Приговор – неизвестность

1.
Зима. Идет снег. Застой мыслей и чувств, они будто прихвачены льдом и покрыты снегом, как и все вокруг. Не хочется ничего делать, хочется впасть в спячку и пробыть в ней до лета. По крайней мере, до весны точно. Русская зима. Если вы любите зиму, то нам с вами не по пути. Нет, против самой зимы я не имею ничего против. Но холод! Холод и я – понятия несовместимые. Вот если бы температура зимой не падала ниже минус 10 градусов Цельсия, – это было бы вполне приемлемо.
Вот все говорят о всемирном потеплении, о парниковом эффекте, а эффекта от них ноль. Столбик термометра упорно не поднимается выше отметки –15, и двигаться с этого места явно не собирается. Примерз он там, что ли?
Я отхожу от окна и сажусь к монитору. Если лета нет, то явно стоит его придумать. Чашка горячего чая с лимоном, погреем руки на батарее и попытаемся разморозить мозги.

Павел подул на заиндевелое окно, потом приложил к инею палец и постарался проплавить хотя бы маленький глазок наружу. Он и сам не знал, для чего он это делает. Ничего нового он за окном не увидит – все те же бетонные стены без окон да чахлые деревца, припорошенные пылью пополам со снегом. Проехать свою остановку он не может, даже если заснет. Старенький дребезжащий автобус останавливается всего два раза. Первый раз – у здания начальной школы, второй – около старшей. Не забудешь выйти, даже если захочешь, – Контроль поможет. И вышвырнет тебя, как кутенка, под смешки и ухмылки.
Палец замерз, и пришлось его сменить. Даже безрадостная стена за окном – зрелище более приятное, чем затылки соучеников. Когда смотришь в окно, можно спокойно думать ни о чем. Через несколько минут, заморозив кончики пальцев, Павел наконец-таки отвоевал у льда право смотреть на улицу.
Хорошо, что он сидит последний в ряду, в самом конце автобуса. Конечно, здесь и трясет больше, и выходит он последним, но зато может делать, что захочет. Попробовал бы он так повертеться, сидя на первом сидении. Сразу бы схлопотал замечание. А так – он сам себе хозяин. В установленных рамках, конечно. Он привык быть последним. Самый низкорослый и щуплый в своем классе, он всегда шел последним в строю, и сидел на самой последней парте – почти под потолком аудитории.
Впереди кто-то закашлялся, и Наблюдатель не оставил это без внимание. Он чуть пошевелил пальцами, выбив что-то на клавиатуре, и кашель сразу прекратился. Павел мог только посочувствовать, – импульс наверняка был довольно сильный, ведь это в основном зависит от настроения Наблюдателя, а сегодня он был явно чем-то раздражен. Рука сама потянулась к Контролю на левом виске и отдернулась, ощутив холод пластика. Ему самому доставалось не так часто, но и воспоминаний было вполне достаточно, чтобы заставить содрогнуться.
Впереди опять раздался кашель, и опять Наблюдатель не оставил этого без внимания. Кашель захлебнулся. Павел поморщился. Он знал «нарушителя дисциплины», по-хорошему, тому не мешало бы показаться врачу, он кашляет уже третью неделю, и с каждым днем все сильнее и чаще. Бедняга Андрей! Из их класса уже трое выбыли «по состоянию здоровья». Их перевели в «учебный пансионат», и от них не было никаких вестей. Про эти пансионаты ходили самые разные слухи, но никто не знал, что они представляют собой в действительности. Так что вполне понятно, почему Андрей не идет в медкабинет, кто же будет сам подписывать себе приговор в неизвестность.
Впереди все затихло, и Павел опять погрузился в размышления. Явно что-то не в порядке в школе. Преподаватели на взводе, и Наблюдатели зверствуют. Надвигается что-то. Что, Павел не знал. Полугодие только началось, и никаких государственных аттестаций, вроде бы, не предвидится. Но, с другой стороны, в последний год обучения все может случиться. На горизонте маячит специализация. Может, именно она – причина волнений?
Автобус остановился, натужно фыркнув, и сидения слева опустели. Младшая школа. Значит, уже скоро выходить. Павел прикрыл глаза. Холод. Пробирающий до костей, пробирающийся даже в дома с законопаченными окнами и утепленными дверьми. Не столько сильный, сколько изматывающий.
Школа, занятия – все как обычно. Но в обед объявили, что старшеклассники должны остаться после занятий и собраться около спортивной площадки. «Значит, точно – специализация» - подумал Павел, зачерпнув ложку супа. Его догадку поддержал голос слева.
- Спорю на что угодно, у нас будет специализация. – Разглагольствовал Виктор, негласный лидер их класса. – У моего старшего брата, во всяком случае, она была именно в начале последнего семестра.
Его свита, как всегда, поддержала. Конечно, разве может он ошибаться?
- Как же так? Ведь окончательное распределение – только весной… - едва сдержав новый приступ кашля, спросил неизвестно у кого Андрей.
- А ты что думал – специализация это так – раз-два, минутное дело? Нет, будет несколько тестов и проверок физической подготовки. Я хочу, как мой брат, попасть в карательный отряд. Буду обеспечивать семью. А ты, - не преминул он поддеть Павла, - на что рассчитываешь? Может, врач?
Ну почему, почему он всегда унижает его, Павла? Ему просто нравится это делать. Да, Павел самый маленький в своем классе, он это еще не повод издеваться. Почему же агрессия всегда направлена на тех, кто не может на нее ответить?
По счастью, Наблюдатель засек разговор и сделал замечание. Никогда Павел не был так рад его присутствию, как в такие минуты. Ответить он, конечно, может, и ответить достойно. Но вот гарантировать в таком случае безопасность в собственном районе ему тогда не сможет никто.
Действительно, собравшихся около площадки повели в спортзал, в котором были расставлены стулья, и какой-то человек в форме (Павел никогда не разбирался в знаках отличия, и понял только то, что человек был военным) долго говорил им про служение Родине и важность Распределения. Ведь это так важно, чтобы каждый занимался тем делом, для которого подходит более всего.
Потом каждому из них раздали индивидуальную программу тестирования с днями обследований и адресами их проведения, и «индивидуальную карточку результатов» - небольшой пластиковый прямоугольник с микросхемкой.
- На те дни, которые указаны у вас в листе, вы освобождены от занятий. – Сказал директор, до того державшийся в тени военного.
- Но если мне будет сообщено, что вместо прохождения обследования кто-то из вас прогуливает… - Директор подался вперед, его глаза сверкнули из-за стекол квадратных очков, а протез правого колена угрожающе хрустнул.
Продолжать директор не стал, а махнул рукой и объявил, что все свободны. Школьники поднялись. Но только после того, как директор, военный и его ассистенты покинули спортзал, они посмели потянуться к выходу, вполголоса обсуждая произошедшее.
Выйдя на улицу, Павел поежился. С серо-стального неба сыпалась ледяная крупа. Дул пронизывающий ветер, и снег закручивало и несло по асфальту спортплощадки. По сравнению с этим последнее сидение старенького автобуса казалось просто раем. А если еще и отвлечься от затылков, торчащих из одинаковых воротников школьной формы и представить, что скоро он будет дома, то становится совсем хорошо.

2.

У, блин, фигня какая-то получается. Хотелось согреться, называется. Мало того, что и там холодно, получается какая-то антиутопия. Тотальный контроль, специализация какая-то… что за слова, вообще? И кто такие Наблюдатели? И что такое Контроль? А, ладно, посмотрю, что там будет дальше. Может, удастся разобраться. А если нет, – так хотя бы согреться.

Мама очень обрадовалась, что у них в школе началась специализация. Она не сомневалась, что Павла отправят на самую лучшую, самую престижную работу. Нет, она, конечно, понимала, что с его весьма средними результатами по физической подготовке и с обычным происхождением можно рассчитывать на весьма ограниченное число профессий… Но если бы ей это сказал кто-то другой, она бы кинулась спорить. Как и все родители, она была уверена, что ее сын – самый лучший, самый-самый, и достоин куда лучшего положения, чем ныне занимает.
Павел тоже вполне трезво оценивал свои способности и особого оптимизма по поводу своего распределения не испытывал. Управившись со всем заданием где-то за час (он никогда не понимал тех, кто жаловался, что просиживает за домашним заданием все вечера напролет, как это можно, оно же элементарное. Но в школе он предпочитал этого не говорить, а то одноклассники еще решат наказать «самого умного»), Павел стал смотреть телевизор.
Пришел с работы папа. Он тоже порадовался за сына. Они вместе поужинали. Потом Павел с отцом немного позанимались действующей моделью машины карателей. Они собирали ее уже с полгода, но только недавно удалось достать несколько необходимых деталей, и работа была почти полностью закончена. Часа через два к ним подошла мама и сказала, что надо бы делом заняться, а то координирующая система у кухонного комбайна в последнее время барахлит, а эти двое играми занимаются.
Отец уже поднялся, чтобы идти и чинить комбайн, но тут же скривился и потянулся пальцами к левому виску. Быстрая загрузка с центральной станции всегда доставляла неприятные ощущения. Павлу довелось испытать их на себе всего один раз, – когда оповещали о нападении механистов, и повторения ему не хотелось. А отца вызывали таким образом примерно раз в месяц. Что поделаешь – второй инженер на главной электростанции. Работа важная, но и опасная. И при любой неполадке вызывают его. И в любом случае виноватым остается он. Хорошо еще, пока что фатальных неполадок не было. Если бы они случились… Судить и наказывать было бы уже некого. При взрыве пострадало бы не только здание электростанции, но и снесло бы половину города. При планировании города не учли правил безопасности, и рядом с электростанцией были армейские склады. Павел уверил отца, что с комбайном он и сам справится, и что тот может не волноваться.
Поломка оказалась элементарной, но исправление ее заняло довольно много времени. Пока Павел возился, мама успела пересказать ему все последние государственные новости. Большинство из них он благополучно пропустил мимо ушей, тем не менее кивая и поддакивая в нужных местах, но из общего потока речи его заинтересовало сообщение о новых передвижениях механистов и нападениях на города. Армия, как всегда, оказала отпор, а каратели выявили и уничтожили вражеских шпионов.
- Мам, что-то я не пойму. Как же у механистов могут быть шпионы? Я же их видел, – по телевизору показывали. Или как роботы выглядят, или куча всяких механических вставок, что на человека тоже мало похожи.
Мать долго молчала, прежде чем произнесла первые слова.
- Понимаешь, шпионы ничем не отличаются от обычных людей. Их отличают по тому, что они очень хорошо разбираются в электронике и всяком таком… механическом…
Говорила она и без того тихо, а под конец фразы ее голос и вообще сел. Павел отвлекся от комбайна и посмотрел на нее. Мамины руки нервно теребили край полотенца, а губы были плотно сжаты.
- Мам, что случилось? Ты за меня, что ли, волнуешься? Я же не…
- Павел, я тебе не говорила, но… Сегодня каратели забрали твоего друга, Владислава.
- Но… за что?
- За одаренность в программировании.
Павел повернулся и совершенно механически продолжил ремонт. Не говоря ни слова, Павел закончил работу и, кивнув матери, вышел.
Он долго ворочался и не мог заснуть. Как же так? Владислав был его другом, он просто не мог быть шпионом. Он просто очень хорошо разбирался в компьютерах, и… и… вот, в общем-то, и все. Но… каратели ведь не могут ошибаться?
Думать о судьбе Владислава не хотелось – слишком страшно – да и времени особо на это не оставалось. Одновременно с тестами и проверками для специализации начались выпускные проверки. Основная масса старшеклассников ходила очень уставшая и не выспавшаяся. На их фоне Павел выглядел необычно здоровым и бодрым.
Его очень смущала реакция врачей, психологов и преподавателей, когда они смотрели результаты его тестов. Обычно человек смотрел на распечатку, потом поднимал взгляд на Павла, опять смотрел на бумагу, потом сверялся с какими-то справочниками или графиками, листал его личное дело и только после этого заносил результаты и свою интерпретацию на карточку. Только результаты его физической проверки не вызывали такой реакции.
Весна не принесла ожидаемого с обычным нетерпением тепла. Близилось распределение, его церемонию обычно проводили на спортплощадке, украшенной к такому случаю. Да и форма одежды уже была летняя – брюки и рубашка с короткими рукавами. О наступлении весны знали все, за исключением самой весны. Часто моросил прохладный дождь, и температура была явно не летняя. Несмотря на это, церемонию было решено проводить, как обычно. «Традиции важнее капризов погоды!» – сказал директор, и все, кто вынужденно, а кто и по доброй воле, согласились с ним.
Так что, стоя последним в ряду своих одноклассников, Павел не знал, отчего его трясет: от нервного напряжения или от пронизывающего ветра. Было довольно интересно слушать, кого куда распределили, и сравнивать реальный результат с мечтами и надеждами. Конечно, прежде чем они действительно станут теми, кем их назначили, пройдет время, ведь любой специальности надо учиться. Но уже сейчас, когда они только узнали свою судьбу, можно было с девяностопроцентной уверенностью сказать, как сложится судьба каждого.
Виктор, как и хотел, стал карателем. Половина его свиты была назначена на завод – двое рабочими, один – инженером. Всего один попал в каратели, двое других стали врачами. Андрея не было в списке. Где-то в середине семестра его таки перевели в учебный пансионат.
Услышав свою фамилию, Павел напрягся. «Это сравнимо с оглашением приговора, – подумал он. – Только на суде можно предположить, что тебя ждет, а здесь это совершенно неизвестно». Специальности не огласили. Он направлялся в какой-то институт, у которого не было названия, только довольно длинный шифр, состоящий из букв и цифр. Дальнейшую церемонию Павел прослушал. Все его мысли были заняты тем, куда же он, все-таки, распределен.
Когда он дома раскрыл конверт, в котором содержались инструкции, что брать с собой и место сбора новичков, он удивился еще больше. Мать, взглянув в список необходимых вещей, зарыдала. Он был практически идентичен тому, что разрешалось брать с собой тем, кого уводили каратели. И не он должен был приехать в определенное место, а было указано время, когда за ним придет машина.
Павел поморщился. Если бы не Контроль… он нервно гладил пластик коробочки. Если бы не Контроль, он бы сбежал. Но какой смысл в побеге, если через полчаса (и это – максимум) его найдут и привезут, куда и собирались, но только связанного и с отягощенным попыткой бегства личным делом.
Точно в указанное время перед их подъездом остановилась машина с правительственными номерами, и увезла Павла от нервно всхлипывающей матери, уткнувшейся в грудь отца. Впереди Павла ждала неизвестность.

3.

Да. Согреться сегодня явно не получится. Единственный плюс это то, что мне, кажется, удалось понять, что ждет Павла. Хотя полной уверенности у меня нет до сих пор. Но что-то там не чисто.

Против ожидания, повезли его не к карателям. Обычный институт, занятия, только темы уж какие-то странные. Одновременно проходили и механику, и информатику, и менеджмент, и стратегию. Экономика, право, политология, начала психологии – никогда Павлу не приходилось слышать о специальности, где все это было необходимо. Им было запрещено не только видеться с родственниками, но и просто писать им.
Он был удивлен, он строил самые разные догадки, но дальше гипотез дело не шло, – невозможно было ни подтвердить, ни опровергнуть ни одну из них. Условия жизни и обучения были куда лучше, чем в школе и дома.
Павел чувствовал, что как-то неуловимо меняется. Прошлое уже не имело значения. Как приятно, двинув виртуальный отряд, заманить противника в давно приготовленную ловушку, быть на шаг впереди врага, косвенно руководить его действиями. Как интересно – найти в законах маленькую лазейку, и вытянуть сквозь нее безнадежное, на первый взгляд, дело. Он только довольно улыбался, когда люди не только вели себя так, как он и предполагал, но и очень легко слушались его слов. Они-то были уверены, что они сами приходят к решению, но он-то знал… А управлять толпой – вот они, люди, их огромная масса, все разумные, и так легко слушаются его единственного слова.

… Решительный взгляд, волевое лицо, и кого волнует, что глаза – искусственные, и лицо побывало под скальпелем пластического хирурга. Важно, что впечатление они производят хорошее. Так и хочется, бросив все мелкие повседневные дела, бороться против врага, о котором говорит этот прекрасный, уверенный голос. Он знал, что его ждет большое будущее, еще в школе. Пусть и не знал, но чувствовал. Нет, он не будет мстить тем, кто сомневался в нем и издевался над ним. Это прошлое. Оно не имеет значения.
Пора поработать. Мозг привычно вобрал в себя информацию. На сегодня планировалась операция в одном небольшом городке… Его глаза резко открылись, когда он узнал название. Его родной город… Ничего, сильно он не пострадает. Механисты – он усмехнулся – войдут с юга, а на перехват мы пустим… Его глаза опять прикрылись, пока он выбирал гарнизон, которому было суждено погибнуть, защищая город. Мелькнуло знакомое имя, и он встрепенулся. Виктор. Из каких-то дальних уголков памяти всплыли все сцены с его участием. Привычный к такой работе, он просчитал все плюсы и минусы, и отдал приказ. Весь гарнизон погибнет, геройски защищая город от жестокого врага. Ну, и Виктор тоже.
Пусть это месть. Пусть это просто мелкая месть. Но это так приятно. Тем более, на качестве работы никак не отразится. Эй, Виктор-победитель, вспомни перед смертью Павла, твоего одноклассника, которого тебе так нравилось унижать. Вспомни, ведь твой приговор уже известен.

интересно.
только со стилистикой - беда. а если причесать - вполне пойдёт под лукьяненку
это, вроде как, неуклюжий копмлимент...

Родни де Маниак пардон, я не в курсе, какую именно пиктограмму обозначает сие, т.к. отключил такое. так что мне не ясно, воспринят ли комплимент или неуклюжесть.

Воспринято как комплимент, в смущении шаркаю ножкой