Ну, с именинником меня.
Моему младшенькому уже 22 годика. Есть такой дурацкий вопрос, который иногда задают глупые люди детям, кого они любят больше маму или папу. А бывает задают родителям, кого они из детей больше любят. Может и есть родители, которые одного ребенка любят больше, чем другого, но для меня этот вопрос вообще не стоит. Я их люблю одинаково сильно, но по-разному. Как? А вот так. Мишку «жальчее». Я родила Машу в 23 года, была молодая и беззаботная, все как-то было просто, по ночам спала крепко, таскались с ней по гостям, потому что бабушки еще работали и не больно-то рвались с ней посидеть, пока мы бы поразвлекались. Даже Новый год ходили встречать с трехмесячной, уложили в коляску, в ноги поставили судочек с заливным мясом, вниз на решетку магнитофон, сумку с салатами в руки и вперед. Когда родился Миша, мне было 30. Я стала взрослее, мудрее, все вообще было как-то более осознанно. Не зря говорят, что первый ребенок – это последняя кукла. Правда, судя по этой поговорке, первый ребенок у меня еще вообще не родился. Помощи от бабушек тоже не было, потому что к тому времени они начали болеть. Он родился малюсенький, всего 2300, хотя доношенный, просто маловесный, как мне объяснили. Кесареныш. Грудь не брал, то ли слабенький, то ли после кесарева меня кололи антибиотиками и молоко было горькое, то ли еще что. Но педиатр на меня орала недуром, что я, типа, не хочу кормить ребенка. Когда мне это надоело, я начала его втихаря кормить из соски, мне девчонки давали сцеженное молоко и я его кормила. Кипятила воду кипятильником в банке и ополаскивала бутылочку и соску. Так что он искусственник с роддома и у него есть два молочных братика. Потом выкормился смесями и питанием с детской кухни. Ничего. Вырос. В год он весил 7,5 кг. Был такой худенький, мы его иногда называли Кащишкой. Ласково. Это от Кащея Бессмертного. А Маша все с ним играла в «Хозяин дома? Гармонь готова? Можно поиграть?». Потом отдали его в ясли. Когда я таскала в ясли Машу, она на всю улицу орала «Не хочу в лясики» (ясельки), когда притаскивала ее в группу, воспитатель ее от меня просто отрывала, это был такой громкий протест. Бывало, что я убегала со слезами, но, когда я повела в ясли Мишу… Он молчал, не плакал, но в глазах была такая тоска. Когда я за ним приходила забирать домой, он обычно сидел с таким же обреченным видом, в руках совочек, или другая игрушка. Такой маленький. У меня буквально разрывалось сердце. Потом конечно оба привыкли, но первое время…
Вообще они были абсолютно разными. Маша любила, чтобы ее укачивали на руках, причем надо было ходить, не дай бог сесть. Миша терпеть не мог укачивания на руках, его надо было положить в кроватку и качать кроватку, причем другой рукой надо было похлопывать по пузику или спинке. Стоило руку убрать, он сразу начинал переворачиваться, пытасться сесть или вовсе встать (ну это уже потом). Мы его называли неутомимым борцом со сном Нельсоном Манделлой. Помните у Юнны Мориц есть такой детский стишок, он заканчивается так: «Но спаться уже никогду не пойда». Это про нашего Мишу.
Но почему мне больше всего его жалко, очень четко сформулировала Маша. Она тогда сказала: «Я помню хорошего папу, а Мишка – нет».
Ну да. Я могу еще долго вспоминать. А времени уже мало. Так что с именинником меня. Он хороший мальчик, у него много друзей. Дай ему Бог.