Оказывается, для того, чтобы начать заново, совсем не обязательно доходить до края земли и, спрыгнув оттуда, приземляться "в начало". Нужно просто расправить плечи, когда откуда-то из-под фонаря к земле тихо крадется первый снег. Так вот она какая, чистая страница... Просто меньше груза, взятого на себя, меньше тяжелых мыслей, больше себя. Себя_любия, себя_понимания, себя_заботы) Вот оно как все просто)

Каждый раз, выходя из переполненной маршрутки, мне хочется сказать близ стоящему мужчине: “После того, что между нами было, вы обязаны на мне жениться…”. Раньше, садясь в маршрутку, я задумывалась только над тем, не слишком ли она переполнена. Теперь же я мысленно прокручиваю ее возможный маршрут: шофер даже не будет особенно церемониться, просто объявит, что по такой-то улице мы ехать не будем: пробки, так что кому не удобно – сходите. Но даже в биче всех современных городов – в пробках, мы, армяне, умеем находить очень своеобразный, но все же позитив.
10 минут на месте. Не правда. Не бывает. В Ереване не может быть пробок...
20 минут на месте. Слабонервные уже удалились и идут пешком, пытаясь не обращать внимания на холодный дождь, летящий в лицо. Переполненная полчаса назад маршрутка, опустела. Пассажиры уже знают друг друга в лицо и даже выучили наизусть у кого какая мелодия на входящий звонок из дома. Грустный шофер, грустные пассажиры, мрачная погода, дорога, сверкающая огнями стоящих и нервничающих машин.
30 минут на месте. “Ну и погодка..” – задумчиво сказала бабушка, сидящая напротив. “Да…” – подхватил шофер. Спустя 5 минут все пассажиры высказали свое мнение о местном климате и перешли на более интересные темы, как то: а куда вы ехали? А откуда? А вы сильно опаздали?
40 минут на месте. Ощущение, что все знают друг друга уже целую вечность. Кто-то рассказывает анекдот, все смеются. Симпатичной девушке позвонил жених. Накричал. Успокаивали всей маршруткой. Со слезами сказала, что он не знакомит ее со своими родителями. Утешали, говорили, что это еще ничего не значит. Через 5 минут выяснилось, что бабушка, сидящая за шофером – мама жениха.
50 минут на месте. Играем в города. Будущая невеста светится счастьем, нарочно проигрывая будущей свекрови, не менее довольной выбором сына. Спустя 5 минут оказалось, что абсолютный чемпион – наш шофер. Ну, если бы у меня тоже было 2 высших образования, как у него, чемпионом была бы я.
65 минут на месте. “Народ, а может, ну этот маршрут, махнем в Цахкадзорь, а?” Бурные авации. Воспоминания молодости бабушек, планы на будущее молодежи. Кстати, о планах, молодой человек, не запомнила вашего номера телефона… О, у вас Арментел? Отлично! Да,да, конечно, позвоню…
67 минут на месте. Колеса зашуршали по асфальту. Пробка рассосалась. Вместо вздоха облегчения – возглас “жаль…” Костяк пассажиров стал редеть. Люди сходят, горячо прощаются друг с другом, с шофером, улыбаются, понимая, что второй раз, скорее всего уже не увидятся. Хотя, Ереван город маленький, строительство, вроде, еще не заканчивается, может еще как-нибудь застрянем вместе?

Когда-то, тысячу лет назад, я опубликовала здесь первую часть своего рассказа "Крылья и небо". ( http://www.journals.ru/journals_comments.php?id=2139550 ) Теперь, наконец, дописала и вторую тоже. Прежде, чем прочитать эту, вспомните, пожалуйста, предыдущую, они одна без другой не читаются. Критикуйте)


Когда первые лучи серебряного месяца обнимали скалы, придавая им серое свечение, и последние всполохи заката гасли на облаках, они всегда собирались в главном зале. Впереди шел генерал, за ним – юные рекруты, все как один мечтающие занять его место. Черные колонны, отдающие синевой, отражали ох смелые, холодные лица, светящиеся решимостью выполнить любое задание, чтобы вырваться вперед.
Он шел среди них, горя, как и они, желанием показать Мастерам все на что способен. Сегодня был его день, его задание. Нужно было уже не просто выкрасть кого-то из людей, живущих в пещерах, а войти к ним в доверие, выяснить, насколько они могут угрожать его клану, клану Гекаты.
Он был хорош, рекрут, с глазами, полными звездного неба, и это сложное задание было для него простым. Сначала он выбрал мальчишку, играющего в долине, но, увидя Ее, передумал: что может рассказать ребенок? Молодая девушка, тем более, если она красива, более полезна. Несколько ночей он летал вокруг пещер, подслушивая тихий шепот признаний юношей солнечного племени, а потом полетел туда, где она всегда встречала закат. Когда пряди ее огненных волос заструились в воздухе, он повторил все лучшее из услышанного. Он говорил о том, как она прекрасна в последних лучах заката, что если бы он мог, то сплел бы ей венок из последних солнечных лучей, украсил бы его первыми, самыми яркими звездами, и подарил бы ей… если бы он только мог… Заслушавшись его голосом, она задержалась у входа чуть дольше обычного, потом улыбнувшись, ушла в пещеру. После ее ухода, внутри еще долго горел синеватый костер – знак того, что его слова достигли цели и наутро легкие тени бессонной ночи обведут ее глаза. Чувствуя себя уже почти победителем, он расправил крылья и бесшумно полетел домой, в холодные черные стены, не видевшие ничего кроме ясных мыслей и холодных решений. Его племя было таким: созданное как будто в противовес пещерным людям, оно не умело смеяться, не знало сомнений, терзаний и чувств, летало по ночам и ненавидело этих таких чужих долинных людей.
На следующую ночь он застал ее у выхода из пещеры. Она явно ждала чего-то. Циничная улыбка искривила его обычно прямую линию рта: “Здравствуй!” Легкий испуг, осознание того, что вчерашний голос сегодня обрел плоть, - и вот он уже сидел с ней рядом, очаровывая ее заранее придуманными рассказами о своей жизни. Он знал, что идет по правильному пути: люди-орлы умели читать мысли. Знал, что она ждет его с нетерпением, доверяя ему все больше и больше. После этих встреч полет домой, в черные скалы, был для него особенным. Он даже удлинял дорогу, чтобы еще раз вспомнить все сказанное и услышанное. В эти минуты непривычные радость и тревога волновали его холодную кровь, и ему казалось, что причина этому – приближающийся с каждым днем чин генерала.
На третью ночь он рассказал ей все приготовленные истории, пришел ее черед. Он вслушивался в каждое ее слово, помня о своем задании, стараясь не отвлекаться на переливы ее медных волос. Она рассказывала обо всем: о том, как они живут, чего боятся, что любят. О том, как прекрасно солнце, день, свет, как манит ее розовая роща, там, далеко-далеко за горизонтом… Он даже не понял, как это получилось, но через минуту, крепко обняв ее, он летел туда, где она хотела побывать. Летел и думал о том, что его поступок объясняется импровизацией и талантом вживаться в образ. Думал, но что-то, называемое беспокойством, уже начинало ворчать у него в груди. Прислонившись к дереву, он со странной улыбкой смотрел на нее, смеющуюся и танцующую в лунном свете, окруженную вихрем розовых лепестков. А когда забрезжил рассвет и пришло время вернуть ее в пещеру, он услышал как она подумала: “Без тебя мне не нужен ни синий огонь, ни уют пещеры, ни даже фиолетовый закат. Что-то кольнуло в груди. Отчетливо и сильно. В глазах потемнело, и сквозь эту сгущающуюся мглу он услышал свой голос, обещающий вернуться, обязательно вернуться завтра и полететь с ней туда, где она никогда не бывала.
В эту ночь он не вернулся домой. Сидя на черных скалах, он смотрел на пещеры, в одной из которых горел огонь, поддерживаемый Ее стараниями. Он не знал, что с ним происходило, он не хотел знать. Неизвестные доселе чувства, сцепившись, катались в нем: нежность, ярость, боль, отчаянье, гордость. Победило последнее. На следующий вечер в пещерах никто не зажег огня: зажигать было некому, а клан Гекаты праздновал два события: уничтожение пещерных людей и назначение нового генерала. Вчерашний рекрут с глазами, полными звездной ночи гордо стоял перед Мастером, вручающим ему генеральский перстень. А рядом стояла спокойная, холодная девушка, грациозно расправившая крылья в знак согласия на чин жены нового генерала.
Когда первые лучи серебряного месяца обнимали скалы, придавая им серое свечение, и последние всполохи заката гасли на облаках, они всегда собирались в главном зале. Впереди шел генерал, за ним – юные рекруты, все как один мечтающие занять его место. Мечта была не осуществима: генерал был слишком хорош. За ним водилась только одна странность, на которую Мастера закрывали глаза. Раз в месяц он летал к синим пещерам, где раньше жило какое-то странное племя, и встречал там закат. Он не сводил глаз с горизонта, а когда тот заливался чернильной темнотой, ветер доносил до него обрывок всегда одной и той же фазы: “Без тебя мне не нужен ни синий огонь, ни уют пещеры, ни даже фиолетовый закат.” Он оборачивался, но пещера всегда оказывалась пуста.

А вокруг умирают хорошие люди. В возрасте и совсем молодые. Мгновенно и мучительно. Только мы об этом ничего не знаем, может, потому, что не хотим знать, и продолжаем носиться со своими мелкими проблемами, как будто мир на нас замыкается...

Творческий кризис миновал. Единственное, что приносит, а не отнимает ноябрь - желание писать - пришло опять. Не знаю, как вышло... Многие хвалят - мне как всегда не нравится. Вобщем, рвите на части, если можно) Пожалуйста)



Темный город, похожий на тысячи других, оставленных им, тонул в тумане, клубящемся за спиной. Рассвет еще не наступил, и все вокруг было окрашено в мерзкий светло-серый цвет, который он так не любил. Цокот копыт по мостовой был единственным звуком, нарушающим липкую заспанную тишину утра. Закутавшись в синий, такой нетипичный для странников, плащ, он выезжал из города, все более углубляясь в туман. Уезжать, не жалея ни о чем – особое искусство, которым может овладеть только тот, кто встречал хоть раз в своей жизни безликий рассвет, не предвещающий нового дня. Он умел это делать. Выезжая из ворот, он ни разу не оглянулся на тающие крыши приютившего его города. Конь, почувствовав свободу, понесся вперед, так часто ударяя копытами, будто хотел раскрошить булыжники мостовой. Казалось, у коня в голове крутились те же мысли, что и у хозяина. “…Дорога как ревнивая женщина: она или будет единственной, или не будет вообще. А если появляется желание уйти, понимаешь, что кроме нее у тебя как будто никого никогда и не было. Понимаешь, что круг замкнулся, лента дороги крепко связала лодыжки тревожным чувством страха. Да и как теперь понять, где заканчивается странник и начинается дорога? Что такое странник, ушедший от дороги? – Никто. Что такое я, если скину свой синий плащ? – Не знаю. А вдруг тоже “никто”? Вот и схватило дорожной лентой горло – не продохнуть – замкнулось…”. А дорога, еще более равнодушная, чем пойманный ею в сети наездник, уверенно петляла между высокими соснами, вгрызаясь в мутную линию горизонта. Под звонкий цокот копыт минуты и часы уносились резкими порывами северного ветра. Прячась за стволами темных деревьев, к дороге незаметно подкрадывался вечер. Сиреневые сумерки кокетливо заглядывали ему в глаза, приглашая остаться в этот вечер наедине, но он знал об опасностях, скрывающихся за этой сгущающейся красотой, и все пристальнее вглядывался вдаль. Вскоре появился светлячок окон таверны. Конь, без слов поняв хозяина, поскакал быстрее.
В таверне, как всегда, было тепло, душно и пьяно. Он, как всегда, заказал сухого вина и сел в углу, всем своим видом давая понять, что зашел сюда не в поиске кампании. Винная терпкость разливалась по венам, теплый свет, идущий от камина, окрашивал пьяных людей в желто-красный медный цвет. Раскурив трубку, он стал смотреть по сторонам, изучая людей, сидящих вокруг. Разные таверны стоят на дороге, но чем-то они всегда похожи, и это “что-то” – люди, сидящие за столами. В этой тоже были новые люди, как две капли воды похожие на тех, которых видел вчера, за тысячу миль отсюда: плачущий над кружкой старик, поющий паренек, сидящая за стойкой полупьяная девушка. Ее наверняка бросил жених, и она клянется себе сейчас в том, что не доживет до утра. Сколько он видел таких! Сейчас сидит, убитая, а через неделю появится где-нибудь, счастливая, в розовом свадебном платье, под ручку с каким-то молокососом. Он внимательно следил за каждым ее движением, предугадывая, каким будет следующее, когда заметил что-то странное: в ее глазах не было отчаянья и жалости к самой себе, как у тех, к кому он ее причислил. Казалось, в ее взгляде был поиск, желание найти что-то, за что можно удержаться, не покатиться ниже. Вопреки всем своим правилам, он подсел к ней. Они сидели напротив друг друга и молчали, потом она встала и у самого выхода оглянулась: “Так ты идешь?” В ее глазах читалось, что если уж он подсел к ней, то совершенно ясно, что пойдет за ней и дальше. Не понимая почему, он встал и догнал ее.
Маленький одноэтажный домик оказался на редкость уютным. Она поставила чайник на огонь и устроилась в мягком кресле в ожидании минуты, когда он закипит. Алкоголь быстро делал свое дело, и, не дождавшись чая, она уснула. Он стоял напротив нее, вспоминал свои размышления по пути в таверну, по пути к ней… “…Вот именно, по пути к ней. Ведь дорога куда-то ведет, может, это и есть мой “пункт назначения”? И чем лучше мой синий плащ вот этого мягкого бордового кресла? Чем лучше холодный туман и одинокие вечера теплого света камина и ее сонной улыбки? Почему я должен возвращаться на дорогу опять и опять? Может, она и оказалась в таверне именно из-за того, что кто-то куда-то от нее должен был вернуться? Она же искала кого-то и нашла меня, а если я уйду, кто будет сидеть вот здесь, на моем месте? Ей действительно кто-то нужен, а я могу быть этим “кто-то”…” Она была спокойна, казалось, ее красивое лицо светилось уверенностью, что если уж он пришел, то просто не может не остаться. Он встал и, неловко улыбнувшись, накрыл ее лежащим рядом синим плащом.
Темный город, похожий на тысячи других, оставленных им, тонул в тумане, клубящемся за спиной. Уезжать, не жалея ни о чем – особое искусство. Выезжая из ворот, он ни разу не оглянулся на тающие крыши приютившего его города.

в голове... в ожидании

1. Говорю, какие ассоциации у меня вызывает ваш аватар
2. С каким запахом вы у меня ассоциируетесь
3. Каким цветом у меня отображается в мыслях Ваш ник-нейм
4. В каком фильме или книге я сделал бы вас главным героем
5. А вы за это постите такую же игрушку у себя

Заразилась у Му3ы