Сегодня племянник начал расспрашивать меня об убеждениях. Не о моих убеждениях, а о самом явлении. Это в связи с тем, что у него такая есть особенность: выстраивать по любому поводу убеждения, а надо бы и учиться видеть новое, что не вписывается ни в какое его убеждение, и т.д. и т.п.
Ну и накидали мы с ним такую логическую цепочку.
Для человека, попавшего впервые в совершенно непривычную для него обстановку, становится очень актуально побыстрее разобраться, что для этой обстановки характерно. Всяческие случайности бывают в любой обстановке, ими заморачиваться ни к чему, а вот повторяющиеся особенности надо срочно усваивать. В конце концов человек осваивается, начинает чувствовать себя более-менее уверенно. Возникают новые навыки.
Почему навыки, привычки, автоматизмы, стереотипы и т.п. вообще возможны? Только потому, что, с одной стороны, явления в сходных условиях склонны быть более-менее похожими, воспроизводиться; а с другой стороны, под такое воспроизведение заточена одна из функций психики – память. Одно с другим – воспроизводимость и память - неразрывно связано. Зачем запоминать что бы то ни было, если оно никогда бы не повторилось так, чтобы быть узнанным? А не запоминать воспроизводимое – это глупо тратить ресурсы сознания: много ли бы мы могли сделать, если бы ходили, следя за каждым шагом, как на большой высоте или на топком болоте? Мы бы только и думали, как ставить ногу и удерживать равновесие – даже на ровном месте в безопасной обстановке.
Эту симметрию, "воспроизводимость – привычка", можно выразить только через проекции наших свойств, если назвать воспроизводимость привычкой мира. Здесь можно пойти дальше и увидеть не просто симметрию, а замкнутый круг. Воспроизводимость явлений происходит потому, что участники этих явлений ведут себя привычным образом. А участники ведут себя привычным образом, потому что воспроизводятся явления.
Можно и только через объективные представления выразиться: и внутренний и внешний мир – арена действия воспроизводимостей.
Пойдём дальше. Привычки многих, поддерживаемые массовой воспроизводимостью свойств среды, формируют то, о чём спросил племянник: убеждения. Убеждение – это уже не автоматизм, который включается практически без участия сознания – как моргание глаза, когда ему почудится, что его могут травмировать. Убеждение – это уже уверенное знание наперёд, как должно быть, если то-то и то-то. Это уже результат коллективного вмешательства: внедрения коллективного опыта в отдельно взятую жизнь.
Убеждения сами по себе ни плохи, ни хороши. Как и любой инструмент: если его применять адекватно обстоятельствам и в соответствии с его назначением – он хорош; в прочих случаях либо бесполезен, либо опасен. Пока человек использует свои убеждения – например, веру в законы физики применяет в области их применимости – убеждения полезны, коллективный опыт здесь служит целям человека. А когда убеждение садится на шею человеку и начинает на нём ездить, оно горделиво называет себя принципом, а человека мотивирует гордостью за его принципиальность. Здесь убеждение человека служит не его целям.
Принцип – это абсолютизированное правило, типа "я всё делаю молотком: забиваю гвозди, выдираю гвозди, бреюсь...", абсурдность каковой абсолютизации носителю принципа не видна. Зато другим видна, и мировая литературная классика часто высказывает своё негативное отношение к избытку принципиальности. Тупоконечники Свифта тупо воюют с остроконечниками из-за того, с какой стороны разбивать яйцо, инспектор Жавер в "Отверженных" Гюго кончает с собой, не в силах разрешить противоречие между принципом "вор должен сидеть в тюрьме" и благодарностью за его собственное освобождение преследуемым им "преступником"...
Столь же плоха и другая крайность – необучаемость... когда человеку всё приходится делать, как в первый раз в жизни, методом "пробок и ошибок" - грабли на его пути нескончаемы.
Племянник остался доволен.