Полдень жуток, как колокола погребальный звон, как начало войны. В полдень умирают дети и коты – тяжело дышат, просят пить. В полдень – пыль… Можно проспать, можно забыть часы. Зажмуриться. Можно громко болтать, не думать, не знать, что полдень настал, не ходить на улицу. Но если однажды его пережил каждой клеточкой кожи – знаешь: полдень сеет смерть, и ты уязвим, как ребёнок, отставший от мамы.

Я стою у окна. Я песочный человек. Дует ветер и миллиардовые клетки моего тела как песчинки летят к тебе навстречу. Ощупывают дорогу, тротуары, дворы, запутываются в спящих кошках, залетают людям в нос. О Боже! Вы чихаете моим телом! Как микро-разведчики они обшаривают всё в ближайших трёх километрах. Дальше я не решаюсь, боюсь, что не вернусь.
Всеми нервами, всей собой я жду тебя. Моё рассыпавшееся тело ощущает, пропускает насквозь сам воздух дня, угадывая: идёшь? ещё даже не вышел? забыл?
Больно. Мучительно.
Великолепно.
Собравшись заново, я замечаю, что растерялась. Где? Где мои клетки? Застряли в водосточной трубе? Смешались с песком в детских песочницах? Просто умчались, предатели?
Мне смешно.
Эдак из-за тебя я совсем растаю!
Соберут мои жалкие останки в мусорный совок веником, вздохнут тяжело, и - гуд-бай, Америка..
Иди же. Иди скорей!
Прямо сейчас.

Дни стоят такие, что их хочется расстрелять. Хладнокровно прицеливаясь, очередью вишнёвых пуль. Аккуратные чёрные дыры. Сначала по Солнцу. Вот чего я хочу!
Мне, как никогда нужен пистолет, пусть даже самой простой модели, без глушителя. Многие жители планеты, безусловно, будут против, но я ж не всемогуща. Иначе любой первый несчастный мальчик или любая вторая капризная дама давно прикончили бы мир, как муху. Как моль прихлопнули.
Что ж, на худой конец, коли нету пистолета, в Солнце можно просто пошвырять камни или куски липкого снега, пока рука не заболит. Ругаться буду, кричать: «Пошло вон отсюда! Прочь!» Морщить нос, щурить глаза, как злобный карлик. Изпсиховаться вдосталь, пока стыдно не станет.
Наверное, потом я долго не смогу смотреть Солнцу в глаза. Буду ходить, низко опустив голову и только в лужах, только в лужах сверкнёт вдруг, и уши мои вспыхнут, я отведу взгляд, как предатель… Ну и ладно! Пусть знает – не всем оно бывает прекрасно. Замечательно и румяно, как апельсин. А иногда бесит, до скрежета зубов. Жёлтое, как болезнь, наглое, как резкий свет фар из-за угла. Беспричинно неприятное. Когда на сердце тоска..
Такие дни, что, пожалуй, пора исполнить свою давнюю мечту – стрелять по календарям. Да-да. Это единственное, чем бы я вообще занялась всерьёз. Для начала я расстреляю Март – в каждое число всажу пулю. Точно посередине. Какое-какое число было в прошлую среду? А фиг. Не было числа. И среды не было. Просто День – бескрайний, как Океан, без имени как всё таинственное, поющий, танцующий День, развернувшийся с утра, как подарок.. Затем Апрель. Беспощадно. С двенадцати шагов. Я вызываю тебя на дуэль! Его оружие пострашнее – он бьёт своей уверенностью, что всё знает наперёд. Дырка насквозь. Навылет. Расстреляв весь год, я подойду к своей жертве и как сквозь решето увижу небо, может стадо жирафов, водопад или бескрайнюю взлётную полосу, что-то я там точно увижу. Весь мир, преображённый. Подлинный. Как через сито просеюсь. Как гречка отберусь. Выйдя из подъезда, крикну на весь двор: «Валяйте мне из окон свои календари, о люди!» А карманы оттягивают патроны, а в руке приятно тяжёлый ствол, а глаз мой не по детски сощурен и сердце, и сердце заходится звоном от предчувствия битвы. Увидев меня, просеянную через календарь, все поверят, что так оно и впрямь лучше – прочь из системы, бежать из-под программы. Со всех ног. И жить. И любить.
И полетят из окон календари, точно птицы, точно революционные листовки. Настенные, отрывные лунные, маленькие карманные. С котятами (дрогнет ли рука моя?! нет!), с цветочками, голыми женщинами, солистами групп, даже с президентом. Ещё в воздухе я бабах! по ним обычными и разрывными. В пыль. В пепел. В удобрение для весеннее-проснувшейся планеты. Что ни день – то пуля. Что ни месяц – то решето.
Мир просеянный заблестит.
Я буду танцевать, отшвырнув пистолет.
И пройдёт печаль. Даже Солнце, из любопытства подползшее ближе, покажется мне не таким противным. Даже ничего себе покажется. Большое и горячее, какое уж есть.