Наслушавшись Купера не выдержала и таки зарегилась в лафджорнале. Теперь живу в трех ресурсах. Правда все записи размножаются по анологии со старым анекдотом:

-А ты пробовал sift+ins
-Пробовал
-Ну и как?
-Вставляет...

А что тут делать, чукча не писатель, чукча читатель. Что опять же подтвердила незабвенная Перл, (да когда я отстану от нее наконец).
Кроме дневника сестры, Андора и некоей дериктрисы школы (о ней ниже) понакопала линки дневников Иллет, Йовин, и Лоры Московской.
Не знаю, кому как, а мне очнь интересно смотреть на этих поюще-пишущих девушек с несколько другой стороны. Как выразился Шендерович, что бы быть хорошим почтальоном, не обязательно быть хорошим человеком.
По стихам и песням складывается образ этаких менестрелей не от мира сего. Но ведь ясно, что это ни разу не так. Что они живут здесь и сейчас, работают, готовят ужин, растят детей (у кого есть), и радуются или печалятся часто отнюдь не по какому-нибудь менестрельско-балладному поводу. У меня нет желания лично знакомиться с кем-то из них, (ох, взаимно я думаю), мне просто интересна пусть самая поверхностная сторона их повседневной жизни.

А чудесная директрисса школы, заставила мне чуть пересмотреть свое крайне негативное мнение о школе в частности и о всей образовательной системе вообще, т.к. по мне вся эта система каталась чугунными колесами взад-вперед. И так девять лет.
А вот подиж ты есть еще и другие стороны баррикад, и там живые люди. И я, (о чудо!) снова захотела поучиться в школе, только при обязательном условии, что школа эта будет под началом этой директрисы. Наверное это будет не очень этично, но приведу здесь несколько выдержек из ее дневника:


Что на детей нельзя обижаться – этому меня научил еще мой первый директор Дулин.
- Оно ж дитё, - говорил он, - чего на него обижаться? Ну, сиськи до колен… Ну, водку пьет… Ну, пробу негде ставить… Но – дитё. Неразумное.
И после небольшой паузы грустно добавлял:
- Смешное…


Зайдя по делу в туалет при спортзале, Анна Анатольевна обнаружила там мальчика и девочку из 11-го класса, занимающихся, по ее выражению, «черт знает чем». Если бы они ее не заметили, Анна Анатольевна тихонько вышла бы и потом убедила бы себя, что ей это померещилось. Но они заметили, и ситуация стала довольно глупой. Поэтому Анна Анатольевна смогла только втянуть в себя воздух и возмущенно выдохнуть:
- Вы… вы… в антисанитарных условиях!!!
А вот уборщица Людмила Михайловна, застукав в том же месте и за тем же занятием физручку Надежду Георгиевну и ее бойфренда, ничего не стала говорить, а просто отхлестала обоих веником – молча и решительно. Несмотря на то, что Надежда Георгиевна давно развелась с отцом двух своих детей, и бойфренд ее находится в школе на легальном положении, и даже частенько помогает по хозяйству той же Людмиле Михайловне.
- Люд, - отсмеявшись, сказала я, - Ну разве можно учителя – веником?!!
- А шо?! - воинственно подбоченилась Людмила Михайловна, - Пусть знают… Веником, конечно, я понимаю, несолидно, но ремня-то у меня с собой не было!
И, между нами говоря, хотя у нее крайне невысок шанс застукать МЕНЯ с бойфрендом (возраст уже не тот, знаете ли), но за что-нибудь другое мне тоже от Людмилы Михайловны может перепасть веником. Потому-то ей и разрешается присутствовать на педсоветах. Я ведь не имею права никого из учителей – ни веником, ни ремнем, ни шваброй. А иногда очень хочется.

Первой на новой работе меня приветствовала восьмидесятилетняя немка:
- О! Здрасьте! А у нас за последние пять лет уже семь директоров сменилось! Один спился, один умер, остальные сами сбежали...

За год мне удалось сделать то, что не смогли сделать семь предыдущих директоров - я выперла немку на пенсию и, наверное, именно поэтому держусь на своем месте вот уже больше пятнадцати лет.
Говорят, для директора школы двадцать лет - предел. Посмотрим.

Странно и удивительно, что каждый год период выпускных экзаменов обходится у меня в школе без жертв. Пед.коллектив ходит буквально по лезвию бритвы.
Вчера, например, по следу из поролоновой трухи я выследила спортивный мат для прыжков в высоту. Он перекочевал в столовую. Я не убила Славку-физрука только потому, что столовая сейчас не работает, и все табуретки убраны.
- Скотина, - орала я на Славку на правах старой знакомой, - Я тебе сказала его выбросить. Почему он еще здесь?!
- Зашить надо, - бубнил Славка.
- Зачем зашивать?! Выбросить! На помойку – немедленно.
- Ну видишь - дырка, - гнул свое физрук, - Зашить надо.
Обшивка мата состояла из одной большой дыры.
- Кто, Я тебе должна его зашить?!!! Убрать сейчас же!
- Ну я ж говорю – надо зашить…
Я ушла, хлопнув дверью, и приказала завхозу Зинке отрядить пяток восьмиклассников, чтобы порезали это говно на куски и унесли на помойку.
- Какое говно вы велели порезать? – спросила через полчаса Зинка, просунув голову в дверь моего кабинета, - Вячеслава Леонидыча или его мат? Там уже ни того, ни другого…

Из года в год дележка нагрузки напоминает кормление тигров, когда оголодавшие хищники не разбирают, где еда, где хвост сородича, а где – руки дрессировщика. За лишние часы нагрузки многие готовы перегрызть ближнему глотку. В первую очередь – Опытные. Им не дает покоя нахальная молодежь.
- Первые классы – самые ответственные. Не надо их давать молодым, они только все испортят.
- К молодым учителям родители охотнее приводят детей, - отвечаю я.
- А опыт?! – возмущаются Опытные Педагоги, - Молодые же не смогут научить ТАК, как мы! Они не смогут дать им те же знания…
Тут за меня обычно отвечает завуч, или уборщица Людмила Михайловна, чей авторитет позволяет ей присутствовать на педсоветах:
- Да при чем тут знания?!!! Им на наши рожи старые уже противно смотреть!
А вот вы что бы выбрали? С одной стороны – молоденькая девчушка, только что из пед.колледжа. У нее еще нет ни педагогического опыта, ни остеохондроза, ни мужа-алкоголика, зато море энергии и интереса к жизни. И пусть она будет реветь дома по вечерам из-за того, что не все получается так, как она хочет, но зато она будет шаг за шагом открывать мир вместе с вашими детьми и вместе с ними радоваться каждому новому открытию. И в качестве альтернативы – Опытный Педагог, который пердит у доски, роняет из-под юбки голубые байковые панталоны и не замечает хуев, нарисованных учениками на собственном учительском столе. Не думаю, что в этом выборе опыт будет иметь для вас определяющее значение. Я-то знаю – очень часто цифра 40 в графе «Пед.стаж» должна скорее настораживать, нежели обнадеживать.


А вот моего зама по воспитательной работе (замполита, проще говоря) Анну Анатольевну хабалкой никто бы не назвал. Она всегда говорит очень тихо и всегда как бы слегка улыбается. Она никогда не переходит на личности, никого не стращает ужасами отчисления из школы (знали бы вы, какая на самом деле это головная боль – отчисление из школы!), но слово «Жандармерия» жирной масляной краской написали на дверях ЕЕ, не моего кабинета. И если бы, не дай Бог, меня укусила бы чужая собака, и мне пришлось бы проделать курс уколов от бешенства, никому бы не пришло в голову спрашивать, делают ли такие же уколы собаке. Здоровьем же того пса, который на днях цапнул Анну Анатольевну за ногу, сильно озабочен весь коллектив.

Что они не поделили с этим псом, я не знаю. Вроде не смогли разминуться на узкой дорожке перед школьной калиткой. Пес был не наш, это точно. В смысле, не из нашего района. Наши собаки при виде доброго лица Анны Анатольевны по идее должны разбегаться с поджатыми хвостами. Потом оказалось – действительно не наш. Нашим оказался только тренер, которому хозяева сдали собака на перевоспитание. Теперь они с Анной Анатольевной дружат.
- Ну что, как здоровье? – каждый раз спрашивает тренер при встрече.
- Да фигово что-то… Никак не заживает, - Анна Анатольевна задирает юбку выше колена, чтобы показать, как оно не заживает.
- Странно, - говорит тренер, - А у меня все – как на собаке, - и закатывает штанины, чтобы показать шрамы от прежних укусов.
- Да-а, - сочувствует Анна Анатольевна, разглядывая тренерские голени, - Мне еще повезло с работой. Наши хоть не кусаются.
- Ваши и не линяют, - соглашается тренер, - Но зато мои на стенах не пишут…
И они, каждый по-своему любящие свою работу, хромая, разбредаются в разные стороны.

Любому другому учителю я бы смогла ответить: «Сама виновата – не научила». Любому, только не Светке. Я не всегда одобряю ее методы, но физике научить она может даже циркового медведя. Если ее, конечно, раньше не уволят за жестокое обращение с животными. Но портить Крутиковой окончание школы было жалко.
- Ладно, - вступилась Маргарита Павловна, - Давай попробуем еще вопрос из теории.
(С практикой-то мы разобрались, пока Светка ходила за бутербродами – мы с Маргаритой сами ее за ними послали).
- А я как раз теории-то и не знаю, - недоуменно хлопая огромными ресницами, сказала Ленка.
- Ну смотри, - отодвинула я Маргариту Павловну, - Вот есть конденсатор. Вот у него пластины, - я выставила вперед ладони, демонстрируя, как выглядят пластины конденсатора.
- Да, - согласилась Крутикова, осмотрев мои руки.
- Отлично. Так что находится МЕЖДУ пластинами?
Ленка нахмурила свои красивые бровки и еще раз осмотрела мои ладони.
- Вакуум, что ли?
- Ладно, свободна, - вздохнула Светка.
<...>
- За что три?!! – возмущалась она, - За что?! Она же – ноль! Круглый ноль!
- Ну почему же ноль? – защищала я выпускницу, - По крайней мере, она знает слово «вакуум»… И не отрицает наличие пластин в конденсаторе…

Ладно, хватит. Увлеклась. Так-то вот