http://www.philology.ru/linguistics3/trubachev-84b.htm
Трубачёв О.Н. Языкознание и этногенез славян (окончание)

...
В этой связи стоит упомянуть о прослеженной В. А. Городцовым народной орнаментальной композиции (женщина между двумя всадниками), общей для дакских свинцовых табличек и для русских вышивок [102]. Естественно, что, этимологизируя в пограничье, иногда приходишь к выводу о необходимости пересмотреть свои предыдущие толкования в пользу другого языка и этноса. Я имею в виду свое предположение [4, с. 8-9] о происхождении плиниевской глоссы Morimarusa «mortuum mare» в конечном счете из раннепраславянского выражения с тем же значением «мертвое, умершее море», о разливах в Потисье. Теперь я думаю, что это, скорее, был остаток дакского языка, ареал которого входил и в Восточную Венгрию, бассейн Тисы. Дакский язык, видимо, располагал также причастиями прошедшего времени на -ues, -uos, -us (marusa «умершее, -ая») подобно индоиранским, греческому, балтийским и славянским. В атрибуции плиниевского Morimarusa дакскому языку нас укрепляет довольно вероятная морфологическая параллель дакского топонима Sarmizegetusa (Птолемей), столица Дакии, древний город в Южных Карпатах. Название Sarmizegetusa не получило удовлетворительного объяснения (ср. попытку прочесть его как «город с частоколом» [103]). Можно попытаться истолковать Sarmi-zegetusa как выражение, значившее что-то вроде «горячий источник», с постпозицией определения (как и в Mori-marusa!), причем первый компонент - к апеллативно-гидронимическому serm-/sarm- «поток», известному в балканскоиндоевропейских языках, а второй - причастие действ. прош. на -us- от глагола с корнем zeg- < *dieg- < *deg- «жечь». В Сармизегетусе, которая была не только царской столицей, но и религиозным центром со святилищами, обнаружены остатки канала, который подводил из близкого источника воду, использовавшуюся при священнодействиях [104]. В деталях близко этимологизирует Sarmizegetusa Шаль [105] - через сравнение с эпиграфическим именем Salmo-deg-ikos (Истрия) «солевар» (?), откуда якобы Sarmizegetusa «солеварный канал», но сомнительность формальных деталей довершает культурноисторическая и социолингвистическая сомнительность целого: у нас нет данных о солеварении в Сармизегетусе, но достоверно известны там культовый центр, храмы, вероятно и культовое назначение источника.
...
Один из центральноевропейских этносов, лишь значительно позже усвоивший самоназвание *slověne, говорил на языке (или группе диалектов), архаичность которого (правда, весьма специфическая, поскольку она представляет собой сочетание продвинутости, т. е. центральности, славянской языковой эволюции со специфически славянским - преобразованным архаизмом) и в наше время вызывает удивление, в том числе и у неславистов: «Так, можно с полным правом удивляться по поводу того, как, несмотря на раннюю письменную фиксацию ст.-слав. лѣвъ «левый», русск. левый до наших дней не обнаруживает ни малейших признаков забвения, тогда как его латинский родственник, а именно laeuus, полностью угас в старой романской речи» [113] [5].

Сохранность слова "левый" в русском, возможно, свидетельствует о его заимствовании латинами из славянских языков. В романских победили "местные" слова: в испанском - izquerda (ср. баскское ezker "левый"); во французсков - gauche (возможно, от Gaulish "галльский", галлы были на левом берегу Рейна, германцы - на правом), в итальянском - sinistro.