04:25 03-09-2006 три истории в любовном квадрате
В тринадцать лет друзья мои были - шпана-шпаной.
Тогда же я ухитрилась вляпаться в любовный квадрат. Не треугольник, а именно квадрат. Я влюбилась в Сережу Мурашку. Сережа любил мою подружку Инку. Инка - Сашу Копача. А Саша, кажется, любил меня. Влюбилась я в Мурашку после своего дня рождения, того самого, с яблоками.
Уж не знаю, кому первому пришла идея кидаться яблоками с балкона, то ли Димычу, то ли Лехе, а может, малому Яницкому - история сего факта не сохранила. Я даже не видела, что они там на балоконе делали. Мы с девочками как раз убирали со стола, когда неожиданно они все побежали вниз по лестнице, гогоча и выкрикивая: "Мы потом еще придем!" А Мурашка почему-то остался. Я даже помню, как он выглядел в тот вечер - серые брюки и вязаный серый свитер. Серый. Сергей.
Я вышла на холодный балкон. Мелкие дачные яблоки, хранимые мамой в деревянном ящике, раскатились по полу. Сосед из углового дома что-то кричал мне и грозил кулаком. Окно его кухни было разбито. Из нашего подъезда выбежали мои гости. Мурашка, стоявший позади меня, - кивнул на них: "О, поскакали... как зайцы. Ты иди в комнату давай. Сейчас менты, небось, придут. Но ты не бойся."
Девочки спешно ретировались, бормоча что-то вроде: "Ну, мы тоже пошли, да?" Остались только Надька, лучшая моя подруга и Мурашка. Мой брат Витя, который должен был за нами присматривать, озадачено выглядывал из соседней комнаты. Милиция в лице сержанта Сташевича пришла минут через десять. Сташевич понюхал бутылки с колой и сказал: "Спрятали, значит!" Включил видик с "Чужими" и спросил: "А порнуху куда дели?" На этом месте я разревелась от обиды и бессилия, мой день рожденья, давно ожидаемый праздник, был испорчен, испоганен, рассыпан мелкими невкусными яблоками, разбит осколками кухонного стекла.
- А вы в курсе, что вы не имеете права с нами разговаривать без понятых, и уж тем более, без наших родителей? Мы ведь дети, - холодно и с достоинством сказал милиционеру Мурашка.
- Какие вы, нахуй, дети, - мрачно процедил мент, - дети сейчас "Спокойной ночи, малыши!" смотрят. А вы мразь и хулиганье. И с родителями вашими мы вскоре побеседуем...
Но ушел.
Меня бил озноб. Мурашка обнял меня за плечи, вытер слезы. "Ну, ну, - бормотал, - хоре реветь-то. Всякое бывает..." И он остался, чтобы мне не пришлось все объяснять самой моей маме. Которую, кстати, больше всего в этой истории возмутило разбазаривание дачных яблок. Она, прямо-таки разбушевалась по этому поводу. Орала:
- Я не для того яблоки на шестой этаж таскаю, чтобы вы ими кидались!"
Хотя в нашем доме есть лифт, вообще-то. С милицией зато она разобралась в два счета, наслав на них своего знакомого полковника. Сташевич еще и извиняться приходил.
Не нужно и объяснять, что с тех пор Мурашка для меня был символом бесстрашия и благородства. То, что я его люблю, я поняла, когда он вдруг исчез. Помаявшись месяц, я отправилась к Инке выяснять, куда он делся. Считалось, что Мурашка с Инкой ходит. По крайней мере, сам Мурашка так считал. Мы с ним с тех пор очень часто говорили по телефону. Об Инке. Какая она красивая, добрая. Он носил Инкину фотографию в кармане серых брюк, часто вынимал и гордо говорил: "Моя девушка!" На фотке Инка улыбалась аппетитно, с ямочками. На обратной стороне было написано "Сергею от Инны на долгую память. Не забывай! Инна В." Он и не забывал. А мне было горько. Придя домой, я перед зеркалом тоже улыбалась, приставив пальцы к щекам, чтобы получились ямочки. И растягивая глаза, чтоб были чуть пошире расставлены - как у Инки. А мама кричала из соседней комнаты: "Руки от лица! Прыщей захотела?"
Инка, накрашенная, в мини-юбке, встретила меня на лестнице радостным визгом:
- Ой, а я к тебе! Поехали со мной к Копачу, он в пионерлагере тут недалеко! Немножко на электричке надо...
- Инна, - возмутилась я, - а как же Мурашка?
- А что, Мурашка? - нахмурилась Инка, - прилип тут. И вообще, знаешь, где он? В психушке!
- Как?! Почему? - ахнула я.
- А так! Избил кого-то, вот его и положили в Новинки, как буйного. Так ты со мной к Копачу поедешь, или нет?
- Ладно, - говорю, - поеду. При одном условии - за это ты потом со мной поедешь к Мурашке в психушку.
К Копачу мы добирались сначала электричкой, потом автобусом. В дороге выяснилось, что денег на обратный билет у нас нет. "Подумаешь, - хорохорилась Инка, - ну и поедем зайцем! А что нам будет-то?" С собой она везла хорошенькую корзиночку, где в салфетке лежал кусок пахучего капустного пирога, испеченного самой Инкой "для Саши", и еще шоколадка и брикетик индийского чая. "Они там чай курят заместо сигарет, - объяснила она мне мокрым шепотом в ухо.
Пока мы шли от автобуса к лагерю, Инка читала мне стихи, написаные ею специально для Копача на маленькой бумажке:
Когда звезды встечают луну,
Я в зеркало загляну,
И в ушах стоит перезвон.
Там мой суженый - кто же он?
Догорает свечи свет,
И одежды на мне нет.
- Ну как? - спросила она взволнованно, - положить записку, или это уже будет слишком эротично?
- Ну, не знаю, - пожала я плечами. Зная Копача, по-моему, он вообще вряд ли догадается, что это к нему имеет какое-то отношение. Что Инка в нем нашла, было трудно понять.
- Нет, он поймет! Я положу, пусть будет. А то он меня не поцеловал в прошлый раз даже.
Мы пришли. Дежурный, нагловатый прыщавый парень, за ворота нас не пустил и "Сашу из первого отряда" позвать отказался. Явно наслаждался своей, пусть мизерной, но властью.
- Ну что мы, зря ехали, что ли? - ныла Инка, - Корзинку вон какую тяжелую перли!
- А что у вас там? - спросил дежурный.
- Пирог с капустой...
- Давай сюда, - и дежурный протянул руку, выхватил у Инки корзинку и вдруг ловко вытянул оттуда двумя пальцами записку, - Ух ты, любовное письмецо!
- Придурок! Отдай, козел! - взвизгнула Инка и, подпрыгнув, повисла на прыщавом, стараясь отобрать записку.
- Хахаха! - ржал дежурный, отбиваясь от Инки, - умора! "И одежды на мне нет!" Это ты кому из первого отряда писала? Ой, блять, завтра на линейке зачитаем! Пусть признается...
- Отда-ай! - плакала Инка.
- Лена? Ты? - передо мной, откуда ни возьмись, стоял Копач. Красный, как рак. Даже уши красные. - Вот уж не думал тебя здесь увидеть... А что там Инка прыгает?
- Она тебе гостинцы принесла, а этот козел прыщавый отобрал.
Копач лениво подошел к дежурному, постучал ему по плечу, а когда тот обернулся, двинул ему изо всех сил коленом в живот. Корзинка покатилась, капустный пирог распался мокрым веером на песке. Дежурный согнулся, упал на колени и стал загребать ртом воздух. "Ссука!.." - просипел он. Записка выпала у него из рук, Инка быстро подобрала ее и спрятала в карман. Слезы стояли в ее синих глазах. Она бросилась к Копачу. Тот наклонился к дежурному и сказал: "Ты, чмо. Заложишь - ночью горло перережу, понял?" и сделал нам знак, чтоб шли за ним.
На игровой площадке никого не было. Мы сели втроем на карусель.
- У нас тихий час, типа, - объяснил Копач, - а то бы я раньше к вам вышел. А ты почему приехала? - спросил он меня, - Соскучилась, что ль? - он усмехнулся.
- Да нет, - смутилась я, - я за компанию. Чтоб Инке одной не ехать.
- А я тебе пирог испекла, Саша, - сказала Инка. - Пока пекла, думала о тебе...
- И что же ты думала? - спросил Копач, пристально на меня глядя.
Инка молчала. Я сказала:
- Вы тут посидите, поболтайте. А я пройдусь вокруг поляны, - и я пошла прочь. Не люблю пятым колесом быть. Копач нагнал меня уже у волейбольной сетки:
- Подожди!
- Чего? - я посмотрела из-за его плеча на Инку. Та, сгорбившись, сидела на карусели.
- Я хотел тебе сказать... - уши его пылали, - ну, эта... Мне тут еще полтора месяца торчать. Ты приезжай еще, ладно? Только одна, без Инки, понимаешь? Я того... это... ну.
Я траву рассматриваю, интересная она, оказывается. Сверху зеленая, а внутри какая-то жухлая уже. Говорю:
- Там Инна тебя ждет.
- Ну пусть подождет! - хмурится Копач и берет мою руку, - Здесь разговор, может, жизни и смерти. Понимаешь, о чем я?...
- Не надо, - говорю, выдирая руку, - Мне перед Инкой и так неудобно. Иди уже.
- Мы поговорим еще, - сказал он и сплюнул, - когда я вернусь.
А потом они еще долго с Инкой сидели на карусели, и говорили, говорили, а я гуляла вокруг площадки, и все это мне порядком поднадоело. Деньги на обратные билеты нам дал Копач. Со мной он не попрощался.
Домой мы ехали молча. Билеты у нас так никто и не проверил.
- А о чем он тебя спрашивал там? - глядя в окно, вдруг спросила Инка.
- О тебе спрашивал, - соврала я, - но просил тебе не передавать.
Инка обрадовалась, порозовела.
- А записку я ему отдала все-таки, - сказала она, - он сказал, что это самое красивое, что ему когда-либо писали!
Стоит ли говорить, что к Мурашке со мною Инка не поехала. Сказала, что ее не отпускают родители. Поехали мы с Надькой, предварительно разузнав, где находятся Новинки, минская психушка. На входе сидела вахтерша в сером шерстяном платке. На нас она внимания не обратила, и мы просто прошмыгнули во внутренний двор. Я оробела. Как-то я по другому представляла себе психушку. Это был не один дом-больница, а целый комплекс. Вокруг гуляли люди в темных пальто, - поодиночке, парами и целой колонной. Без санитаров. Еще набросятся... Мы попятились назад, к вахтерше в платке.
- Скажите пожалуйста, - спросила у нее Надька, - а куда могут положить человека, если ему 15 лет?
- А кто он тебе? - спросила вахтерша.
- Брат! - соврала Надька.
- Ну, раз брат... - она помусолила пальцем листы толстой книги, - Фамилия какая будет?
- Его? - спросила Надька.
- А у вас что, с братом разная? - подмигнула вахтерша, - Один в маму, другой в папу?
- Мурашко, - сказала Надя, - недели две назад положили.
- Так... - ведя пальцем по именам, - значит, две недели... Есть Мурашко! Андрей Иваныч. Он?
- Не он! - воскликнули мы в один голос.
- Дальше поедем тогда... Мурашко Анна... Мурашко Валентина... Мурашко Владимир! Он?
- Нет!
"У него там что, вся родня лежит?" - прошептала мне Надька.
- И этот не гож? - вахтерша полистала листы назад, - О, еще один есть. Сергей. Принят 20-го июля. Выписан 23-его июля. Давненько было дело.
- А куда? Куда его выписали? - в отчаянии воскликнула я.
- Откуда ж мне знать-то? - пожала плечами вахтерша, - Вон пусть она, - кивнула тетка на Надьку, - у родителей своих спросит, куда сынка-то упекли.
Мурашку я так больше и не видела. Искала еще долго, правда. Разные про него ходили слухи. Кто говорил, что в тюрьме он, или в ГПТУ, или в опять психушке. А вот Копач в гости часто наведывался. С Инкой. До самого моего отъезда в Израиль.
(по мотивам детского дневника)
Комментарии: