Детство – это то, что рассматривается нами ВСЕГДА необъективно. Дети не способны построить свою речь таким образом, чтобы мыслеформы, которые действительно есть у них в голове, были правильно поняты взрослыми. Когда мы общаемся друг с другом, у нас есть хотя бы понимание, что один из нас закончил медвуз а другой строительный техникум. Нам понятно примерно, где мы не совпадаем. При должном старании взрослые могут найти общий язык. С детьми дело обстоит хуже, потому что, общаясь, мы формируем и воспитываем их сознание. Например, ты спрашиваешь его: «тебе жарко?», и тогда он разбирает сумму своих ощущений и говорит: «да» или «нет». Закладывая тем самым «якорь». Отныне он будет упрощать словом своё состояние до «жарко». Возможно, ему в этот момент серобуркозявчито, а, возможно, он испытывает внутреннюю энтропию – что-то, что нельзя описать человеческими словами, но что отныне попадает в его сознании под понятие «жарко». Таким образом, взрослый, отказавшийся от каких-то дополнительных смыслов, разговаривая с ребёнком всегда ведёт неравный бой, сталкиваясь с огромной бездной знаний, которыми обладает дитя. Процесс воспитания столь несовершенен, что к моменту взросления, мы фактически калечим человека. Поэтому взрослые всегда боятся детей, думая, что у них внутри существует некий хаос, из которого может сформироваться любое непредсказуемое мнение. Дети с позиции взрослых, подобны машине смерти, готовой разрушить себя и окружающих, потому что они имеют потенциал и неограниченное количество возможностей.

Польза точных наук очевидна, так как точные работают с природой нашего мира и рассматривают реальность с утилитарной точки зрения. Физика, математика, химия и пр. способны если не двигать окружающей действительностью, то хотя бы переводить на язык взрослых язык мира. Но, язык взрослых несовершенен, отсюда вся эта хуйня с логорифмами и интегралами. Как правильно мне объяснил Лео, логорифм - это признание математиками собственного бессилия.
- Скажите коллега, а какое число нужно умножить само на себя несколько раз, чтобы получить "2" ?
- Не знаю, мы не можем этого посчитать...
- Но это же всего лишь умножение чисел, мы должны как-то это определить!
- Назовём это логорифм! Логорифм из 2-ух.

А искусство - это математика наоборот. Т.е. возврат через собственные увечья к тому детскому знанию мира, когда слова ещё не разложили по полочкам всё окружающее нас. Обратный процесс, попытка прорваться к той области, которая находится за гранью нашего восприятия. Как если бы мы знали, что что-то находится за стеной, что-то что нельзя описать словами, почувствовать как мы привыкли или осознать головой, а можно лишь раскачать себя до состояния, в котором оно само тебя коснётся. Наркотики, кстати, не обязательно "расширяют" сознание, скорее дают обратный эффект: дают возможность широкого восприятия самого себя, но по эту сторону стены.

Далее Маяковский


КО ВСЕМУ

Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо -
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.

Вознес над суетой столичной одури
строгое -
древних икон -
чело.
На теле твоем - как на смертном одре -
сердце
дни
кончило.

В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
"В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика".

Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотрите -
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!

Помните:
под ношей креста
Христос
секунду
усталый стал.
Толпа орала:
"Марала!
Мааарррааала!"

Правильно!
Каждого,
кто
об отдыхе взмолится,
оплюй в его весеннем дне!
Армии подвижников, обреченных добровольцам
от человека пощады нет!

Довольно!

Теперь -
клянусь моей языческой силою!-
дайте
любую
красивую,
юную,-
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!

Око за око!

Севы мести и в тысячу крат жни!
В каждое ухо ввой:
вся земля -
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!

Око за око!

Убьете,
похороните -
выроюсь!
Об камень обточатся зубов ножи еще!
Собакой забьюсь под нары казарм!
Буду,
бешенный,
вгрызаться в ножища,
пахнущие потом и базаром.

Ночью вскочите!
Я
звал!
Белым быком возрос над землей:
Муууу!
В ярмо замучена шея-язва,
над язвой смерчи мух.

Лосем обернусь,
в провода
впутаю голову ветвистую
с налитыми кровью глазами.
Да!
Затравленным зверем над миром выстою.

Не уйти человеку!
Молитва у рта,-
лег на плиты просящ и грязен он.
Я возьму
намалюю
на царские врата
на божьем лике Разина.

Солнце! Лучей не кинь!
Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,-
чтоб тысячами рождались мои ученики
трубить с площадей анафему!

И когда,
наконец,
на веков верхи став,
последний выйдет день им,-
в черных душах убийц и анархистов
зажгусь кровавым видением!

Светает.
Все шире разверзается неба рот.
Ночь пьет за глотком глоток он.
От окон зарево.
От окон жар течет.
От окон густое солнце льется на спящий город.

Святая месть моя!
Опять
над уличной пылью
ступенями строк ввысь поведи!
До края полное сердце
вылью
в исповеди!

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот - я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.