Лезвие впивается в горло, вновь выныривает под подбородком, осторожно облегает неровную поверхность челюсти, отказывает в поцелуе лицемерным губам, проскальзывает под носом, легко, как по маслу, входит в щеку, встречает и быстро огибает скулу, поднимая перед собой голубоватую, пенистую, смешанную с тонкими, короткими волосинками волну, которая выносит на берег фиолетовую, слегка ущербную ушную раковину; затем лезвие вновь впивается ему в горло, и на сей раз из своей берлоги показывается кровь, раненый герой подбирает упавшее на землю оружие и возобновляет мучительную процедуру; пальцы левой руки впиваются в кожу лица, стремясь её поднатянуть, и, несмотря на стекающую по шее кровь, он ещё находит в себе силы углубиться в эти временные скосы – хрупкие мостки поддерживают воздушный бег, потом поддаются, когда он касается противоположного берега: отступать больше некуда, итак, он продолжает, зажав в кулаке своё оружие, проникает всё глубже в подлесок бороды, вплоть до самого уха, ещё одного; не обратив на него никакого внимания, он тут же без колебаний погружается в густую шевелюру и начисто обкарнывает череп, который служит ему столь ненадёжным укрытием, потом продолжает без надрыва свой порыв, на бреющем полёте подстригает ковёр у себя под ногами – к чему останавливаться, когда всё идёт так хорошо? Это утро не похоже на все другие.
И он выходит из дому с бритвой в руке… ©