Рассказ шести- или семилетней давности. Попытка развернутой метафоры: судьба печатной машинки где-то в 1920-е годы. Не шедевр, но для коллекции сойдет.
---------------------------------------
Ч. и Я. сидели на веранде. Конечно, им тоже хотелось на трубу, но А. и Б. были завсегдатаями, проверенными людьми с репутацией, и хозяин заведения всегда выделял им лучшие места. Друзья не огорчались: веранда была не худшим вариантом. Ъ, например, ютился в крошечной и сырой полуподвальной каморке, изредка ободряемый письмами Ё, которая по каким-то, ведомым одной ей причинам, старалась вообще здесь не появляться. А давешние неформальные лидеры, Ять и I, чьего авторитетного присутствия хватало, чтобы узаконить состав всей группы, - те вообще были объявлены новой властью персонами non grata и ушли, чтобы не возвращаться, под улюлюканье и вопли завистников.

Но группы возникали. Механизм их сотворения, который надеялись прояснить, искоренив обязательное членство, продолжал оставаться загадкой. Периодически те или иные постояльцы, не сговариваясь (несмотря на обильные разного рода эксперименты, внешних проявлений не было обнаружено; ошибки тоже были редкостью), вставали со своих мест и уходили вглубь дома. Четверть часа спустя они возвращались, и, ни слова не говоря, продолжали оставленное дело. Иногда вместе с группой уходила Я., реже Ч. присоединялся к ней или шел сам.

По всеобщему молчаливому согласию, темы сей в беседах старались избегать, а от допросов и очных ставок власти пока воздерживались. Но каждый, без сомнения, не раз думал о природе той силы, что вечно выталкивала их из кресел и заставляла волочиться под непрерывным унылым дождем через весь сад, не оглядываясь на примятую кем-то траву, вечно всем недовольную стайку немолодых ворон и сыто дремлющего в окне кота. Особняк был старый, вошедшего в его пределы неотступно преследовал повсюду запах влажного дерева, лестницы скрипели под каждым шагом, и даже без оного, по старческой прихоти, металлический набалдашник трости отзывался гулким эхом в огромных залах с мраморными полами... Решительно никому не хотелось возвращаться туда снова, по набившей оскомину в каждой мелочи дороге. Многие, впрочем, давно сочли уместной маску безразличия. Было все это злом или благом, светом или тьмой - ах, лучше не думать о этом.

Ч. в свое время пытался объяснить глупенькой Я., что дело здесь, по всей видимости, в бессознательных устремлениях мозга (тогда в моде была теория какого-то австрийца). Я. не хотела слушать, она просила еще кофе и мило улыбалась. Вскоре Ч. прекратил свои попытки, а после и сам разуверился, тем паче, что время не располагало к рассуждениям. Проводы Ять и I, словно молния ночное небо, порезавшие жизнь надвое, вызывали слезы в уголках глаз и страх за дальнейшее. Говорили, что положение всех шатко, особенно жалели А.: его дальняя родственница жила за границей, и, более того, даже приобрела там немалую известность, будучи на должности, близкой по роду к деятельности I, и особенно Ять. Ходили слухи, правда, что до особо важных случаев родственницу не допускали, подменяя ее Тройкой проверенных граждан, но А. все равно был под подозрением. Многие на всякий случай старались держаться от него подальше, за исключением участия в группах, чей состав никто не был волен регулировать. Лишь хозяин по старой дружбе сажал его на трубу, где было не так промозгло, и откуда было ближе всего добираться до дома, - но и он уже в приватной беседе не раз вспоминал известное пророчество, местный аналог одного из Малых апокалипсисов; И. была, действительно, наиболее вероятным кандидатом на место, в случае "перестановок в верхних эшелонах власти" (так об этом написали бы газеты).

Судьба Б. в пророчестве была определена расплывчато. Он, зная это, бегал к гадалкам, знахарям, ученым, священникам, политикам - но так и не услышал ничего вразумительного. Страх перед неизвестным нарастал с каждым днем - и однажды Б. отказался идти вместе с группой. Подошло время разбрасывать камни - уже вскоре группа отщепенцев объявила о своем человеческом достоинстве и праве на самоопределение. Мир полетел в тартарары...