Нет, все-таки я вынужден запоздало не согласиться с Olaffson. Сентябрьский "Esquire" я бы не купил из-за фоток Боно. Купил бы - вот из-за этой статьи Андрея Лошака - "Быть подгузником". Из-за величины прячу под кат.
Быть подгузником.
Андрей Лошак.
Я точно знаю число, когда все изменилось. Это было два года назад, 01.06.2004. В тот день закрыли программу «Намедни», где я тогда работал. В мою жизнь – всю из себя такую независимую и далекую, как мне казалось, от политики – вдруг вломилось государство. Надо признаться, оно застало меня врасплох. Я вовсе не планировал расставаться с самым успешным на тот момент телепроектом. Это сделали за меня. С тех пор я не то чтобы политизировался, но, как бездомная собака, всегда готовая к худшему, стал опасливо наблюдать за действиями государства, ожидая в любой момент очередного вторжения на территорию собственной жизни.
Конечно, личный пример не совсем корректен. Звоню своему столичному приятелю Стыриковичу – владельцу небольшого дизайнерского бюро. Он отлично зарабатывает, раз в два месяца обязательно ездит отдыхать куда-нибудь подальше от родины. И так на протяжении последних пяти лет. С его точки зрения ничего не изменилось. Ну разве что программу Quark окончательно похоронил InDesign. Задаю болезненный вопрос, ответ на который знаю заранее: а как же телевидение? Телевизор он не смотрит, потому что с тех пор, как закрыли программу «Намедни», смотреть там нечего. Недавно даже отрезал под корень телевизионный кабель, потому что тот «некрасиво торчал из стены».
Это произошло постепенно. Мои друзья, раньше звонившие после удачного сюжета с поздравлениями, перестали смотреть телевизор. Совсем. Те, кто повежливее, просят записать им последний репортаж на DVD: «Все равно телевизор уже давно работает в режиме кинотеатра». Но большинство даже этого не хотят, потому что «разве могут по ящику показать что-нибудь приличное?» А что я им могу возразить, если сам отечественных программ почти не смотрю, довольствуясь спутниковым ТВ со сводками Euronews и успокаивающими картинками Travel Channel.
В компании TNS Gallup Media объясняют: зрительская аудитория повзрослела (45+) и стала более женской. Ничего не имею против женщин 45+, но интересы у меня с ними, как выяснилось, расходятся. Впервые я это понял, когда провалился фильм о группе русских туристов, отправившихся в Перу за психоделическим опытом. Выпив галлюциногенного напитка, наши люди, прервав бубнеж шамана, доставали гитары, и в ночной тишине перуанской сельвы раздавалось: «Виноградную косточку в теплую землю зарою…» Суперистория, прошедшая с рейтингом, как любит в таких случаях повторять наш шеф-редактор, «ниже, чем у технического перерыва на Первом канале». Но главное: её не посмотрел ни один из моих друзей. При этом материал точь-в-точь на ту же тему, вышедший через пару месяцев в «Большом городе», вызвал массу обсуждений. Было ужасно обидно слышать от знакомых: «Читал «БГ»? Вот они молодцы. Вечно придумают что-нибудь этакое…»
Изменилось качество аудитории. Абсолютное большинство теперь составляют домохозяйки, рабочие и пенсионеры. Можно было бы подумать, что это проблемы «серьезных», «взрослых» каналов, но согласно всё той же Gallup Media средний возраст зрителей вроде бы «молодежно-развлекательного» СТС – 50 лет! Мужчины 25-45 с уровнем доходов выше среднего – самая лакомая для рекламодателей группа населения – телевизор смотреть больше не хотят. Они читают о нем в журнале Esquire. Пройдя мессианскую стадию 1990-ых и парфеновский «золотой век», телевидение девальвировалось до нынешнего статуса «развлечения для бедных».
Все чаще можно услышать, как о телевидении говорят с брезгливой интонацией: «Это же трэш!» Загадочный термин, определения которому – не считая буквального перевода с английского, означающего «мусор», – ни в «Британской энциклопедии», ни даже в «Википедии» я не обнаружил. Есть «китч», есть зонтаговский «кэмп», есть другие разновидности дурного вкуса, но «трэша» нет. При этом все прекрасно понимают, о чем речь. Это мейнстрим, господствующий стиль, как екатерининский классицизм или модерн начала прошлого века. Вот простой пример «трэша»: один из двух ведущих программу «Малахов плюс Малахов», – с плохими зубами и ростовским акцентом, – рассказывает о вреде «шишечек» (произнося «шишачки») на ногах. Другой Малахов – холеный брюнет с красивым загаром – согласно кивает головой. Потом они вместе с женщинами, чьи волосы выкрашены луковой шелухой, становятся в кружок и хором повторяют: «Шишачки и боль, отстаньте! Шишачки и боль, уйдите прочь»! Похоже на сцену из раннего Сорокина. Кстати, писателя в последнем романе не узнать: чистая, чуть ли не «лермонтовская» проза и никакого «трэша». С того момента, как «трэш» стал массовой культурой, для искусства он потерял всякую ценность. Если раньше фильмы «Тромы» вызывали улыбку, то теперь от них тошнит. Зачем нужны «Кровососущие уроды», если ими и так забиты эфиры криминальных программ? В столкновении с нашей действительностью все, как всегда, перевернулось вверх ногами, и оказалось, что «трэш» – это не художественная игра, а хтонический ужас реальности, захвативший экран. Сеанс уринотерапии в утренней программе? Трэш. Петросян сразу на двух каналах? Трэш. Отец и изнасилованная им дочь в дневном ток-шоу? Адский трэш. Порог чувствительности понижается, аудитория требует самых примитивных, самых шокирующих зрелищ.
Когда почти 10 лет назад мы делали программу «Про это», представлявшую из себя гремучую смесь из карликов, трансвеститов, мультиоргастических женщин и фут-фетишистов под предводительством ведущей-негритянки, – в этом была провокация, «пощечина общественному вкусу». Когда пять лет назад мы показали в «Намедни» сюжет про Институт послеконтактной реабилитации и академика Вселенского, конструирующего звездотрон на 17-ом этаже 16-этажного дома, на столе у продюсера появилась табличка: «Отдел адского трэша». Тогда все это было ещё прикольно. Теперь в комнате, где стоял этот стол, разместилась «Программа максимум» – абсолютный лидер рейтингов на канале НТВ и, пожалуй, самое знаковое явление на телеэкране за последний год. Для тех, кто ещё не видел эту программу, привожу текст одного из ее анонсов:
Туалеты власти! Откуда взялся кокаин в кабинках Госдумы и Совета Федерации? «Под носом у депутатов» - сенсационное расследование «Программы максимум»!
Фальшивая медицина. Тазик от СПИДа и трусы от импотенции. Что продают под видом спасительных чудо-приборов?И почему известные артисты рекламируют сомнительные товары?
Она готова есть землю, чтобы не досталась оккупантам. Поедательница земли Литовской: медицинский феномен или политическая провокация?
Пишут анонсы и придумывают сюжеты для этой программы мои друзья Николай Картозия, Сергей Евдокимов и Георгий Андроников. Двое из них тоже работали в программе «Намедни». Хоть мы и видимся каждый день на работе, место для интервью предлагаю назвать им самим. Они выбирают французский ресторан в подвальчике, где никого, кроме нас, нет. Разговор идет под салат из утиной печени и бордо 2000 года. Трудно поверить, что эти рафинированные молодые люди (им нет ещё 30) делают программу, которую один мой знакомый назвал «лаем бешеного ротвейлера». Сами они на ходу придумывают определения программе, одно другого убийственнее: «кровавый «Ералаш», «мрачный «Фитиль», «бескудниковский пост-модернизм»:
– Мы делаем информационное телешоу, - говорит Картозия, - с элементами агрессии, трэша и так далее. У нас все через край, все чрезмерно. Моя любимая фраза: к сожалению, жизнь гораздо скучнее, чем это требуется респонденту панели Гэллапа. Почему у нас трешевые анонсы? Это – установка на поражение. Ракета «Булава», которая должна убить. Так люди вообще-то не разговаривают.
– Ну вот как бы мы описали происходящее в этом ресторане? – вступает в разговор Гоша Андроников. – «Тайная вечеря в подземельях Столешникова».
– Да! – моментально подхватывает Картозия. – «Тайная вечеря в подземельях Столешникова» – после этого нужно дать лайв! (фрагмент интершума: разбитое стекло, чей-то крик и т.п. – Примечание автора). – «Кровь или вино в их бокалах?!» – продолжает Гоша со зловещей интонацией. – «И что делает приличный журналист Лошак в компании отпетых трэшеров?!!!» – Ситуация такова, что это – единственное, что можно делать сегодня в информационной тележурналистике, – говорит Картозия.
– Я вообще считаю, что желтая журналистика – это последнее прибежище свободы слова, – добавляет Евдокимов.
Проблема заключается в том, что «Намедни» мои друзья смотрели, а «Программу максимум», так же как и «Профессию – репортер», в которой я сейчас работаю – нет. Несмотря на весь «бескудниковский пост-модернизм». Все окончательно встало на свои места в этом июне. Свалившись с пневмонией, мне пришлось почти месяц проторчать дома и, как говорят в таких случаях, «тупить» перед телевизором. По вечерам я смотрел реалити-шоу «Дом-2». Наблюдать за тем, на что готовы идти люди в борьбе за место под крышей, было познавательно. Отрезвление пришло, когда жители «Дома» выбрали открытым голосованием очередную жертву, обязанную покинуть шоу. Неожиданно ведущая Ксения Собчак сказала, что шоу покинет другой участник, на чье имя пришла повестка из военкомата. Она попеняла ему за уклонение от воинской службы, напутствовав словами: «Прежде чем построить дом, каждый должен внести свой вклад в строительство крепкого государства. Так что иди, дорогой мой, выполнять свой гражданский долг!»
Я почувствовал себя оскорбленным. Меня подставили: вместо шоу подсунули агитку. Как если бы мне продали билет на The Strokes, а на концерте оказалось, что выступает Краснознаменный хор им. Александрова. Именно поэтому мои друзья больше не смотрят телевизор.
А кто же тогда типичный «респондент панели Гэллапа»? Его всегда можно увидеть в коридорах Останкино. Эти невыразительные личности, сбившись в стайки, вечно рыскаю там в поиске знаменитостей. Они кочуют с шоу на шоу, воплощая мечту своей жизни – любой ценой попасть в ящик. Как правило, это женщины с кислотного цвета шалью на плечах, боевым, как у индейца, мейк-апом и волосами, крашенными луковой шелухой. Их лица можно разглядеть за фигурами ведущих или на перебивках, когда показывают клакеров в студии, хлопающих по команде режиссера. Я работал в ток-шоу и знаю, как это выглядит. По команде режиссера они будут хлопать всему чему угодно, даже если из динамиков раздастся что-нибудь вроде «А теперь поприветствуем Антихриста, пришедшего на землю, чтобы погубить род людской…» Осознав это, государство вплотную занялось телевидением. А мои друзья терпеть не могут, когда их держат за электорат, а не за людей. Вот они и выключили свои телевизоры. Чтобы вернуть х в число «респондентов», государству придется оставить телевидение в покое. Пока же получается, как в рекламе, которую сейчас часто крутят в эфире: «Don’t worry, be Huggies» – «Ни о чем не беспокойся – просто будь подгузником».