Духота чудовищна и безжалостна. Уснуть не могу. Села написать что-нибудь. Дельное или нет, не знаю. Быть может, сотру очередную главу с утра. Быть может, нет.
Мозги кипят. И, как ни странно, из глубин этого мучительного, порожденного жарой, духотой и усталостью, кипения поднимаются увенчанные щупальцами альтернативных линий обрывки новой книги.

Нечто, едва дышавшее под рабочим названием "Харонская повесть", стало "Харонским берегом" и заявило о своих правах на жизнь.