Тело
Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единственным и таким моим?
© О.Мандельштам
Тело понимается в первую очередь как нечто материальное, физическое.
Тело рисовали и лепили. Им восхищались и порицали. Со времён античности дошли мраморные статуи мифических героев с телами атлетов. В рамках христианской традиции тело однозначно рассматривалось как греховное, земное. Средневековье закрепостило тело, скрыло его одеждами доминирующей религии. Начиная с эпохи Возрождения, тело сбросило с себя путы религии и вернулось на полотна великих художников. Эстетика обнажённого тела в эпоху Возрождения была возвратом к античности. Культ физического тела характерен и для современности. Тело женское привело к феминизации вещей, возникла особая система связей и отношений, универсальная система "тело – вещь". Тело стало изобразительным символом рекламной картинки. Тело, чистящее зубы, моющее шампунями, жующее Orbit и Stimorol, худеющее и, в то же время, обжирающееся едой быстрого приготовления. Наметился отход от тела жиреющего, напичканного синтетической едой, к телу худеющему, подогнанному под стандарты современной моды. В рекламных роликах чётко зазвучала оппозиция "еда – спорт", переход от слогана "фкусно жрать" к лозунгу "следи за телом", от рекламы пищевого мусора к рекламе тренажёров.
Однако не все мыслили категорию "тело" исключительно в рамках антропологической структуры. Экономисты заговорили о теле рынка как о едином организме, политологи и аналитики завели речь о теле государства и поставили вопрос о функциональности тела политического. Предпринимались попытки отыскать взаимосвязи, отношения и найти в них закономерности. Вытесненное классической философией за границы физического мира в область ментальной рефлексии категория "тело" стала трансцендентным, чистым объектом, объектом выброшенным, вырезанным из потока жизненного становления. Тело стало анонимным, тело утратило собственную телесность, тело лишилось своих антропоморфных характеристик, превратилось в набор неких органов, а потому стало категорией принципиально не артикулируемой и доступной лишь в узких философских кругах специалистов. Но и философы прошлого зашли в тупик, не предложив ничего нового. Исчезновению экзистенциальной глубины способствовал тот факт, что в двух центральных модусах бытия: "быть" и "иметь", акцент сделали на второе, а не на первое. Произошла подмена понятий, "быть" заменили на "иметь". "Быть в теле" сменилось на "иметь тело".
Совершенно новую и неожиданную трактовку категории "тело" дал постмодернизм. Лингвистический поворот в середине XX века внёс существенные изменения и переориентацию всей философии, выдвигая на передний план таких видных мыслителей, как Барт, Деррида, Делёз, Гваттари, Фуко. Тело стало текстом. Тело обрело себя не в статуях и картинах, не в рекламах ТВ и не в схемах и цифрах статистики, а в пространстве чтения. Сфера телесности была спроецирована на сферу текстуальности. В русле философии постмодерна выступает уже несколько иная трактовка понятий и вслед за ней иная философская категория - "тело без органов". Тело без органов вовсе не противоположность органам. Его враги не органы, его враг организм. Организм это вовсе не тело, это некий набор органов, навязывающий телу всевозможные формы, функции, связи, обмены. Организм как чёткая и слаженная система взаимодействий органов уступает место пустому телу, телу без органов, телу, открытому для вариативного самоконфигурирования, телу как децентрированному тексту, открытому для множественности смыслов, исключающему саму постановку вопроса о правильной интерпретации. Подвергнутое процедуре означивания, тело без органов принудительно наделяется определённой конфигурацией, то есть становится телом с органами и утрачивает свой статус пустого знака. Претензия на финальную определённость тела выступает как насилие над вариативностью самого тела, ибо окончательно ставшее состояние тела означает его смерть. Тело бесструктурно, бесформенно, стерильно, не порождено. Тело пластично, аморфно текуче. Органы находят место в таком теле всего лишь как временные, случайные. Они формируются в теле под воздействием смысловых импульсов. Импульсная волна смысла с изменчивой амплитудой оформляет тот или иной ситуативно актуальный орган. А далее орган отмирает, остаётся тело, тело без органов. Тело есть тело, оно одно, ему нет нужды в органах. В этом аспекте процесс чтения сравним с поиском тела без органов. Тело выступает как первичное сырьё, нуждающееся в обработке. Нонфинальная вариабельность текста даёт возможность генерировать читателю различные смыслы. Тело обладает интерпретационным потенциалом. Процедура чтения открывает перед читателем простор для всевозможных экспериментов с телом.
Кожа
мыслится вне рамках своих антропоморфных характеристик. Кожа рассматривается как защитный покров тела. И если тело есть текст, то кожа – это граница между автором и читателем. Читатель разрушает кожный покров тела. И в этом смысле понимание есть проникновение под кожу. Надрезы на коже тела свидетельствуют о ментальных усилиях читателя. Неоднократные реконструкции тела приводят к образованию множества складок на коже. Складка на коже находится именно в том месте, где произошла встреча читателя с автором. Складка есть процесс разворачивания того, что было завёрнуто, сложено. Если исходить из того, что, читая, читатель лишь припоминает то, что уже им было когда-то прочитано, то складка воздействует на память читателя и, таким образом, выступает как оппозиция забвению.
Язык
Прикосновение языком кожи тела возбуждает желание. Читатель вступает в ту область, которую можно назвать Эросом языка. Читать, значит желать текст, хотеть его. В акте означивания, однако, проявляет себя и другой, встречный вектор желания, идущий со стороны текста. Живое начало текста – это его воля к наслаждению. Аналитика текста есть процесс языковых наслаждений, некая камасутра языка, которая постулирует эротическое отношение к тексту и отсюда выводит понятие "эротика текста". Наслаждение противопоставляется удовольствию, ибо удовольствие предполагает удовлетворение, а значит и финальную интерпретацию текста. Но именно в силу нонфинальной процессуальности текста желание, смыслопорождая, не останавливается и дискретно реализуется через нескончаемую серию орфографических оргазмов. Философская живучесть желания обусловлена тем, что желание никак не может найти себе удовлетворения. Формируется новый стиль мышления, который находит своё выражение в новом языке. Этот стиль мышления уже невозможно заставить говорить на тысячелетнем языке диалектики. Это новый язык, именно тот язык, посредством которого щупают кожу тела.
Маэстро, урежьте джагу: Ennio Morricone
Шизофрения мозга и психоделика души: дискурсивно текучее