Как я провела лето

В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой
прыщавый червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня
стеснялась и весь пубертатный период старалась держать меня подальше
от родных и знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь.
Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми, домика
администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли из кирпичной
будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и
говна с хлоркой. Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты
предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и обсаживали их
кустами.
Девочки долгое время думали, что я мальчик: В общем, со мной не
дружили. В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным
товарищем.
Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое
дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело. Дырки в
тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и
девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб
первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто не
хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в
гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только
очертания, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в
чье-то скользкое говно.
Неожиданно какая-то тень метнулась прямо на меня, я заорала, резко
дернула неустойчивым туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и
я вошла в очко как хорошо смазанная гильза. Фак! Летучая мышь загнала
меня по пояс в кучу дерьма, над головой смутно виднелась очко, если
кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо
выбираться!
Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка
руками: это, блин, было сложно - все твердые опоры были скользкими,
как суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула башку: от
свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных
позициях только волей к свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти:
нужно за что-то ухватиться, чтоб не соскользнуть. Все вокруг было
склизким, зацепиться можно было только за поперечную деревянную балку
в полуметре от меня, я с остервенением пыталась до нее дотянуться,
шипя от напряжения:
- Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!..
Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох, не
то стон, и глухой стук - я пересрала и свалилась обратно. Еще полчаса
- и я снова над очком.
Так. Тянемся: Есть! Я схватилась за перекладину и вылезла на
бетонный пол еле дыша от счастья. Отдышавшись, решила переть к реке
отмываться.
Метрах в пяти от тубзика валялся директор, рядом с ним валялся
разбитый фонарь - сдох что ли? Я пошла на речку, отмылась как смогла,
а потом позвала людей: может и не сдох еще, спасти можно.
Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в
лагерь он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день
на веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я навещала его
часто, он меня особенно любил - ведь именно я тогда позвала к нему
людей.
На следующий год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго
пришел в себя. Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию,
случайно услышал странное пыхтение в туалете и открыл дверь. На него
из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к нему
щупальца и шипел:
- Ну-у-у: Иди же сюда-а: ссссука-а:. Дай, я до тебя дотянуссссь!..

За лупоглазую обидно, конечно.