вертикальное положение, усаживается перед журнальным столиком, хватает ложку и высказывает очередную претензию. - Почему не борщ?
- Потому что суп, - спокойно отвечает она. - Хлеб возьми. Без него не наешься.
Минут двадцать протекают в спокойствии. За это время Наталья, как всякая "нерадивая" жена, успевает завести программу стирки, поставить выпекаться луковый хлеб, принести обед в комнату бабы Шурки, отогнать от ее тарелки прожорливых оглоедов Лизу и Муру, выслушать жалобы Муси на подругу Дашу, отправить её гулять, выделив пятьдесят рублей на вкусности. Когда она звонит Кит и сообщает ей, что кафе сегодня отменяется, ибо бабы всей земли пожирают мозг Вадима, разговор проходит уже под крики жертвы.

- Ты!
- Ну, ладно, Кит. Он опять буянить начал.
- Вот ты! Ты мне всю жизнь загубила!
- Да, зайка, целую. Увидимся.
- Наплодила мне баб!
Наталья отключает телефон и с иронией смотрит на взлохмаченного, вспотевшего Вадима, стонущего о загубленной судьбе.
- А мне нужен сын! Продолжатель рода!
- Допустим, дочь у тебя одна, - парирует она и берет со стола пустую тарелку.
- Как одна? - изумляется он, присасываясь к очередной банке с пивом. - Не путай меня, женщина! Ты мне изменила, что ли? Когда? С кем?
- С чего ты взял, дурашка? - хохочет Наталья, подходит и целует в макушку потенциального рогоносца. - Всем известно, первый блин комом. Наша Муся не дочь, а пробный экземпляр.
- Не занимайся этой… как её… а, де-ма-го-ги-гей! Мне тут. Я последний мужик в роду Казаковых. Только на меня и была надежда!
Во время очередной пламенной речи представителя вымирающего семейства Наталья поливает цветы, снова накидывает на него покрывало, выпроваживает кошку из комнаты, расчёсывает спутанные локоны Лизы, а Вадим всё фонтанирует.
- Когда я родился, Казаковы целовали моей матери ноги! Благодарили за продление фамилии. А ты?
- "Вечером сварю борщ, иначе устроит скандал", - размышляет Наталья, изредка поглядывая на него, и отвечает. - А мне целование ног обломилось. Придётся просто мыть на ночь. С мылом.
- Я загибаюсь среди бабья! Даже кошка и та баба! Я несчастный человек, - подводит итог земным бедам Вадим, хватается за голову и горестно вздыхает. - Моя родня до седьмого колена проклинает тебя! - с пафосом заявляет он и снова укладывается на диван.
- Из могилы?
- Что из могилы? - не поняв, переспрашивает он.
- Проклинает, - уточняет Наталья.
- А… это? Ну да!
- И протягивает костлявые руки к моему горлу?
- Да! Так и есть. Ты, ведьма, загубила целую фамилию! Такую фамилию!
- А как же Лизонька? - "изумляется" она и подталкивает младшую дочь к папе. Та быстро и решительно вспрыгивает на него и устраивается на его животе с довольным урчанием.
Члены семьи Казаковых знают, что трёхлетняя Лиза любимица отца и громоотвод, спасающий от его гнева. Ей прощается всё, даже принадлежность к женскому полу. Самые нежные поцелуи, самые ласковые слова достаются Елизавете Казаковой. Остальные девочки в этом доме – кости бараньи.
- Лизонька - моя радость! Если бы не она, давно выкинул бы вас на улицу! - восклицает несчастный Вадим, задыхающийся в бабьем царстве. Начинает целовать свою маленькую девочку в курносый носишко, в родинку на щёчке, щекотать её розовые пяточки, и комната наполняется звонким детским смехом, от которого его сердце оттаивает. И между поцелуями он милостиво произносит. - Но я, так и быть, прощаю тебя. Хоть и негодная ты баба! А всё потому, что люблю. Цени.
- Да как бы я жила, если б не ты! - соглашается Наталья. - А сейчас может вздремнёшь? Вместе с Лизонькой. Она ведь без тебя не заснёт.
- Давай укрой нас и ступай на кухню, - приказывает он. - Вот, что вы за бесполезные существа, бабы! Пока не распорядишься, будет тыкаться как слепая мышь во все углы без толку.

Через пару минут Наталья в обществе бабы Шурки пьёт чай с бергамотом и слушает сказ о днях её боевой молодости. В ногах, важно мурча, возлегает кошка Мура. Наталья отдыхает душой и морально готовится к завтрашнему спектаклю под названием: "Прости меня дурака, дорогая! Я же так тебя люблю!"

У них, помимо невинного увлечения, имеется весьма насыщенная личная жизнь. Существует компания, в которой присутствуют Муся, Даша, Люба, Саша и Малик. Ко всему прочему, они - одноклассники. И знаете, внутри этого маленького сообщества разыгрывается настоящая мыльная опера. Не надо смотреть никаких латиноамериканских сериалов, когда есть жизнь во всей красе. Даша любит Сашу, Малик любит Мусю. Ах, эти горячие дагестанские парни! Наталья уже начинает задуматься и подбирать сраную метлу, которой будет отгонять бровастого горца от своего чада. Вадим уже посматривает на двустволку на стене кухни. Заряженную. Как вы думаете, что победит? Горячая молодость или родительское вооружение? Лично я пока не рискую делать ставки, ибо все очень запутанно. Потому что в пятом классе Мусю любил Саша. В шестом он сменил объект любви на Дашу. Именно тогда у Муси стало значительно меньше синяков.

— Мусенька, что это? — однажды вечером спросила Наталья, с ужасом наблюдая, как дочь стягивает джинсы.

— У меня разногласия с Дымовым, но это не страшно, — мрачно пробурчала Муся, рассматривая желтеющие пятна на икрах.

— Опять Дымов?

— Да ладно тебе. Посмотрела бы ты на Дашку. У меня сейчас синяков намного меньше, чем у нее, — пренебрежительно взмахивая рукой, раздраженно фыркнула Муся. — Ма, выйди из комнаты. Мне позвонить надо.

А объясняется все очень просто. Друзья, всего лишь навсего, пинали друг друга на уроках и переменах по поводу и без оного. Этакая здоровая , подростковая агрессивность, и все от больших чувств. Количество синяков тоже имеет значение. Знаете, что это означает? Знаете, конечно. У кого их больше, ту больше и любят. Ох, и тяжела же ты - любовь русского мальчика, парня, мужчины, дедушки! Нет, старики уже от своих старушек огребают по полной программе. Так что, не плачьте, девочки. Всего лишь до пенсии надо дожить и заживете!


Самое интересное, что Малик ни к одной из девочек даже пальцем не прикоснулся, несмотря на то, что Даша испытывает к нему необъяснимую неприязнь, и ласково кличет бараном, козлом, дураком, придурком или дебилом. Потрясающая выдержка. Хотя, может быть, мальчику еще никто не объяснил, как в России дети учатся любить и строить взаимоотношения между полами? Или родители не позволяют Дом-2 смотреть? Упущение с их стороны, я считаю. Кстати, Саша сейчас не любит ни Мусю, ни Дашу. Кобель. Просто кобель и низкий изменщик. И большая загадка. Тайна. Неизвестно, кому он дарит свои чувства. Я надеюсь, что все-таки не Малику, но точно не Любе. Она - пятое колесо в телеге. И это удивительно. Потому что "колесо" - самая красивая девочка в классе. И никому в компании не нужна. Вот так. Но друзья ее не отталкивают. Запаска на жизненном пути всегда пригодится.

Мусю любит еще один мальчик. Дима. И также, как Малик, не скрывает своих чувств. Ей, вообще, везет на публичные признания.

— Я люблю Мусю - последнюю по списку, — однажды загадочно намекнул Малик.

В классе еще три Муси, кстати. Говорил при всех одноклассниках. Джигит. Храбрец. И это в тринадцать лет. Да, рано мальчики у кавказских народов созревают. Что есть, то есть.

— Мне нравится Муся... И еще Вика, — ответил Дима на прямо поставленный вопрос, глядя с собачьей преданностью в глаза своей любви.

Муся сидела на парте, скрестив руки, и хмуро переводила взор с одного соискателя на свою сердечную мышцу на другого. Ей, знаете ли, не очень нравятся все эти любовные сопли. Она прагматичная и жесткая девочка.

***

— Кит, я чуть не сгорела со стыда, когда они несли всю эту чушь, — в красках расписывая бесстыдные признания кавалеров, сообщила она в приватной беседе про жизнь.

— Ты? От стыда? Не верю, Муська. Не верю! — рассмеялась я, обмахиваясь шелковым китайским веером, привезенном из командировки Вадимом.

— Знаешь, как Малик злился и смотрел на Димку? Сощурил глаза, скривился и весь побледнел.

— А вот в это поверю даже без доказательств. Ты поосторожней с этим Маликом, — предостерегла я ее.

— Ты о чем, говоришь? Он мне просто друг. И Димка друг. И, вообще, меня бесят эти мальчишки!

— Почему, радость моя?

— Они могут писать стоя! В жару снимают рубашку. А Дашка так с парусами мучается. Тоска. Липко. Мерзко. Я хочу быть мальчиком!

— Неужели все настолько плохо? И от общения с мальчиками ты не получаешь никакого удовольствия? — я притянула ее в свои объятия и погладила по голове. Улыбнулась, зная, что она не видит. А то с нее станет оскорбиться, приняв это за насмешку. — Кстати, что за паруса, с которыми мучается Даша?

— Кит, ну ты даешь! — нервно постукивая пяткой по пушистому ковру, хмыкнула Муся. — Паруса. Это ж лифчик. У нее прошлым летом грудь выросла. Она так этим гордится, как будто миллион в лотерею выиграла. Можно подумать. Какие-то сиськи вымахали, а понту столько... Ходит и выпячивает свои комариные укусы. Словно они нужны кому.

— Да уж, — я рассмеялась, разомкнула объятие, и легонько столкнула ее с коленей. — А женихи-то, что? Совсем никакой пользы?

— Ну, почему. С Димкой мы на роликах катаемся. У Малика на дне рождения классно было. Но, он постоянно садится со мной за одну парту, когда болеет Дашка. А я его, между прочим, не приглашала. Это немного бесит.

После этих слов я задумалась. Что же победит? Кавказская настойчивость или проникновенный русский взор? И не рискнула делать ставки. Ибо существует женская дружба.


Это загадочная и непонятная штука. Из области метафизики. Муся и Даша дружат очень своеобразно. Даша ноет, ноет, ноет. Муся утешает, раздражается, рычит. Она бывает очень грубой и не церемонится с подругой. Ну, совершенно. Ничего не напоминает? У меня так возникает ассоциация с устойчивыми семейными отношениями. А жизнь у девочки Даши стандартно интересная и запутанная. Поскулить есть о чем. Вот послушайте.

У Саломатиной Дарьи есть мама, бабушка и дядя Андрей. Бабушка живет с внучкой пять учебных дней в неделю. Встречает со школы, кормит, поит, трясется над ней, как наседка над цыпленком. Классическая бабушка. Дашу это раздражает. Мама работает пять дней в неделю и забирает дочь на выходные. Воскресная родительница. Даша к этому привыкла. Дядя настоящий конь. Плотный такой мужик. На нем бы пахать и пахать, запрягая вместо мерина, но он с комфортом устроился на хрупкой женской шее. Это гражданский муж. Сожитель. Жрет, пьет, трахает. Со страшной силой отрабатывает хлеб с маслом и красной икрой. Даше на него наплевать. А бабушка ласково называет его нахлебником. Когда-то у Даши был папа, и он делал тоже самое, что и дядя Андрей.

— Представляешь, как повезло ее маме? — однажды спросила Муся. — Она нашла аж целых двоих нахлебников на свою шею! Так сказала ее бабушка.

— Такое волшебное везение трудно представить, — ответила я, и глубоко в душе пожалела бедную, невезучую маму. — Не каждой женщине так повезет в жизни.

— Вот, и я о том же, — кивнула Муся.

Откуда Муся в курсе? Вот не захочешь, а все равно будешь. В школе и после школы, вися на телефоне, Даша сливает раздражение на бабушку, мамины проблемы, жир на брюхе дяди Андрея. Она ноет про погоду и природу. На нежелание мамы купить дорогую карманную собачку. Она стонет о любви к Саше. А воспылала чувствами Даша после того, как Муся призналась, что он ей нравится. Муся не жадная. Мало того, что отступилась, так еще и слушает о любви к нему же. Я вообще поражаюсь, граждане. Но и огребает Даша по полной, когда Муся недовольна или не в настроении, и терпит. Так они милуются, грызутся, замиряются уже несколько лет. Неизвестно, как сложится дальше, но пока мальчики - на десерт. Сейчас важнее то, что у Муси есть подружка Даша.

Я чуть не обжигаю руку утюгом.
— Почему? — изумленно спрашиваю у нее.
— Да ты посмотри, — Муся смотрит на меня с легким чувством превосходства, как на последнюю идиотку. — Они же все накрашены. У них глаза намазаны, как у женщин.
— Ну, не факт. Это сейчас просто модно.
— Ага. Как же, — ухмыляется она и одним глотком допивает пепси, задирает ноги на спинку дивана, ложится головой вниз, смотрит на меня и задумчиво дергает мочку уха. А я бросаю глажку и устраиваюсь рядом с ней. Смотрю очередной клип с накрашенными мальчиками, и думаю, откуда у нее появились такие мысли?
— Если следовать твоей логике, то все, кто красит ресницы - педики.
— Естественно.
— Вот прямо все без исключения? — я делаю попытку заманить ее в ловушку из слов. Ну, сейчас ты у меня попляшешь, как миленькая!
— Я что невнятно говорю? — лениво цедит Муся.
— Тогда получается, что женщины тоже педики?
— Ну да. И женщины тоже. Они же так мажутся, что даже мальчики отдыхают, — она делает большие глаза.


В этот момент я роняю сотовый телефон, и начинаю дико хохотать. Трубка возмущенно чирикает голосом Натальи, рассказывающей об очередном словесном шедевре подрастающего поколения . Поднимаю и снова включаюсь в разговор.
— Наташа, оказывается, ты мать-педик с гомофобным отпрыском на руках.
— Все бы тебе ржать, — ворчит она. — Я уже не знаю, что с этим чудовищем делать. Как скажет, то хоть стой, хоть падай, хоть стреляйся, не сходя с места. Я у нее тоже педик, видимо.
— Так, у тебя правильная подруга. Бери пример с меня и крась исключительно губы. Тогда не придется стреляться, и в гомосексуальности никто обвинить не посмеет, — советую я.
— А может мне нравятся такие обвинения? — с ехидцей в голосе парирует Наталья.
— Кто бы сомневался. Я тоже не буду возражать, если поставят в один ряд с Лето.
— Нет, лучше пусть посадят на к нему на коленочки. Какие у него глаза!
— Особенно, когда подведены черным карандашом.
— Ой, не напоминай. Сейчас кончу, — стонет в трубку Наталья.
— Давай, детка, давай. Устроим одновременный сеанс секса по телефону, — я эротично подвываю в ответ.
— Иди нафиг, извращенка, — смеется она. — Все обгадишь своей пошлостью. У меня ведь проблема. Я не знаю, что делать с этим ребенком. И, похоже, с подругой та же беда. Ну, что с вами делать?
— Купи ей набор косметики, а меня лечить поздно.
— Думаешь, поможет?
— Черт его знает, но попробовать можно.
— Нет. Пожалуй, одного педика в семье будет более, чем достаточно. Хочу быть эксклюзивной, — решает она.
— Не прокатит, Наташа, не прокатит. Муся точно латентный субъект-потребитель помады, туши и теней.
— Значит траты на косметику будут? — печально спрашивает Наталья.
— Не сомневайся. Ваш папа разорится, — злорадно предрекаю я.
— Как же страдают бедные мужчины!
— Ну, кто страдает, а кто и глаза мастерски подводит, не тратясь на меркантильных дам. А остальным нечего трахать и плодить на халяву. Красоту и потомство надо спонсировать. Желательно в твердой , конвертируемой валюте.
— Ты полностью права, подруга! Возьму-ка я пример с красящихся мальчиков, и схожу прикуплю пару килограмм красоты за счет отдельного представителя мужской породы. Давай. Еще созвонимся.