1.

По приказу командира дивизии штаб дивизии перемещался в район Ново-Оскочное, и в 2.00 12.07.43 г. машина командира дивизии, его заместителя и начальника штаба, а также машина с командирами штаба были отрезаны колонной танков противника до 300 единиц. Командование и штаб успели покинуть машины до того, как они были подбиты и сожжены танками.
К рассвету управление дивизии, за исключением помощника начальника оперативного отдела гв. капитана Лебеденко и дивизионного топографа ст. лейтенанта Левченко, вышло из окруженного участка в район с. Плота и приступило к нормальной работе...
Особенно пострадали спецчасти дивизии, перемещавшиеся со штабом, которые приводятся в порядок... Потери уточняются»

2.



Сохранились воспоминания участника тех событий замкомандира батальона М.Г. Боева:

«Ночь на 12 июля была на редкость темной. Марш совершался от передовых позиций, и, казалось, ничто не должно вызывать тревоги, однако обстановка настораживала. Мы с Рябцевым идем в голове колонны, всматриваясь в непроглядную тьму, прислушиваясь к каждому звуку.
Прискакал связной и передал приказ комдива: «Шире шаг!»
Только отъехал связной, как впереди послышался шум моторов. Комбат прислушался:
— Танки. Только чьи они, вот вопрос.
Он тут же послал начальника штаба доложить комдиву о танках и приказал командиру головной роты выслать вперед отделение разведчиков.
...Прибежавший начальник штаба доложил: «Комдив сказал, что в Кураковке могут быть только наши танки». [493]
И все же напрягаем зрение до боли в глазах. Метрах в пяти-десяти впереди неясно прорезался силуэт машины. Это была наша «тридцатьчетверка». Головной танк осторожно крался на малой скорости с открытыми люками. Из башенного люка высунулась голова. «Принять вправо!» — послышалось из танка. Значит, свои. Напряжение словно рукой сняло. Мы пошли бок о бок с танковой колонной, оглядывая первую, вторую, третью «тридцатьчетверку». И вдруг:
— Немцы!..
Все повернули головы налево и в двух шагах от себя увидели белые кресты на бортах машин. Горькая догадка молнией пронзила мозг: фашисты в голове колонны пустили изменников советской Родины — «власовцев».
Комбат отскочил в сторону:
— Батальон, к бою! Гранатой, огонь!
Команда потонула в лязге гусениц и взрывах гранат. Рванула фашистскую броню карманная артиллерия, застрочили автоматы, немецкие танкисты захлопнули люки.
Батальон разворачивался из походного в боевой порядок, занимая позицию в стороне дороги, отбиваясь гранатами.
...Ночь тронул ранний рассвет, и теперь все ясно увидели на броне вражеских машин белые кресты и нарисованных хищных зверей. Несколько танков и бронетранспортеров остановились и с места открыли огонь по занимавшим оборону курсантам, поодаль из бронемашин высыпалась мотопехота — главная сила танковой колонны, которая, обходя подбитые машины, продолжала двигаться в сторону с. Ржавец.
Курсант Кулаков оказался между танками, не в состоянии понять, что же происходит. Третий год на войне, а такого еще не случалось. И лишь когда перед его глазами дрогнула длинная пушка «тигра», все понял. Он выхватил противотанковую гранату и кинул на корму уходившего «тигра». Оглянуться назад и посмотреть, как сработала граната, было нельзя — на него двигались другие танки. Теперь они шли развернутым строем, по несколько машин в ряд. До ближайшего танка оставалось совсем немного, и курсант, размахнувшись, бросил под гусеницу гранату, упал на землю. Танк развернулся на одной гусенице. Больше гранат у Кулакова не было, а танки все шли и шли. Он пробирался между вражескими машинами, стреляя из автомата по десанту»

3.

Вот что написал об этом рейде боевой группы полковника фон Опельн-Брониковского и ее поединке с танкистами генерала В.Г. Лебедева германский исследователь П. Карель:

«Чтобы ввести противника в заблуждение, в голову колонны поставили захваченный Т-34. Правда, на нем был нарисован крест — но не слишком большой. А ночью все кошки серы. Значение имели только внешние очертания.
Молчание в эфире. Огонь не открывать. Никаких разговоров, хотя курить можно. По сути, люди должны были ехать на броне танков, расслабившись и покуривая, как будто происходило нормальное передвижение части. «Ни слова по-немецки», — внушал солдатам командир роты.
Колонна-призрак продвигалась. Во главе — сам Бёк, за ним — рота танков и несколько бронетранспортеров со стрелками и саперами, потом — командирские танки. Раздавался только гул моторов и лязг гусениц. Колонны противника проходили рядом. Силуэт Т-34 во главе немецкой части обманул русских.
Они шли мимо хорошо оборудованных окопов противотанковых орудий и реактивных минометов, в которых находились люди. Мягко светила луна. Сонные русские не обращали на них внимания. Они привыкли к подобным колоннам. Весь день мимо них громыхали советские соединения. Бёк нагнал колонну пехоты противника. К счастью, никому из советских солдат не пришло в голову подъехать на танке.
«Примерно через десять километров, — отмечал доктор Ф. Бёк, — наш Т-34 заглох. Движимый, несомненно, патриотическими чувствами, он преградил нам путь. Поэтому нашим солдатам пришлось вылезать из своих танков и, не обращая внимания на стоящих вокруг русских, с любопытством наблюдать за ними, оттаскивать Т-34 с дороги и спихивать его в кювет, чтобы освободить дорогу для остальных машин. Несмотря на приказ не говорить по-немецки, раздалось несколько немецких ругательств. Никогда раньше я так не вздрагивал от ругательств, как у Ржавца. Но русские все еще ничего не замечали. Экипаж нашего Т-34 подобрали, и мы продолжили движение».
Перед ними замаячили первые дома села Ржавец. И первые советские танки... Двадцать два вражеских танка. Они прошли рядом с немецкой колонной. Все издали вздох облегчения. Но вдруг советская колонна стала выказывать беспокойство. Полдюжины Т-34 выехали из строя и повернули обратно. Не заметили ли они что-нибудь?
Бёк приказал своей ударной группе продолжать движение в направлении Ржавца, а сам на своем командирском Т-3, который нес лишь деревянное ложное орудие остановился поперек дороги. Семь Т-34 подошли и полукругом встали на расстоянии примерно двадцати метров от танка Бёка. Навели орудия. Но было очевидно, что не знали точно, что им делать. Темнота сбивала их с толку. Для Бёка все складывалось слишком хорошо. От деревянного орудия проку мало. Но нужно было сделать что-нибудь, чтобы не подвергать риску всю операцию в самый последний момент. Возвращать ударную группу — поздно. Бёк поэтому положился на удачу. Вместе со своим дежурным офицером, лейтенантом Цумпелем, он выпрыгнул из командирского танка. В каждой руке у них было по фугасному заряду, по «прилипающей противотанковой ручной гранате». Они промчались мимо бронетранспортера фельдфебеля Деяна, который уже изготовился, ожидая лишь команды открыть огонь.
Пять прыжков. Фугасный заряд прилеплен к первому танку противника. Несколько сидевших на нем советских пехотинцев в тревоге повернули головы. Один из них поднял свою винтовку, но Бёк выхватил ее и прыгнул в канаву, чтобы укрыться. Он оказался по грудь в воде. Прозвучало два глухих взрыва. Лейтенант Цумпель в свою очередь прикрепил заряд к другому танку.
Снова выпрыгнули. Следующие два. Снова в укрытие. Но на этот раз раздался только один взрыв. Второй заряд не сработал. Один из Т-34 угрожающе повернул свою пушку.
Бёк запрыгнул на один из подошедших немецких танков, укрылся за башней и завопил: «Огонь!» Немецкий наводчик оказался проворней русского. Один выстрел, и советский танк подбит. Но теперь джинн был выпущен из бутылки. Русские выпустили сигнальные ракеты. Со всех сторон бешено застучали пулеметы. Танки и бронетранспортеры Бёка ворвались в деревню, заняли позиции противотанковых орудий»

4.

Из приказа № 00194 от 21 июля 1943 г. командующего войсками Воронежского фронта:

«Командир 89-й гв. сд гв. полковник Серюгин, не установив связь со своими соседями и командованием корпуса и в силу этого не будучи осведомлен в обстановке должным образом, принял неправильное решение и самовольно оставил рубеж: Калинин, Киселево по р. Северный Донец, обороняемый 267-м гв. сп. Воспользовавшись отводом 267-го гв. сп, противник занял лес, обороняемый этим полком, а затем и с. Гостищево, в результате было сорвано выполнение боевой задачи, поставленной перед другой дивизией.
Получив данные о выходе танков противника в район Верх. Ольшанец, полковник Серюгин оставил управление частями дивизии и, приняв на себя командование учебным батальоном, вышел с ним в район с. Казачье, где намеревался оборудовать новый КП. В пути движения по направлению к с. Казачье Серюгин столкнулся с танками противника, был оттеснен в район с. Ржавец, где вновь встретился с танками противника и вынужден был отойти. Оказавшись отрезанным от частей дивизии, не мог управлять ими в течение 14 часов»

да уж, лоханулись.

Речь не о том, кто и как лоханулся - а о том, кто и как это описал в документах и мемуарах.

Описание по забористости забивает многое из того, что я видел.
Плакать хочется до поросячьего визга.

У провинившегося в докладе ночью в советском тылу 300 немецких танков ходят! Столько было сразу в трёх танковых дивизиях вместе взятых, за неделю до описываемых событий, в течение которой большая часть из них была уничтожена. А тут они все разом вдруг навалились как ни в чём ни бывало на незадачливого командира, будто недели боёв и не было, и будто делать им больше нечего кроме как на него несчастного набрасываться.

А навалились-то всего 1 танковый батальон и 1 батальон мотопехоты на БТР, а всего в трёх дивизиях находилось не более 80 танков на всех направлениях.

У немца командир боевой группы лично из оврага гранатами десяток танков мочит, на танке с деревянной пушкой, а глупые русские раз за разом спокойно на всё это взирают. Торжество сумрачного тевтонского гения.

отредактировано: 07-09-2009 14:11 - Almirante Zaarin

ну а как же без этого?
Правда о трех концах: "Моя, их и истина".