Колобок

За основу взят вариант сказки \”Колобок\” из сборника народных русских сказок Афанасьев А.Н. (1855-1863 г.г.):

Жил-был старик (Небо) со старухою (Мать-Сыра-Земля). Просит старик: \”Испеки, старуха, колобок\” (\”Сотвори, Земля Человека\”, КоЛоБоК = ГоЛоВяК = ЧеЛоВеК).
- \”Из чего печь-то? Муки нету\”.
- \”Э-эх, старуха! По коробу (по горам) поскреби, по сусеку (по суше) помети; авось муки и наберется\”.

Взяла старуха крылышко (скребло(1) крыло), по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки (праха земли) пригоршни с две. Замесила на сметане (из глины = земли), изжарила в масле (огнём, жаром помазала - оживила) и положила на окошечко постудить (на ветер - вдохнуть душу).

Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился (побежал) - с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.

Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц(2) (Тьма): \”Колобок, колобок! Я тебя съем\”.
- \”Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою\”, - сказал колобок и запел:

Я по коробу скребен (Я по горам скребён),
По сусеку метен (По суше метён),
На сметане мешон (На воде мешон),
Да в масле пряжон (В огне печон).
На окошке стужон (На ветру стужон);
Я у дедушки ушел3 (Я от Неба рождён),
Я у бабушки ушел3 (Я от Земли рождён),
У тебя, зайца, не хитро уйти4 (От тебя, Тьма, не хитро уйти)!

И покатился себе дальше; только заяц его и видел!..

Катится колобок, а навстречу ему волк(2) (Тьма): \”Колобок, колобок! Я тебя съем!\”
- \”Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою!\”

Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
Да в масле пряжон,
На окошке стужон;
Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел,
Я у зайца ушел,
У тебя, волка, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только волк его и видел!..

Катится колобок, а навстречу ему медведь(2) (Тьма): \”Колобок, колобок! Я тебя съем\”.
- \”Где тебе, косолапому, съесть меня!\”

Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
Да в масле пряжон,
На окошке стужон;
Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел,
Я у зайца ушел,
Я у волка ушел,
У тебя, медведь, не хитро уйти!

И опять укатился; только медведь его и видел!..

Катится, катится колобок, а навстречу ему лиса(2) (Тьма): \”Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький\”. А колобок запел:

Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
Да в масле пряжон,
На окошке стужон;
Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел,
Я у зайца ушел,
Я у волка ушел,
У медведя ушел,
У тебя, лиса, и подавно уйду!

\”Какая славная песенка! - сказала лиса. - Но ведь я, колобок, стара (такая же древняя, как Небо и Земля) стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разок погромче\”. Колобок вскочил лисе на мордочку(5) и запел ту же песню. \”Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок\”, - сказала лиса и высунула свой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса - ам его! и скушала(6).

[1] - \”скребло - то же, что скребок в 1 знач. Каменные скребла первобытного человека\”. (Ушаков).

[2] - заяц, волк, медведь и лиса - лесные звери, а лес всегда ассоциировался у славян с Тьмой (тёмный лес), противоположностью Света.

\”В целом для семантики волшебной сказки типично сохранение важнейшего мифологического противопоставления свой - чужой (характеризующее отношения героя и его антагониста), которое проецируется на различные плоскости: дом - лес (ребёнок - баба-яга), наше царство - иное царство (молодец - змей), родная семья - неродная семья (падчерица - мачеха) и т. п.\”; \”Противопоставление близкий - далёкий в славянской мифологии указывает на структуру пространства (по горизонтали) и времени: ср. «свой дом» - «тридевятое царство» в русских сказках, образы пути-дороги, моста, дали, давние и новые времена.; Дом - лес - конкретный вариант противопоставления близкий - далёкий и реализация оппозиции свой - чужой; воплощается в образах человека и зверя (напр., медведя)\”. (Энциклопедия Мифы народов мира).

[3] - ушёл \”отделился\”, \”удалился\”, поэтому \”родился\”, также можно описать словом ушёл.

[4] - не хитро уйти - вполне разумная логика - если уж смог от Света и Воды (Неба и Земли) отделиться (родиться), то и Тьме не поглотить-съесть.

[5] - морда и смерть - однокоренные слова (морт = мерт), поэтому Тьма в конце-концов и съедает Колобка-Человека в образе хитрой лисы-смерти.

[6] - Вот и спел Колобок свою песню. Так завершается земной путь Колобка-Человека - от рождения (сотворения) до смерти. Сравните спеть (песню), спеть (созревать), успение (смерть) и успеть (к сроку - назначенный, установленный момент, время исполнения или наступления чего-либо).

http://cvetindigo.ru/forum/textversion.html?t48

Христиане не только искажали славянские сказки, но и придумывали свои. В таких сказках главным образом присутствует извечная мечта христианского народа о «халяве». В то время как в славянских сказках главные герои всегда добиваются цели только своим трудом.

Одним из примеров искажений является Сказка о репке, известная всем с самого раннего детства. В изначальном славянском варианте данная сказка указывает на взаимоотношение поколений, а также указывает на взаимодействие временных структур, форм жизни и форм существования.

В современном варианте этой сказки не хватает еще двух элементов, существовавших изначально – Отца и Матери, без которых получается семь элементов, т к у христиан семеричная система восприятия, в отличии от девятиричной славянской системы.

В изначальной сказке было девять элементов, в каждом из которых был свой скрытый образ:

Репка – достояние и мудрость Рода, его корни. Она как бы объединяет земное, подземное и надземное;
Дед – Древняя Мудрость;
Бабка – традиции дома, хозяйственность;
Отец – защита и опора;
Мать – любовь и забота;
Внучка – дети, внуки;
Жучка – достаток в Роду, есть что охранять;
Кошка – благостная обстановка в Роду, т к являются гармонизаторами энергии человека;
Мышка – благосостояние семьи, где нечего есть и мыши не водятся.

Но христиане убрали Отца и Мать, и заменили их образы на защиту и опору от церкви, а заботу и любовь – на Христа.

Изначально смысл заключался в следующем: иметь связь с Родом и Родовой Памятью, жить в гармонии с родными и иметь Счастье в семье. Может отсюда и пошло выражение - Дать по репе - чтобы наступило просветление.

Еще одним из многих искажений является сказка Колобок.

Эта сказка является образным описанием астрономического наблюдения Предков за движением Месяца по небосклону от полнолуния к новолунию. В Чертогах Тарха и Дживы, на Сварожьем Круге, происходит полнолуние, а после Чертога Лисы наступает новолуние.
Таким образом можно было получить начальное знание в астрономии и изучать звездную карту мира.
Сказка “Крошечка – Хаврочешка”. Осталась девочка сиротой, но у нее была любимая корова. И когда девочке что-то надо было, она в левое ушко коровы влезала, в правое вылезала и получало то, что ей было необходимо. Казалось бы – такая большая девочка лазить по коровьим ушам не может. А вот эта коровка – Небесная корова Зимун или Малая Медведица, как ее еще называют – прямоугольничек и есть коровье ушко, а тут еще Хара, Дара, откуда Харийцы, Даарийцы. Но в сказке же не будут писать: Вот девочка прошла врата Междумирия, направленное на вот это коровье ушко, и получала всё, что ей нужно было. И заметьте, она всё просила у своей мамы. Мама – это как образ коровы Зимун, прародина Предков, и там же еще Ингард недалеко. А девочка через ушко проходила к Даждьбогу Солнца, к Земле Ингард, у Предков общалась, а выходила совершенно сквозь другое ушко, по движению звезд, в другом месте, и пробиралась опять домой. Т.е она постоянно общалась со своими Предками. При входе использовался один чертог Сварожьего круга, а после посещения из другого чертога она спускалась на Мидгард через другой чертог. А у ее мачехи три дочери: одноглазка, двуглазка и триглазка, которых она отправила шпионить за девочкой. И девочка, прежде чем уйти, пела- убаюкивала: Спи глазок. Первая сестра заснула. Мачеха отправила вторую дочь следить за девочкой. Девочка опять: Спи глазок, спи другой. Заснула и эта сестра. И только третьей удалось подсмотреть за девочкой, потому что та спела ей: Спи глазок, спи другой, а третий глаз, что между бровями, энергозрение, не учла. В итоге корову зарезали, но девочка не ела мяса, а собрала все косточки, закопала их, и выросла в одном варианте сказки – яблонька, в другом – березка.

А березка это тоже образ родовой: рождалась девочка – садили березку, мальчик рождался – садили дубок. И дети, играя росли между деревьев, и от этих деревьев получали силу. Поэтому, допустим, если сын в военном походе был ранен, родители по состоянию дерева – оно сохло, видели, что с сыном беда. И родители начинали ухаживать за этим деревом, подкармливать его, лечить, и в результате и дерево расцветало, и сын – поправлялся. Так же и с березкой дочери поступали.

Древняя сказка, когда юноша идет освобождать свою невесту от Кащея. Ему волк помогает, медведь, который древо с сундуком свернул, с сейфом, где хранилась смерть Кащея, сокол или кто-то еще: ведь когда юноша проголодался, он хотел подстрелить птицу или зверя, а те обращались к нему: Не трогай меня, я тебе еще пригожусь. Даже щука и та – принесла яйцо, где хранилась игла, а на кончике той иглы была смерть кащея. Разные варианты трактовки . Заметьте, как бы кащеи не кичились – они всегда были повержены. Почему? Потому, что наши Предки четко определили, что кащей – это бес и он всегда смертный: бес смертный. Но т.к. раньше писали всё слитно, то и со временем начали воспринимать в значении - без смертный. А уже потом господин Луначарский бесовщину развел: он вообще ввел слово бессмертный. Хотя в русском языке были понятия и “бес смертный”, что значит: бес, который рано или поздно всё равно умрет, и “без смертный”, что значит, вечный. Вот в чем различие.

И заметьте, в любой сказке добро всегда побеждает, и любое действие всегда имеет законченную образную форму. Заметьте, кащей всегда был в определенных доспехах т.е в защитных одеяниях. Злые всегда любили защиту себе устраивать. И простое оружие ,как в сказках: и калена стрела его не берет, т.е. закаленное, и меч на травах закаленный, его не сечет, а берет его только меч какой? Кладинец. А чем отличался от закаленного меча меч кладинец? А тем, что это не просто меч, а это мощное информационное оружие, почему? А потому, что по мечу шла руновязь т.е. определенные заклинания по клинку шли. И даже на рукояти иногда. А еще руновязь создавала как бы особую энергетическую структуру – силу вокруг меча. Т.е. кладинец – оружие как бы магического воздействия, или как бы сказали, волшебный меч. И он любую эту отрицательную энергетическую защиту всё равно пробивал. Потому что мощнее славянскиx рун ничего нет.

В русской народной сказке Баба-Яга, которой помогают гуси-лебеди, отмечает собой сакральное пространство между жизнью и смертью и обладает двойственной природой – она может помочь герою, а может и съесть его. И это естественно, ведь на санскрите Яга – значит жертва, яг – жертвующий, пожертвователь. Баба-Яга держит нить человеческой жизни на грани бытия, и жертва может уйти навеки в «мир предков», а может вернуться в мир людей, получив новый облик, новые знания, т.е. в новом качестве. Но для подобного возвращения надо пройти определенные испытания, совершить необходимые обрядовые действия. Именно о таком пути туда и обратно и рассказывает сказка «Гуси-лебеди». Гуси уносят мальчика почти с порога родительского дома в мир Бабы-Яги. Его сестра отправляется вслед за ним, и первое, что встречается ей на пути, – печка – символ человеческого социального бытия. Ведь, действительно, мы – единственные живые существа, поддерживающие и получающие огонь искусственно, единственные в живой природе, термически обрабатывающие свою пищу. В печи лежит ржаной пирог – древнейшая форма искусственно полученного продукта питания. Печь и хлеб – два символа человеческой общины, семьи. Но героине сказки надо выйти за пределы человеческого социума и она не ест ритуальный хлеб. Далее на ее пути встречается яблоня. И снова символ, на сей раз здоровья, жизненной силы, красоты, мудрости (вспомним живильные, молодильные яблоки сказок, яблоки Гесперид и т. д.). И вновь героиня отказывается от того, что может задержать ее в мире живых. И в конце своего пути она встречает молочную реку с кисельными берегами – страшное пограничье двух миров. Вспомним, именно овсяный кисель с молоком – ритуальное блюдо, причем последнее, поминального и похоронного стола на Русском Севере. Именно овсяным киселем и молоком поминают родителей в так называемые «родительские» дни. До недавнего времени в восточных районах Вологодской области такой кисель творили обязательно на вечерней заре, варили на утренней, используя для этого деревянную посуду, в которую опускали раскаленные камни и помешивали кисель лодочным веслом (лодка, как мы знаем, считалась средством переправы на тот свет, не случайно еще в раннем средневековье скандинавы и руссы хоронили своих знатных покойников в ладьях). Не свершив поминального обряда и не вкусив ритуальной пищи, героиня сказки «Гуси-Лебеди» вступила в пространство межмирья, во владения Бабы-Яги. Поведение и мальчика, и девочки при возвращении в мир людей иное. Они пьют молоко и едят овсяный кисель, принося жертву предкам. Они едят яблоки, возвращая себе жизненную силу. Они съедают по ржаному пирогу, символу человеческой общины, и, кроме того, забираются в печь. Именно после этого гуси-лебеди прекращают погоню за братом и сестрой. Почему? Дело в том, что, забираясь в печь, мальчик и девочка совершают древний обряд перепечения, который сохранился на Русском Севере вплоть до наших дней. Считается, что если грудной ребенок перепутает день с ночью, постоянно плачет, болеет, то его как бы подменили и необходимо это дитя перепечь. Обряд перепечения должны проводить два человека – самая старая женщина в доме и самый маленький, способный стоять на ногах, ребенок. Собственно, ребенок ничего не делает, он просто присутствует при обряде. Бабка же, привязав младенца к хлебной лопате, трижды засовывает его в теплую русскую печку, приговаривая при этом: «Перепекаем подмена, выпекаем русака». После этого ребенок считается доведенным до необходимого состояния и как бы заново родившимся. Интересно, что в санскрите слово «paripakva» значит: готовый, пропеченный, спелый, зрелый (умом), a «paripacya»: быть сваренным, поджаренным, созревать. Кстати, именно это и стремится сделать со своими жертвами Баба-Яга – сварить их, поджарить, т.е. перепечь для «того света», довести их до зрелости для существования в ином мире. В сказке «Гуси-лебеди» брат и сестра перепекаются для этого мира – мира живых людей, они обретают зрелость и выходят из печки уже качественно новыми людьми: не мальчиком и девочкой, а юношей и девушкой. Таким образом, перед нами в сказке фактически предстает описание обряда перехода в новую возрастную категорию, изменения социального статуса подростков, так называемый обряд инициации.

Надо отметить, что с похожей ситуацией мы сталкиваемся и в «Сказке о сестрице Аленушке и братце Иванушке», где неразумный брат, выпив воды из козьего копытца, стал козленочком. Но согласно ведическим установлениям при посвящении мальчиков и приведении их в ученики к жрецу-брахману, т.е. как бы во время их второго рождения, они обязаны были одевать новые, нестиранные одежды. Одежда мальчика-брахмана (жреца) должна быть из льняного полотна, кшатрия (воина) – из хлопка, вайшьи (земледельца) – из козьей шерсти. Причем, они носят также и шкуры в виде плащей: брахман – черной антилопы, кшатрий – пятнистого оленя, а вайшья (т.е. земледелец) – шкуру козы. При этом мальчик в обряде посвящения обязательно пьет воду, принимаемую из рук учителя. Но в русской народной сказке сестрица Аленушка и братец Иванушка – крестьянские дети, т.е. вайшьи или веси. Стоит вспомнить также, что Иванушка пытается выпить воды из коровьего копытца, но сестра его предупреждает: «Теленочком станешь»; затем из лошадиного копытца – и снова предупреждение: «Жеребеночком станешь!». И, наконец, положенное ему (как вайшье) козье копытце, испив из которого он стал козленочком. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что в сказке обрядовая структура архаичнее, чем древнеиндийская. Так, мальчик-брахман носит шкуру черной антилопы, но по традиции брахману жертвовали черную корову. Известно, что убийство коровы в Индии издревле категорически запрещено, и, судя по всему, шкура черной антилопы – замена черной коровьей шкуры. Кони – животные кшатриев-воинов, но в жертву приносится только белый жеребец и только царем. Кроме того, известно, что конь и олень взаимозаменяемы в ритуале. Таким образом, «теленочек», «жеребеночек» и «козленочек» в обряде посвящения – жрец, воин и земледелец, а в русской народной сказке мы вновь оказываемся лицом к лицу с прямой аналогией ведическим представлениям, сохраненным вплоть до наших дней.

Баба Йога (Йогиня-Матушка) - Вечнопрекрасная, Любящая, Добросердечная Богиня-Покровительница детей-сирот и детей вообще. Она странствовала по Мидгард-Земле то на Огненной Небесной Колеснице, то верхом на коне по землям, на коих жили Роды Великой Расы и потомки Рода Небесного, собирая безпризорных детей-сирот по градам и весям. В каждой Славяно-Арийской Веси, даже в каждом многолюдном граде или поселении, Богиню-Покровительницу узнавали по излучающейся доброте, нежности, кротости, любви и ее нарядным сапожкам, украшенным золотыми узорами, и показывали Ей, где живут дети-сироты. Простые люди называли Богиню по-разному, но обязательно с нежностью. Кто - Бабушкой Йогой Златой Ногой, а кто и совсем по-просту - Йогиней-Матушкой.

Детей-сирот Йогиня доставляла в свой предгорный Скит, который находился в самой чаще леса, у подножия Ирийских гор (Алтай). Она делала это для того, чтобы спасти от неминуемой гибели последних представителей древнейших Славянских и Арийских Родов. В предгорном Скиту, где Йогиня-Матушка проводила детей через Огненный обряд посвящения Древним Вышним Богам, имелось Капище Бога Рода, высеченное внутри горы. Рядом с горным Капищем Рода, в скале имелось специальное углубление, которое Жрецы называли Пещь Ра. Из него выдвигался каменный помост, разделенный выступом на два равных углубления, называемый ЛапатА. В одно углубление, которое было ближе к Пещь ра, Йогиня-Матушка укладывала спящих детей в белых одеждах. Во второе углубление накладывался сухой хворост, после чего ЛапатА задвигался обратно в Пещь Ра, и Йогиня поджигала хворост. Для всех присутствовавших на Огненном обряде это означала, что дети-сироты посвящены Древним Вышним Богам и в мирской жизни Родов их никто более не увидит. Чужестранцы, которые иногда присутствовали на Огненных Обрядах, очень красочно рассказывали в своих краях, что своими глазами наблюдали, как маленьких детей принесли в жертву Древним Богам, бросив живыми в Огненную Печь, и сотворила сие Баба Йога. Чужестранцам было неведомо, что когда задвигался помост-лапата в Пещь Ра, специальный механизм опускал каменную плиту на выступ лапаты и отделял углубление с детьми от Огня. Когда загорался Огонь в Пещь Ра, Жрецы Рода переносили детей с лапаты в помещения Капища Рода. Впоследствии из детей-сирот воспитывали Жрецов и Жриц, а когда они становились взрослыми, юноши и девушки создавали семьи и продолжали свой род. Ничего из этого чужеземцы не ведали и продолжали распространять сказки о том, что дикие Жрецы Славянских и Арийских народов, а в особенности кровожадная Баба Йога, детей-сирот в жертву Богам приносят. Эти чужеземные сказки повлияли на Образ Йогини-Матушки, особенно после христианизации Руси, когда Образ красивой молодой Богини подменили Образом старой, злой и горбатой старухи со спутанными волосами, которая крадет детей. жарит их в печи в лесной избе, а потом поедает их. Даже Имя Йогини-Матушки исказили и стали пугать Богиней всех детей.

Очень интересным, с эзотерической точки зрения, является сказочное Наставление-Урок, сопровождающее не одну русскую народную сказку:

Пойди Туда, неведомо Куда, Принеси То, неведомо Что.

Оказывается, не только сказочным молодцам давался такой Урок. Это наставление получал каждый потомок из Родов Свята Расы, что восходил по Златому Пути Духовного Развития (в частности, осваивая Ступени Веры - “науку образности”). Второй Урок Первой Ступени Веры человек начинает с того, что заглядывает внутрь себя, чтобы увидеть все многообразие красок и звуков внутри себя, а также изведать ту Древнюю Родовую Мудрость, которую получил при своем рождении на Мидгард-Земле. Ключ к этому великому кладезю Мудрости известен каждому человеку из Родов Великой Расы, он заключен в древнем наставлении: Пойдите Туда, не зная Куда, Познайте То, не ведомо для вас Что.

Этому славянскому Уроку вторит не одна народная мудрость мира: Искать мудрость вне себя - вот верх глупости. (Чаньское изречение) Загляните внутрь себя, и вы откроете весь мир. (Индийская мудрость)

Русские сказки претерпели множество искажений, но, все же, во многих из них осталась Суть Урока, заложенного в небылице. Она небылица в нашей реальности, но быль - в другой реальности, не менее реальной, чем та, в которой мы живем. Для ребенка понятие реальности расширено. Дети видят, ощущают гораздо больше энергетических полей и потоков, чем взрослые. Необходимо уважать реальности друг друга. То, что для нас - Небыль, является Былью для малыша. Потому так важно посвящать ребенка в “правильные” сказки, с правдивыми, изначальными Образами, без наслоений политики и истории.

Наиболее правдивыми, относительно свободными от искажений, на мой взгляд, являются некоторые сказки Бажова, сказки няни Пушкина - Арины Родионовны, записанные поэтом почти дословно, сказы Ершова, Аристова, Иванова, Ломоносова, Афанасьева… Наиболее чистыми, в своей первозданной полноте Образов, мне кажутся Сказы, из 4 книги Славяно-Арийских Вед: “Сказ о Ратиборе”, “Сказ о Ясном Соколе”, данные с комментариями и пояснениями по словам, которые вышли из русского повседневного употребления, но сохранились неизменными в сказках.

Кощей Бессмертный - один из главных персонажей славянских сказок. Он фигурирует в большинстве из них всегда в одной ипостаси – как воплощение зла, и всего, противного эпическому герою. Образ Кощея имеет интересное происхождение: по сути, он является аватарой Чернобога – правителя царства Нави, мифологического подземного мира мертвых. Но с Чернобогом никто никогда не осмеливался бороться, выступать против него, наоборот, Чернобогу ставили идолов и приносили жертвы, зачастую кровавые, иногда человеческие. Поэтому, я думаю, создание сказочного (в противовес мифологическому) «облегченного» образа Кощея-Чернобога, которого может победить эпический герой, было необходимо для того, чтобы уравновесить тот сильный и резко античеловеческий образ истинного Чернобога. То есть, Кощей является таким вариантом бога, которого можно победить и тем самым доказать свое превосходство и восстановить нарушенную самооценку. Забавная ситуация: народ сам создает себе анти-богов, боится их, и потом пытается от них избавиться – не в открытую, а посредством сказок, былин. И если Чернобог был только идолом, то Кощей воплощается (в прямом смысле). Его описывают как очень старого и очень худого человека, одетого во все черное. Надо заметить, что Кощей является антагонистом эпического героя даже в физическом смысле: во-первых, сила героя противопоставляется слабости Кощея (учитывая, что слово «кощь» используется в значении сухой, тощий, худой телом). Во-вторых, молодость – старости. В-третьих, скопидомство Кощея и транжирство (откровенно говоря) героя, любовь выпить и поесть; герой, как типичный русский человек, всегда готов «последнюю рубашку отдать». И при этом, разумеется, в большинстве случае, беден как церковная мышь.
Роль Кощея в сказках, как я уже говорила, - всегда противостоять эпическому герою. Причем причины такого противостояния зачастую непонятны. Если Змеи Горыныч крадет девиц хотя бы для еды, то зачем Кощею мать Ивана-царевича (сказка «Кощей Бессмерный», из сборника Афанасьева), когда сам Кощей, по сути, давно уже является мертвецом (потому и бессмертный), совершенно непонятно. Мы не находим в сказках никакого объяснения злым поступкам Кощей, никакой мотивации. В общем создается впечатление, что главная и единственная цель в жизни этого персонажа – побольше навредить эпическому герою и вообще Святой Руси. Такое упрощение, применительно к сказкам, вполне оправданно: есть только один герой – эпический, а все остальные персонажи определяются исходя из их отношения к этому герою. Кощей является, по сути, воплощением зла, у его поступков и не должно быть мотивации, он представляет собой все, противное человеку. Наиболее частый сказочный мотив в сказках о Кощее – мотив похищения у героя матери или любимой. На первый взгляд, как я уже говорила, похищение это не имеет никакого смысла, если рассматривать Кощея в отрыве от источника его образа. Но стоит вспомнить, что Чернобог – бог мертвых и подземного царства, все сразу становится на свои места. Речь, несомненно, идет о смерти, которая постигает неожиданно и беспричинно дорогих герою людей. Так в русском фольклоре реализуется миф об Орфее. Герой побеждает Кощея (и смерть) только с соблюдением определенных условий.
Таким образом, роль Кощея в славянских сказках сводится к безусловному противостоянию герою. По сути, он воплощает собой смерть, вообще все, противное жизни, развитию.
Змей Горыныч появляется в русских сказках почти так же часто, как Кощей. Иногда они даже действуют на пару. Горыныч тоже является резко отрицательным персонажем, безусловным воплощением всего злого и противного человеку. И если в случае Кощея у нас возникают сомнения по поводу мотивации, то с Горынычем таких моральных проблем нет: в нем нету ничего человеческого, он все-таки змей, поэтом и не должен руководствоваться нормами человеческой морали. Причем, надо заметить, в большинстве сказок буйству Горыныча есть вполне нормальное объяснение: он облагает русские города данью – поставлять ему девиц, то ли каждый день, то ли каждый год – просто на кормежку. Хоть и страшное, но естественное занятие; почему девицы? – ну, видимо они помягче, вкуснее. Это самый верхний, очевидный слой мифа, всех сказок. Теперь пойдем дальше.
На удивление, когда эпический герой (Иван-царевич, например, или коровьин сын) приходит сразиться со змеем за царскую, например, дочь, он находит ее живой и невредимой. При этому зачастую указывается, что она живет в тереме и что Горыныч ее усиленно охраняет. Например, в сказке «Фролка-сидень» старшую царскую дочь держат просто за огромными воротами, среднюю – за чугунными, младшую охраняют к тому же львы. Довольно странный поступок для змея: что он их, завялить, что ли, хочет. Лично мне в этой связи приходит на ум дедушка Фрейд: хотя он и писал о вызволении красавиц из башен (мотив ключик-замочек, высокое и труднодоступное строение), все очень похоже. На Руси не строили башен, но строили достаточно высокие и укрепленные терема. Не буду подробно углубляться в психоанализ таких сказок, но, думаю, основной мотив понятен. Горыныч довольно слабо (а сказки были тысячу раз адаптированным для детского прочтения), но все же ассоциируется с сексуальностью.
Еще одно доказательство: в образе Змея Горыныча сохранились черты библейского Змея искусителя. Например, сказка «Чудесная рубашка»: после того, как Иван, купеческий сын побеждает Горыныча, тот слезно просит пощадить его, и Иван соглашается.
Иван, купеческий сын, сжалился, взял его с собою, привез к Елене Прекрасной и немного погодя женился на ней, а Змея Горыныча сделал поваром.
Раз уехал купеческий сын на охоту, а Змей Горыныч обольстил Елену Прекрасную и приказал ей разведать, отчего Иван, купеческий сын, так мудр и силен?
Мотив обольщения на лицо; думаю, было бы неправильным назвать подобные сюжеты библейской реминисценцией. Скорее, и этот мотив, и искушение в Библии, являются проявлениями одного общего архетипа Змея - искушающего. Таким образом, если Кощей, например, подчеркнуто асексуален, Змей, несмотря на свой нечеловеческий вид, напротив., способен соблазнить любую. Еще один пример:
Однажды — когда повадился дракон прилетать в светлицу к некоей Марине Игнатьевне — Вынимал Добрыня саблю вострую, Воздымал выше буйной головы своей:
«А не хочешь ли, я Змей Горыныча Изрублю на части пирожные, Разбросаю во чистом во поле?» А и тут семиглав Змей Горыныч, Да и хвост поджав, да и вон побежал… И, бегучи, он, Горыныч, заклинается:
«Не дай Бог мне бывать вновь
к Марине в дом!»
Я постоянно задаюсь вопросом: а что думала по этому поводу сама Марина Игнатьевна, и чем они там со змеем занимались? Вряд ли он ее ел (откусывал помаленьку, разве что), к тому же, он не порывался ее украсть, и в сказке не говориться, чтобы девица сильно возражала. В чем же дело? Ответ напрашивается только один: покушение на честь – карается смертью. А покушения на жизнь, то есть поедания – не было и не могло быть.

Еще одним довольно важным качеством Змея является лживость. Кощей, который разбалтывает всем и каждому, где находится его смерть, не может сравниться с вежливой, хитрой ложью змея. Змей добивается своего во многих случаях – обманом; причем он уговаривает чаще всего девиц. Во всяком случае, в сказках не встречается примера, когда богатырь поверил Горынычу.

Дух предков (версия №1)

Дед Мороз появился у нас очень давно. Это реально существующий дух, здравствующий, между прочим, и поныне. Когда-то, еще до появления христианства на Руси, наши предки верили в то, что духи умерших охраняют свой род, заботятся о приплоде скота и хорошей погоде. Поэтому, чтобы наградить их за заботу, каждую зиму люди дарили им подарки. В канун праздника деревенская молодежь надевала маски, выворачивала тулупы и ходила по домам, колядовала. (Впрочем, в разных регионах существовали свои особенности колядования). Хозяева одаривали колядующих едой. Смысл как раз и заключался в том, что колядующие представляли собой духов предков, которые получали награду за неустанную заботу над живущими. Среди колядующих часто был один “человек”, одетый страшнее всех. Как правило, ему запрещалось говорить. Это был самый старый и самый грозный дух, его еще часто называли просто Дедом. Вполне возможно, что это и есть прообраз современного Деда Мороза. Только сегодня он, конечно, подобрел и не приходит за подарками, а приносит их сам. С принятием христианства языческие обряды были, конечно, “упразднены”, и поэтому существуют и по сей день ;-) Колядующие изображают не духов предков, а небесных посланцев, что, согласитесь, практически одно и то же. Тут уже сложно сказать, кого считать Дедом, но “старшой” есть и сейчас.
Хозяин зимы (версия №2)

Согласно другой версии, “прапрадедом” современного русского Деда Мороза был герой русских народных сказок Морозко или Мороз красный нос, хозяин погоды, зимы и мороза. Изначально его называли Дедом Трескуном и представляли маленьким старичком с длинной бородой и суровым как русские морозы нравом. С ноября по март Дед Трескун был полновластным хозяином на земле. Даже солнце его боялось! Он был женат на презлющей особе – Зиме. Деда Трескуна или Деда Мороза отождествляли также с первым месяцем года – серединой зимы – январем. Холоден и студен первый месяц года – царь морозов, корень зимы, ее государь. Он строгий, льдистый, ледяной, пора снеговеев. В народе про январь говорят и так: огневик и студень, снеговик и трескун, лютый и лютовей.Кто он такой - наш старый друг и добрый волшебник российский Дед Мороз? Наш Мороз - персонаж славянского фольклора. На протяжении многих поколений восточные славяне создавали и хранили своеобразную “устную летопись”: прозаические предания, эпические сказания, обрядовые песни, легенды и сказки о прошлом родной земли.

У восточных славян представлен сказочный образ Мороза - богатыря, кузнеца, который сковывает воду “железными морозами”. Сами Морозы часто отождествлялись с буйными зимними ветрами. Известно несколько народных сказок, где Северный ветер (или Мороз) помогает заблудившимся путникам, указывая дорогу.

Белорусский брат Деда Мороза - Зюзя, или бог Зимы — представляется как дед с длинной бородой, который живет в лесу и ходит босиком.

Наш Дед Мороз - образ особенный. Он отражен в древнеславянских сказаниях (Карачун, Позвизд, Зимник), русских народных сказках, фольклоре, русской литературе (пьеса А.Н. Островского “Снегурочка”, поэма Н.А. Некрасова “Мороз, Красный нос”, стихотворение В.Я. Брюсова “Царю Северного полюса”, карело- финский эпос “Калевала”).
Позвизд - славянский бог бурь и непогод. Стоило ему тряхнуть головой - на землю валил крупный град. Вместо плаща влачились за ним ветры, с полы его одежды падал хлопьями снег. Стремительно носился Позвизд по небесам, сопровождаемый свитой бурь и ураганов.

В легендах древних славян существовал и другой персонаж - Зимник. Он, как и Мороз, представлялся в виде старика небольшого роста, с белыми волосами и длинной седой бородой, с непокрытой головой, в теплой белой одежде и с железной булавой в руках. Где он пройдет - там жди жестокой стужи.

Среди славянских божеств выделялся своей свирепостью Карачун - злой дух, сокращающий жизнь. Древние славяне считали его подземным богом, повелевавшим морозами.

Но со временем Мороз менялся. Суровый, в компании Солнца и Ветра разгуливающий по земле и насмерть морозивший встретившихся на пути мужиков (в белорусской сказке “Мороз, Солнце и Ветер”), он из грозного постепенно превращается в справедливого и доброго деда.

Сегодня имя Деда Мороза сохранилось и у некоторых западных славянских народов, например в Болгарии его зовут “Дядо Коледа”, в Сербии, Черногории и Боснии и Герцеговине — “Деда Мраз”, в Словении - “Dedek Mraz” и т.д.

На Украине Деда Мороза “пытается” вытеснить Св.Николай. Например, автор статьи в Википедии утверждает, что праобразом Деда Мороза был именно Св.Николай, хотя теперь мы знаем что это далеко не так - Св.Николай может считаться лишь младшим братом, но уж никак не праобразом Деда. Также автор оправдывает возвращение к Николаю тем, что в советское время он был вытеснен Дедом Морозом и теперь нужно вновь возвращать Николая. Ну, каждому своё…

ревние славянские легенды повествуют нам о том, что весь мир, космос организован по типу яйца, как источника, из которого зарождается жизнь. Центр «яйца» - желток отождествляется с землей, верхняя часть желтка - земной мир, а нижняя часть - подземный. По легенде, яйцо окружено мировым Океаном, символом стихии жизни. А весь мир окружен 9ю небесами, которые приравнивались к 9 пленкам яйца, к сферам, среди которых каждая обладает своим смыслом.

Отсюда и устоявшееся выражение о седьмом небе. Седьмое небо - это «твердь небесная», т.е. прозрачное дно небесного Мирового океана. По поверью в нем находятся «хляби небесные» - запасы дождевой воды, когда они прорываются, вода словно потоком льется на землю, вот и получаем выражение «разверзлись хляби небесные».

Основную же ось мира составляет - Мировое Древо (Древо Жизни), чаще всего отождествляемое с дубом. Оно связывает все пространство - небо, землю и подземный мир. Крона дерева олицетворяет «верхний мир», в котором находятся 9 небес, солнце, звезды, обитают птицы, также это мир Богов и Предков, мир Прави, Сварга Небесная (отсюда слова и понятия - правда, правило, правильный. Ствол дерева - это «средний мир», который включал в себя весь наш земной мир, мир Яви (явный, явление, проявленный. Корни же дерева достигали «подземного мира», с обитающими там хтоническими, темными, то есть неведомыми нам существами, мира Нави.

Метафора Мирового Древа отражает неразрывную связь миров, «круговое движение в природе», смену времен года, принцип «вращения коло года» (круговорот времен года и цикличность времени в целом) и сакральный смысл жизни человека.

Наши предки обладали очень глубокими знаниями об окружающем мире, космосе и вселенной. Природные силы и стихии получали названия, исходя из своих функций и свойств. А затем образность, метафоричность нашего мышления и языка олицетворяло их и превращало в Богов и Богинь.

Всё в мире наделяется душой, одухотворяется, находится в постоянном и непрерывном взаимодействии, мир целостен и разнообразен. «Нет худа без добра», «не было бы счастья, да несчастье помогло» вспоминаем мы наши пословицы, которые отражают дуализм окружающего мира, как и понимали его наши пращуры. Жизнь и смерть, добро и зло, любовь и ненависть, мужчина и женщина - две стороны одной медали, две половины единого целого и не существуют по отдельности. Так и Боги у нас все парные - Род и Рожаница, Сварог и Макошь, Перун и Перуница и т.д.

Не менее ярко и наглядно ведические истоки прослеживаются и в севернорусских былинах. Такова, например, былина «Исцеление Ильи Муромца», записанная в 1901 году от выдающейся беломорской сказительницы Аграфены Матвеевны Крюковой, представительницы знаменитой династии сказителей Крюковых, А. В. Марковым. Согласно сюжету былины, трое калик перехожих попросили у Ильи Муромца «милосьтину спасёную», но не «золотой казной», а «пивом сладким».
Илья:

«Нацидил, сходил на погрёб, цяшу пива сладкого,
Подаваёт все каликам перехожим,
Перехожим каликам, переброжим тут,
Подаваёт ведь он ото всей радосьти;
Он ведь кланеитце им всем до сырой земли,
До сырой ли до земли, до ихных резвых ног.
Они попили-то тут да пива сладкого,
И немного они цяши оставляли тут,
Оставляли они цяши, подают ему:
– Ты возьми у нас исьпей, да ты Илья же свет;
После нашего питья – да мы скажом тебе –
Теперь будь-ко ты, Илья, да ты по имени,
Ишше будь-то ты свет да Мурамець,
Илья Мурамець да свет Ивановиць.
Каково ты во себе слышишь здоровьице?
– Я ведь слышу по себе-да теперь здрав совсим…
Теперь здрав-то совсем, все здоровешенек, –
– Мы скажом теперь про то, тебе поведаем:
Принеси-ко ты ище пива другу цяшу. –
Нацидил-то он другу да пива сладкого,
Он принес-то все каликам перехожим.
Испивали калики во другой након,
Оставляли ему да ту полцяши всё.
Выпивал-то Илья да всё ись цяши тут. –
Говорят ему калики перехожия,
Перехожи калики, переброжия:
– Ты ведь слышишь ли в собе теперь каку силу? –
Отвечает Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець, да сын Ивановиць:
– Я ведь слышу-ту силушку в собе великую:
Кабы было кольце в матушки в сырой-земли,
Я бы взял-то я сам бы единой рукой,
Поворотил бы всю матушку сыру-землю. –
Ишше тут-то калики говорят да промежу собой:
– Как мы ведь силы-то тебе много дали –
Аи не будет носить-то тебя матушка сыра-земля.
Говорят калики перехожия:
– Принеси-ко нам пива во третей након. –
Он принес-то сходил да в третей након.
Ай ведь попили они, немного этот раз оставили.
– Допивай, – ему сказали, – пиво сладкое.
– Ты ведь много ли собе теперь имеешь всё силушки,
Ай ты слышишь по своим-то могучим плецям?
– Я ведь цюю в себе, слышу силы в половиночку 107.

Таким образом, Илья Муромец трижды приносил каликам пиво и трижды допивал после них остатки, нимало не смущаясь этим обстоятельством. То, как Илья принимал нежданных гостей и выполнял все их пожелания, можно объяснить русскими обычаями гостеприимства. Так, С. В. Максимов в своем «Годе на Севере» рассказывает о том, как принимал его старик помор. Усаживая гостя под образа в красный угол, он говорил: «У нас, твоя милость, таков уж из веков обычай, коли и поп туда засел, да нежданный гость пришел на ту пору – мы и попа выдвинем. Нежданный гость – почестен гость!». Говоря о святом своего гостя – Сергии Радонежском, хозяин объясняет: «Его, стало, святыми молитвами мне бог ноне гостя послал; он вымолил…» 108. (курсив мой - С. Ж.).
Но вот что говорится в Махабхарате об отношении к странникам, пустынножителям (в русском варианте – каликам перехожим): «Для пустынножителей полагается помощь вещами, ибо проводят жизнь эти благочестивцы, удостоенные пути благочестивцев, в изучении Писаний, в посещении криниц, в странствовании для лицезрения (святых) мест, в лежании на (голой) земле. Их полагается почтить вставанием, выходом навстречу, безропотной речью, предложением удобного сидения для отдыха, удобного ложа, угощением, уважением» 109. Собственно, все это и делал Илья Муромец. Согласно ведическим установлениям вся жизнь свободнорожденного мужчины делится на три этапа: ученичество, домохозяин, странник. Илья Муромец, которому уже 30 лет – домохозяин и в этом своем качестве должен исполнять то, что положено домохозяину. «Для домохозяина нет лучшей (очистительной) криницы, чем гостеприимство… Старцев, больных, голодных, гонимых тайными врагами сверх сил надо одарять имуществом, даже из запасов» 110, ибо «Гость – (владыка) в мире Индры; в мире богов – знаток обрядов» 111. Согласно древним арийским установлениям «тех, что (себе) не варят, наделять обязан домохозяин. Он должен всегда питаться остатками (от жертвы их), как амриту (т. е. напиток богов – С. Ж.), всегда вкушая; (ибо) остаток жертвы – амрита (дающая) наслаждение, как (сама жертва) хавис» 112. Хавис – это жертва предкам – подателям плодородия, силы и здоровья, но, как свидетельствует Махабхарата: «Здесь (у домохозяина) жертвами и обрядами ублажаются боги, напитками - предки» 113, т. е. жертвенное возлияние хавис – возлияние предкам. Таким образом, Илья Муромец, допивая после калик перехожих (олицетворявших собой его предков) остатки пива, выполнял свой долг домохозяина. И более того, Илья - крестьянский сын, что постоянно подчеркивается в эпосе. В древнеарийском обществе существовало четыре сословных группы–варны: жрецов–брахманов, воинов-кшатриев, земледельцев и ремесленников-вашьев и слуг-шудр. В связи с этим сословным делением считалось, что жертва брахманов – подвиг, заключающийся в знании, жертва кшатрия – защита своего народа и убийство врага, жертва шудры – услужение, а жертва вайшьи (т. е. земледельца и ремесленника) – возлияние хавис
Таким образом, Илья Муромец, как земледелец, также выполняет свой долг, принося установленную для земледельцев жертву предкам - возлияние хавис, т. е. «пиво сладкое», которым он поит калик перехожих. Из текста былины следует, что странники и Илья выпили из трех кубков. Интересно, что в одном из древнейших гимнов Ригведы (II, 37) говорится именно о трех священных кубках:

«Он испил из кубка хотара,
И опьянился из кубка потара,
И насладился из кубка нештара,
Помещенной (туда) жертвенной усладой.
Четвертый кубок, неприкосновенный, бессмертный
Пусть выпьет Дравинодас (как кубок) Дравинодаса!» 115.

Здесь хотар, потар и нештар – три жреца: главный жрец, жрец-очиститель и жрец-приводитель. Таким образом, три жреца (трое калик перехожих) дают Илье Муромцу силу жизни из трех принадлежащих или полагающихся им кубков. Четвертый кубок – кубок бессмертия - принадлежит только богу (Дравинодасу, т. е. дарителю богатств) и испить из него и стать бессмертным Илья не мог.
Итак, перед нами обряд жертвоприношения предкам, которые дают герою здоровье, силу и предрекают судьбу, говоря:
«Ты ище-то будешь ездить во чистом поли,
Во чистом-то поли тебе да смерть не писана» 116.
Такое пророчество закономерно в свете ведических представлений о жизненном долге каждой варны. Ведь Илья Муромец - крестьянин, земледелец и ему (как вайшье) умирать на ратном поле не обязательно, в то время как для воина (кшатрия) такая смерть – жизненный долг.
В тексте былины есть слова, подчеркивающие родство трех калик перехожих с Ильей и их сакральные функции. Об этом свидетельствует следующее обращение калик к Илье:

«Уж ты гой еси, ты цядушко единое,
Ты едино, ты цядушко любомоё…»,
И его обращение к ним:
«Уж вы гой еси, мои милы калики,
Вы, перехожия спасены, переброжия» 117.

Как и положено выходцам из иного мира, с «того света», калики не просто уходят из дома Ильи Муромца, они исчезают: «Ишше тут-то калики-ти стали всё невидимо; он нигде-то больше не завидел тут» 118.
Надо отметить, что такая обрядовая архаика, зафиксированная на уровне древних арийских текстов, сохранилась не только в былинах и сказках, но даже в некоторых бытовых поведенческих нормах, характерных для русского народа.

Остров буян и дуб…таратынский:
На море, на океане, на острове на Буяне
Стоит дуб таратынский…»;

«На море, на океане, на острове Буяне,
растет дубище…»;

«На море-океане, на большом Буяне,
Стоит дуб, стародуб…»;

«На море Океане, на острове Кургане
Стоит сыр дуб…»;

«На море-океане, на острове Буяне стоит дуб-карколист,
вверх корнями, вниз ветвями…»
В эпических заговорах с островом Буяном постоянно связано дерево, как правило, это дуб. Общеизвестно, что в индоевропейской мифологии дуб – символ божества неба (грома и молнии). Дуб – дерево Перуна у славян, Перкунаса – у балтов, а в древнегреческой мифологии Зевсу (в наиболее архаическом варианте) поклонялись в виде дуба у воды. Иногда, правда, в заговорах вместо дуба фигурирует «белая береза» - также одно из священных, чистых деревьев у всех индоевропейцев с глубочайшей древности. Образ острова Буяна и дерева на нем (дуба или березы) настолько устойчив в русских заговорах, что даже тысячелетие христианства не смогло стереть его из народной памяти. И более того, христианские мотивы соединяются в заговорах с образом «святого острова» и «древа жизни» в самые невероятные сочетания. Например: «У этого Окияна-моря стоит дерево-карколист; на этом дереве карколисте висят: Козьма и Демьян, Лука и Павел, великие помощники…» 12. Здесь невольно вспоминается Один – верховный бог скандинавской мифологии, изначально представлявший духовную власть, мудрость и сакральное знание, владыка небесного царства мертвых, удивительно близкий к арийскому Варуне, также владыке космического океана (т. е. небесного царства мертвых), царю закона и хранителю сакрального знания. Варуна, как было отмечено ранее, связан с деревом, крону которого он «держит в бездонном пространстве» и «корни которого вверх, а ветви вниз смотрят». В русском заговоре фигурирует дерево-карколист, о котором в одном из текстов говорится как о «дубе-карколисте, вверх корнями, вниз ветвями». Именно на таком перевернутом Вселенском космическом дереве и «висят» в русском народном заговоре, записанном в XIX веке В. Далем, христианские святые «Козьма и Демьян, Лука и Павел, великие помощники». Не сидят под деревом, не, наконец, сидят на дереве, а именно висят. Вспомним, что Один (Водин или Вотан) сам себя принес в жертву и, пронзенный собственным копьем, девять дней висел на мировом дереве, после чего испил священного меда поэзии и постиг руны – средоточие высшего знания и мудрости. Именно благодаря такой жертве Один-Водан соединяется с Мировым деревом и становится посредником между богами и людьми, то есть «великим помощником». О полнейшей перекодировке христианского образа свидетельствует и такой текст заговора: «На море на Окияне, на острове Кургане стоит белая береза, вниз ветвями, вверх кореньями; на той березе Мать Пресвятая Богородица шелковые нитки мотает, кровавые раны зашивает…» 13. Связь Богородицы с мировым деревом в этом заговоре более чем очевидна, весь вопрос в том, что это за «Пресвятая Богородица». Судя по всему, перед нами тот самый древний дохристианский образ Богини-Матери, которая «по представлениям индоиранцев ассоциировалась с мировым деревом» 14. Образ Пресвятой Богоматери в заговорах очень часто соединяется и с находящимся на острове Буяне священным Алатырь или Алатр камнем – символом мировой горы. Вспомним, что в сказке «О Царе Салтане» дуб растет на холме (или кургане), который является аналогом мировой горы или Алатырь-камня. Причем именно на этот холм, под дуб приводит князь Гвидон свою мать – одну из трех дев-прях. Отметим в связи с этим, что в русских народных заговорах Матерь Божия неоднократно входит в некую триаду: так, в одном из заговоров на остановку кровотечения, записанном в г. Дедюхине Пермской губ. Д. Петуховым в середине XIX века, говорится: «В восточной стороне есть синее море, на нем бел Латырь камень, на камне святая церковь, в церкви золотой престол. На том золотом престоле сидит Матерь Божия с двумя сестрицами, прядет и сучит шелковую кудельку» 15. Правда, есть и такие варианты заговоров, где просто фигурируют три девицы. Например: «На море на Окияне, на острове Буяне стоит светлица, во светлице три девицы: первая иголочки держит, другая девица ниточки делает, а третья девица кровавую рану зашивает» 16. Или: «Шли три девицы, три красные молодицы, не умели ни ткать, ни прясть, только кровь замолвлять. На море стоит камень, а на камне трость…» 17. Есть и такой вариант: «В этом великом океане-море есть каменная изба; в этой каменной избе сидят три сестры, самому Христу дочери. Большая сестра сидит у порога на золотом стуле, берет иглу булатную, вдеват нить шелковую, зашивает рану кровавую» 18. Надо отметить, что даже в тех заговорах, где, казалось бы, полностью исчезла древнейшая основа, отзвуки глубочайшей многотысячелетней архаики все равно дают о себе знать, как в этом: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Стану я, раб божий, благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверями, из ворот воротами, стану на восток лицом, на запад кресцом. Сидит девица душа красная, Пресвятая Богородица, в трои золотые пяла шьет, шелкова нитка, золота иголка…» 19. Или: «На том Окияне море стоит Божий остров, на том острове лежит бел горюч камень Алатр, на камне Святой пророк Илья с ангелами»20. Море-океан, остров Буян, дуб-стародуб или заповедный камень Алатырь (Алатр), как обязательные элементы сакрального пространства, присущи огромному количеству русских народных заговоров. Христианская топография, попадая в древний текст, как бы переплавляется в нем, ничего не меняя по существу: «На море на Океане, на острове Буяне стоит крута гора Сион-матушка, на крутой горе растет дуб-стародуб…», «На море, на Окияне, на острове Буяне стоит гора Арарат, а на той горе, на Арарате, лежит заповедный камень…» 21. Причем, древнейшие сакрализованные пространственные элементы постоянно получают в заговорах определения такого характера, как «пречистый святой Океан», «святое море Окин», «Окиян-море железное», «Святой Божий остров» и т. д.