В детстве любимой игрой были – жмурки. Особенно нравилось водить. Я останавливалась и прислушивалась. На каком-то подсознательном уровне понимала – надо забыть о зрении так, словно мои глаза никогда ничего не видели, и довериться слуху. Удивительно, но все лишние звуки либо исчезали, либо переставали быть помехой моей сосредоточенности. Но вместе с тем, я начинала слышать то, что не улавливал слух, когда глаза были открыты: движение воздуха, шепот травы, скрип деревьев, дрожь листвы, всплеск дождевой капли, ныряющей в лужи - шорохи невидимой жизни… Я слышала, практически, идеальную тишину. Тишина – это музыка, недоступная слуху, вооруженному зрением. Слишком сильны визуальные раздражители, слишком непреодолимо зрительное восприятие окружающей действительности сознанием, слишком пронзительны и ярки краски пространства, чтобы кожей ощутить вторую – скрытую жизнь, матрицу внешнего мира. Скрытую полутонами и полушепотом микро-эха в оглушающем индиго реальности. Волной мурашек по спине, кончиками пальцев, эпицентром солнечного сплетения… я начинала видеть. Изображение происходящего вокруг и около меня на экране сомкнутых под черной повязкой век проявлялось постепенно, подобно палороидному снимку, обращенному к свету. И это – видимое в невидимом являло собой совершенное информационное поле, позволяющее вооружиться уникальной свободой действий.

Но, если в детстве это слепое зрение протяженностью в минуту, а то и в две-три-пять… воспринималось, как очередной урок познания мира под названием: «ну, надо же!», то теперь – как само собой разумеющееся явление, как факт, как неоспоримая данность. Уже машинально я закрываю глаза после прицеливания, но до выстрела по мишени, или когда беру гитарный аккорд, или за мгновение до выхода на татами, или перед тем, как завести «Хонду», или… прежде, чем сказать что-то важное, желая быть услышанной. Это добровольное уединение слепотой длится лишь миг. Но, именно, он позволяет успеть отчетливо понять – будут ли мои дальнейшие действия оправданы или нет, стоит ли делать шаг вперед или же готовности к нему еще нет.