Иногда я становлюсь древним скандинавским варваром. Завоёвываю среднестатистический южный город, граблю пару-тройку деревень, угоняю в рабство дюжину красивых дев и, вволю наигравшись, падаю в бою, сражённый десятком вражеских стрел. Попав в объятья валькирий, пару сотен эпох пью мёд на пиру у Водана, стараясь не вспоминать, что такое Рагнарёк.
Изредка я становлюсь ломким мальчиком-самоубийцей. Я режу себе вены, глотаю таблетки, прыгаю с крыши. Вены зашивают, желудок промывают, пожарные успевают поймать. От этого я мучаюсь мигренью, лёгкими приступами шизофрении и комплексом неполноценности. А по ночам снится, что меня не успевают спасти. Просыпаюсь в слезах и холодном поту.
Изредка мне нравится быть одиннадцатой с конца нотой в Сороковой симфонии Моцарта. И всегда, когда играет эта музыка, я радостно жду своего черёда прозвучать – каждый раз, будто последний, каждый раз так, словно после меня рухнет мир.
Люблю быть малышом, строящим песочный замок на золотом предзакатном берегу. А после – волной, которая этот замок разрушает. И немножко – солнцем, добродушно кидающим прощально-закатный взгляд на ребёнка, замок, волны, на своё отражение в зеркале моря…
Мне нравится быть чувством зависти печной трубы к кошке. Или недопитым стаканом мартини. Принцессой, стареющей у окна. Инопланетным зверёнышем. Запахом ванили. Корабельной мачтой. Горстью пыли на ладони у старого, израненного легионера. Ощущением свободы или мыслью о первом снеге...
Иногда я становлюсь собой. И тогда не понимаю, как быть – таять или падать, шершавиться или тянуться ввысь, рассыпаться или гореть, а, может быть, тихонечко звенеть на ветру?.. Иногда я становлюсь собой, и в этом, пожалуй, нет никакого смысла – разве что сердце бьётся чуть чаще.
Иногда…