Справедливо сказано: бойтесь желаний, особенно неожиданных.
Захотелось мне провести торжественную часть 1 сентября не просто в уютном и ленивом болотце воспоминаний, а с пользой для воздушных, к размышленьям зовущих аборигенов. Ясно было, что придётся хлопотать. Но с такими-то аллюзиями!?
Сварил себе кофе. Вышел из дома мглистым утром. Цветами заранее я не запасся, да и подзабыл уже, каково рыскать за букетами. Поехал на Киевский вокзал, откопав в памяти огромную, пышущую экзотическими пряными ароматами оранжерею, которую там разбивали иноземцы по любому поводу. Столичные власти не замедлили преподнести дулю, и я минут пятнадцать бегал, пока не наткнулся на одинокий ларёк.
Дело нехитрое - стать Генри Хиггинсом! Получив в объятия охапку крапчато-синих роз, я какое-то время честно гордился, но на Краснопресненской заподозрил, что кукушка хочет меня покинуть. Натурально же пахнет краской!.. Увидев на стеблях голубые разводы, я развернулся и через несколько минут заново знакомил торговцев и букет. Горе-Малевичи повздыхали, но снабдили меня тремя грустными ветками лилий. Я не знал, ругаться или ржать, поэтому упустил и ту, и ту возможность.
Дети в маленьком дворике alma mater шушукались и боялись. Подошла сторожевая собака, и хотя она ещё щенок - в смысле, мы с ней вряд ли виделись, - сразу потеряла интерес. Администрация пока не затеяла головоломного; они активно собираются возводить учебную многоэтажку, а старую жёлтую усадьбу делать музеем.
Мастер, к которому я пришёл, похерил всю драматургию момента - обрадовался раньше времени. Потом рассказывал всякое и резвился. Скажем, стоит учительница современной русской литературы, а сзади вдруг возникают двое в чёрных фраках:
- Катерина, ты помнишь Яську?
- Нет, простите меня, пожалуйста, я вас не помню, - искренне расстроилась она.
- Вот и слава Ктулху... Мой семинар! - просияли мы оба. У дамы тоже отлегло, и она незамедлительно принялась звать меня на Платоновские чтения. Ну где ещё так изгибают бровь в ответ на фразу: "Я бы рад, да как служба позволит"?
Преподавать литературу XVIII века теперь некому. А в остальном плеяда в строю.