12:49 04-06-2007 Старые записи
Рождены в октябре-ноябре прошлого года.
Развилка.
...Дорога. Вокруг ничего, только дорога простирается куда-то вдаль. Прямая, без горбинок. Из чего - кто бы знал. Да это и не важно. Если приглядеться, то видно, что слеплена из тонких жилок, как нитки в ткани. Он стоит на дороге. Он - парень призывного возраста, с коротко стриженными то ли темными, то ли светлыми волосами, не очень высокий, средней такой спортивной комплекции. Одет в светлую футболку да джинсы. Стоит в легкой растерянности. Оглянулся - та же дорога, та же пустота. Облизал губы, сделал шаг вперед, остановился. Оглянулся по сторонам. Мотнул головой и прищелкнул большим пальцем и мизинцем правой руки.
Теперь дорога шла по лесистой местности. Что-то вроде парка. Вокруг высились многометровые сосны, елки, еще какие-то деревья. Много и разных. Воздух свеж, не очень холодно и не очень жарко - тепло, в общем. Он повернулся и пошел вперед по дороге. Теперь окружающая действительность радовала глаз, не то что эта пустота. Даже наверно это как-то грело. Все бы хорошо, если бы изнутри не давила все та же пустота и какая-то тяжесть. За первы же крупным обнаружилось ответвление. "Нашел", - подумал он. Поворот? Новый путь? Выход из сложившейся ситуации? Изнутри ощутимо припекало. Так часто бывало, когда думаешь о расставании с чем-то дорогим. Одной мысли хватает, чтобы бросило в жар. Он остановился у ответвления. Попытался увидеть, куда то ведет - увы, лес загораживал ему вид. Он напряг слух и еще одно чувство, какое ему часто выдавало в последнее время образы, как живые. Со стороны отвелвения дунул ветер. Резкий, пронзительный и очень холодный. Да не просто раз дунул - ощутимо потянул. Но он не чувствовал холода - весь холод уходил вниз и обтекал его тело в районе живота, устремляясь дальше и не нанося скопившемуся теплу никакого урона. Это он уже умеет делать. А сколькому бы еще надо и хотелось бы научиться. Мотнул головой. Что же за развилка такая? Ветер принес не только холод. Он услышал звуки, голоса. Задорный смех, чей-то недвоольный крик. Затем шлепки. Вновб задорный, с издевкой, смех. Злой смех. Он чувствовал гнев, чувствовал горечь, чью-то обиду. Ничем хорошим это не должно было кончиться. Кто-то через гнев пытался выкорчевать из себя горечь. Горечь потери. И делал это успешно. Вместе с этим убивая в другом человеке последнюю к себе симпатию. Кто-то...он. Он сам. Он. И не он в то же время. Еще не он. Он знал в себе этого человека.
Ветер утих. Он посмотрел вперед. Дорога, составленная из мириадов нитей случайностей, не убегала, не пряталась. Шла и была видна далеко вперед. И конца-края ей не было видно. По краям ее прорастали колючие кустариники и было понятно, что если пойти по ней, то вероятность отгрести колючек во все возможные места велика и очень. И при этом было весьма смутно понятно, ради чего туда идти. Он поразмыслил немного. Со стороны ответвления - дороги, тропинки, кстати, хотя и довольно узкой, но от нее и кусты и лес вообще как будто отступал, обещая абсолютно безпроблемную дорогу - вновь послышался злобный смех. Но путь такой удобный...Он метнул взгляд в направлении ответвления, вздохнул...и пошел вперед.
Первая же колючка больно оцарапала ему ногу. А сколько таких впереди?
Брошен!
...Горе. И боль. Он горевал. Стоило ли? Стоило ли во всем признаваться? Вот так и сейчас? Может, было рано? А может - поздно? Боль, страшная боль разрывала его на куски, и он рад бы помочь ей вырваться из груди, но не мог. Плакать нельзя. Нельзя? Ведь слезы - это благо. Для женщины? А он не мог. Он слишком...слишком любил ее. А она едва ли равнодушно сказала, что ничего не будет. Как могла? Хотелось закричать во все горло, прокляться все на свете и день, когда она сама - сама! - сказала, что он ей нравится. Нравится? Но не любила? Выходит, что толкьо нравился? Сегодня нравился, а завтра разонравился? Как какая-то игрушка в руках ребенка? Но как так можно? Разве так можно?! Он согнулся в три погибели, руками хватая траву и вырывая ее с корнем, хватая новые пучки. И плакал. От страшной боли, разрывавшей тело, разум, сознание. Мсступленно бил кулаками землю, выбивая в ней приличные ямки. Смотрел невидящими глазами перед собой. Поднял руки - они все были испачканы росой и землей. И сам он был не лучше. Раскрасневшийся, с еще не высохшими ручейками слез. С ополоумевшим взглядом и немым вопросом в нем: "За что?". За что? За что ему такие муки? Зачем тогда дали эту любовь? Зачем дали, если собирались вскоре отобрать? Грубо, насильственно, с куском сердца впридаток?! Чем он это заслужил? Люди называли его хорошим...Хорош же, если так его наказывают! За что?! Что он сделал? Кому причинил такой вред, такую боль, какую испытывал сейчас? Может, правы те, кто говорит, что уж лучше вовсе не знать любви, чем, познав ее, потерять? Есть ведь такие, и они знают, что такое потеря? И он узнал. Когда-то такое с ним уже было...Но много хлипче, много слабее, чем сейчас. Тогда он просто плакал. А сейчас рыдал, разрываемый на части. Что же рождается там, откуда уходит любовь? Нет, не уходит, откуда ее вырывают без шансов задержать, остановить, оставить? Там рождается самое жуткое желание, какое только может овладеть человеческим существом. Оно сильнее любви, это ненависть и жажда мщения. Из него вырвали любовь, и как будто вместе с костями, разом лишив способности владеть своим телом. Но заместо вырванного с корнем, словно и как в вакуум брсоаются потоки воздуха, туда бросилась ненависть. Она немедленно стала полновластной хозяйкой в его душе, теле, сознании, создала стальной скелет, чтобы придать затвердевшим, как дерево, мышцам опору, а мыслям - поток, направление. Но это будет потом...Это потом он будет охвачен ненавистью, жаждой мщения, абсолютным желанием уничтожить все живое. А сейчас он лежал ничком на траве, держа в руках пучки вырванной с корнем травы и не думая ни о чем. Пустота в сердце, в голове, нет мыслей, чувств, желаний. Как растение. Ничего не нужно, хоть вот тут сейчас умри. Лежал, уткнувшись носом в холодную землю, обессилевший и отринутый. Как ненужная более игрушка. Слезы кончились, он выплакал их все. Не скоро он еще сможет плакать после этого. Жутко уставший, с гудящей головой, опухшим и грязным лицом, в испачканной одежде, растрепанными волосами....он был ужасен. С трудом поднявшись на непослушные ноги, он неровным шагом побрел обратно. Нисколько не заботясь о том, чтобы стереть грязь с лица, отряхнуть одежду, выровнять волосы...Побрел обратно, смотря вперед, и не видя ничего. И никого. Ничего точного, лишь смутные силуэты. Друзья...соратники...они видели его и все понимали. Они знали, как он чувствовал, что...наверно, знали и то, что он сейчас ощущал. Безразмерную пустоту. Стояли и смотрели, не зная, что и делать. Утешением тут не поможешь делу. Он обвел взглядом площадку Йавина, а затем двинулся к своим вещам. Ноги с некоторой неохотой начинали его слушаться. Он был обессилен, сломлен, но не до конца, силы - те, что хранятся в нем глубоко-глубоко и идут в ход в такие вот случаи полного истощения - возвращались к нему. Спокойно дыша, он взял саберы и убрал их в чехол. Поправил одежду. Грязные пятна на коленях убрать не представлялось возможным. Но ему было все равно. Накинув на одно плечо чехол с саберами, а на второе рюкзак, он молча, ни с кем не прощаясь и ни на кого не глядя, пошел прочь. Он не знал, вернется ли сюда когда-либо...
Без названия.
...Лето. Парк тонет в зелени кустов, деревьев, в запахах цветов. Свежий, свежий воздух. Птицы. Вон пара дятлов перелетает со ствола на ствол. Качнулась нечаянно задетая крыло ветка. Красноголовая птица уселась на слегка наклоненный ствол и принялась долбить кору дерева. Скоро, скоро, где-то тут ее ждет славная пирушка.
Треснули ветки, смятые наступившей на них ногой. Молодой парень в джинсах и белой футболке шел по лесу. Туда, где так давно не был, но куда ходил так часто. Чего так долго не видел, но что так жизненно представлял. Все эти два года. Долгие два года. Тяжелые. Он изменился, а лес все так же стоял. Из года в год то зеленея, то серея. То радуя разнообразием и яркостью цветов лета, то ввергая в уныне бледно-черным пейзажем зимы. Зима - прекрасная пора, но все же летом лес куда как лучше выглядит. Куда ни глянь - все радует глаз. Вскинь голову вверх - и увидишь чистое голубое небо. Без единой тучки, облачка. И солнце. Греющее, дарящее жизнь, энергию. Его животворные лучи проникают всюду, каждый листочек наделяя живой энергией.
Он изменился? Прошло два года. Что-то в нем здорово переменилось. Это он знал, в этом был уверен. Но сейчас он опять был тем же восемнадцатиленим пацаном, едва-едва начавшим нормально обучаться. Обучаться владению сабером, владению собой, внутренней энергией. Это обучение прервалось, едва войдя в самую пору. Конечно, винить кроме себя, за это было некого. Сам виноват, что добился вторичного вылета с очного отделения. Да это все не суть. Все это было, все это прошло. Или не случалось вовсе никогда. А был восемнадцатилетний парень с душой ребенка, но мудростью пожившего человека. Как эти двое в нем уживались - бог знает. Было трудно. Бывало просто невыносимо. Особенно когла ребенок начинал капризничать. Старшему долго приходилось его успокаивать, приводить в порядок.
Улыбка играла на лице уже не парня. Теперь никто бы по виду не дал ему шестнадцати, как бывало раньше. Теперь этот ребенок сидел еще глубже, чем прежде. И сам тоже подросший, он успокоился с годами. А старший все так же спокойно верховодил, направляя поступки и мысли подопечного. Шелестела примятая военным ботинком трава, хрустели и ломались случайные ветки, попадавшие под него. Холм. За ним будет видно то место, куда он так часто ходил в снах. И, конечно, там были люди. Не очень, как ведется, много, но человек с полтора десятка точно набриралось. Мелькают разноцветные палки на фоне зеленой массы леса, разрезают воздух удары. Все, как обычно.
Они и не обратили внимания на направлявшегося к ним по краю ямы человека. Два года назад тут не было ничего, кроме высохшей ямы с парой лужиц-болот. В тот год группа файтеров задумала восстановить озерцо, пробив проход туда выше по течению ручья. Увы, тогда до дела так и не дошло. Но, видимо, идея не потерялась, и все-таки была кем-то приведена в жизнь. В яме, прежде сухой, теперь плескалась вода. Неглубокая, прозрачная до самого дна. Виднелись водоросли, по дальнему берегу разросся камыш. Два дерева, "крапивный" коридор меж ними, полянка с работающими файтерами. Все это было так знакомо...и словно не прошло двух лет. Мастера. Они все так же продолжают обучать приходящих тренироваться. Обучают владеть мечом и энергией.
Они не сразу узнали его. Внешне он все-таки поменялся. А внутренне? Тут же признали. Останавливать тренировку из-за прихода одного из файтеров в правила не входило. Обычно. Мастера, еще двое знакомых. Обнялись, как...как? старые друзья. Смех, радость. А напрягшийся на миг взгляд пытается выхватить из группы файтеров одно особое лицо, особые черты...
"Ле...Леша-а-а-а!"
Без названия. Продолжение.
...Она! Она! Взгляд все-таки выхватил из группы файтеров несколько смутно, но все же знакомые черты. Тоже изменилась. Внешне. Внутренне? Она сорвалась с привычного места в левой стороне группы, бежит к нему. А он вглядывается ей в глаза, пытаясь прочесть, что там, за ними. Радость. Только радость? Или нечто большее? Никого вокруг не слышит, только ее видит. Люди сами собой расступились, давая ей проход. Они все знали, все помнили. Она бросилась ему на шею...
Так он представлял себе эту встречу последние полгода. Так и никак иначе. Несколько забыв, что все то, что он может вообразить ясно, ярко, скорее всего никогда не сбудется. На миг напрягшись, взгляд расслабился. Нету. Никто, наверно, и не заметил этого изменения в глазах. Может, почувствовали, как изменилось настроение.
- А Полина где?
- Ее давно не было на тренировках...