Тень в сумерках
21:03 05-11-2017 Акира Куросава. Ран.
Помнится, в далёком детстве проходила по тогда ещё советскому ТВ неделя японской культуры, и в рамках этой недели показывали фильмы Акиры Куросавы. Запомнились две картины – «Ворота Расёмон» и «Ран». То, что «Ран» снимался по шекспировскому «Королю Лиру», я тогда, конечно, не поняла. Я и с оригиналом-то произведения, на тот момент, не была знакома. Но вот фрагменты картины с тех давних пор застряли в памяти, иначе и не скажешь. Вообще, «Король Лир» - одна из любимейших трагедий Шекспира. Вещь, выворачивающая душу наизнанку. Очень интересно было увидеть японский вариант этой трагедии, да ещё и от мастера Куросавы.
[изображение][изображение][изображение]
Различие уже в названии картины – «Ран» - «Смута». Центральный герой трагедии – глава клана Ичимонджи, даймё Хидэтора, огнём и мечом подчинивший себе край, захватив соседские земли. Вот они – семена смуты, посеянные в годы его буйной юности. Тот, кто посеет смуту – пожнёт бурю. И как символично, что начинается фильм сценой охоты на старого кабана! Так же, как его, скоро загонят Хидэтору его собственные дети…
Отгремели давние войны, ушли в прошлое завоевательные походы. Старый князь хочет уйти на покой. У него – три сына (и это понятно, женщины в средневековой Японии не могли вершить судьбы кланов, во всяком случае – явно): старший, Таро, средний – Дзиро, и младший – Сабуро. Двое старших сыновей выказывают преданность на словах – они кажутся прямо-таки образцами сыновней почтительности! О, как низко они сгибаются в поклонах перед старым князем! С какой жадностью ловят каждое слово! И только Сабуро – дерзок и непослушен. Слушая притчу о стрелах и братском единстве, он откровенно смеётся над миротворческой речью старого отца, и ломает пучок стрел о своё колено. «Этот мир, купленный ценой большой крови, не сможет продержаться долго!» - говорит он отцу. В нём нельзя никому верить, потому что тебя обманут! В этом мире не место старым и слабым – всегда найдётся хищник, который их сожрёт!
Но дерзкий на словах Сабуро – самый отзывчивый и искренний из трёх братьев. Когда старый отец засыпает прямо во время речи, именно он срубает деревце, и ставит рядом, чтобы защитить старика от палящих лучей солнца. Один жест – но, каков!
А старый князь Ичимонджи решает разделить земли клана между братьями, чтобы самому оставить ставшее неприподъёмным бремя власти. Сабуро выступает против этой затеи, но вспыльчивый князь не слушает его возражений. Он в ярости. Как! И это ему говорит младший, любимый сын! «Прочь с глаз моих! Не будет тебе ни земель, ни замка!» - в гневе потрясает кулаками князь Хидэтора, прогоняя вместе с Сабуро и преданного вассала, посмевшего заступиться за опального сына.
Правда груба и неприглядна, и только ложь рядится в прекрасные одежды…
И вот Хидэтора едет к старшему сыну, которому передаёт бразды правления. А жена Таро, дама Каэдэ, начинает плести интриги…
Дама Каэдэ – это, вообще, отдельный разговор! Глядя на неё, сразу вспоминаешь леди Макбет из куросавовского «Трона в крови». Та же непроницаемая маска лица, сдерживаемая злоба в глазах, змеиный шорох белых, траурных, одежд…Только раскрыт этот образ полнее и глубже! Злоба леди Макбет необъяснима, а вот у дамы Каэдэ есть, за что ненавидеть клан Ичимонджи – её родители жестоко убиты самим князем. Месть сжигает её душу, и этот огонь медленно и верно охватывает всех, виновных в давнем злодеянии…Она одновременно ужасает, и вызывает сочувствие. Горе, обернувшееся ненавистью – жуткая вещь…
Таро слепо верит жене, и эта вера так же быстро губит его, как вера жене князя Васидзу. При дворе Хидэторы разгорается ссора – мальчишка-шут, Куёми, ввязался в драку с одним из придворных Таро, и старый князь собственноручно застрелил дерзкого слугу, посмевшего замахнуться на шута мечом. Таро разгневан. Жена нашёптывает мужу: «Князь подрывает твой авторитет. Этот вздорный старик непредсказуем! Не дело позволять ему распоряжаться таким большим количеством самураев – прикажи ему распустить свою армию!»
Князь возмущён. Как смеет ему перечить тот, кому он собственноручно вручил власть над кланом? Разве он не заслужил за такое благодеяние уважение и любовь? В гневе он собирает воинов-самураев, и отправляется к среднему сыну, Дзиро. Однако и Дзиро отказывается принять его свиту. Он приказывает отцу распустить самурайскую вольницу, и вернуться в замок старшего брата, на его условиях. Даймё Ичимонджи ошеломлён. Мир перевернулся в его глазах. Собственные дети предали его! Те, кто был обязан ему всем – отвернулись и бросили, мало того, они гонят его прочь, и называют отступником! Привыкший к беспрекословному подчинению и власти, он лишён и того, и другого…Впервые он со страхом смотрит в прошлое, и задумывается над тем, каково было его давним жертвам. Особенно показателен его разговор с женой Дзиро, дамой Суэ, чьих родителей он убил, младшего брата – ослепил, а родовой замок сровнял с землёй. «Ты смотришь на меня с добротой, и называешь дедушкой. Уж лучше бы ты ненавидела меня!».
Тот, кто испытал так много, может понять, каково это – молча переносить горе и несчастья, и никогда не пожелает зла другому человеку. Только доброта способна разорвать порочный круг ненависти и злобы…
А события идут своим чередом. Отверженный собственными детьми князь возвращается в замок, который когда-то принадлежал Сабуро. Против него собирают войска Таро и Дзиро, и под покровом ночной темноты разыгрывается жестокая битва. Люди, оставшиеся верными князю, защищают господина Ичимонджи, но силы, увы, неравны. Эта битва – одна из самых сильных сцен в фильме. Летящие со всех сторон стрелы с огненными хвостами, рвущееся из бойниц пламя, и клубы дыма, поднимающиеся над замком, кровь – пронзительно-алого, кричащего цвета; сражённые воины, устилающие подходы к крепости, придворные дамы, лишающие себя жизни, чтобы уберечься от позорного плена…Кровь, гарь, огонь, дым – словно картина разворачивающегося перед глазами пылающего Ада…(И почему-то вспоминается рассказ Акутагавы, «Муки ада»…). И сидящий посреди всего этого безумия старик с остановившимся взором…
Вот последний из его воинов доползает до княжеской башни: «Битва проиграна, мой господин! Готовьтесь умереть!» Хидэтора словно бы пробуждается от окружающего его кошмара. Умереть! Покончить со всем разом! Но меч? Где же меч, чтобы достойно уйти от ставшей невыносимой жизни? Он в отчаянии ищет его среди тел умерших. Увы, ножны пусты. И тогда правитель клана Ичимонджи, перед которым когда-то в ужасе бежали враги, медленно спускается с догорающей башни. Бьют по ступеням пустые ножны. Дик его взгляд. Ветер треплет седые космы волос. И воины его сыновей, захватившие замок, в страхе расступаются перед ним, ибо разум оставил несчастного старого князя. Ни у кого не поднимется рука, чтобы забрать жизнь потерявшего всё безумца…
Одинокий, брошенный всеми, он бродит по пустоши, собирая полевые травы. Там, где бредёт бывший правитель Ичимонджи, есть только ветер, необозримая ширь неба, да зелёное море трав. В пустоши находят Хидэтору единственные верные ему люди: старый вассал, которого он прогнал за правдивые слова, и мальчишка-шут, что не в силах оставить старого и беспомощного господина, от которого видел только добро…
Эти скитальцы ищут ночлег, и кто даёт им его? Ослеплённый князем брат дамы Суэ, Тёрумару! О, какой гневной и презрительной песней звучит его флейта! В страхе перед собственным злодеянием безумный старик бежит прочь. Вот оно, время воздаяния, но уже нет сил, чтобы принимать ужасный урожай старых войн, былой злобы и давних обид…
А как же мятежные сыновья? Таро застрелен в битве, и власть переходит к Дзиро. Дама Каэдэ набивается к нему в жёны. О, сцена её свидания с Дзиро – это нечто! Не женщина, а стальной клинок! Сколько презрения, насмешки, угроз в её словах! С какой страстью она набрасывается на Дзиро! С какой яростью она терзает рукав собственного кимоно! Околдовав Дзиро – иначе и не скажешь! – она требует, чтобы тот убил свою жену, даму Суэ, и сделал её, даму Каэдэ, своей законной супругой. Даму Суэ спасает советник Дзиро. Она вынуждена бежать из замка, и встречает своего ослепшего брата. Бедные дети, затерянные в жестоком и неуютном мире, раздираемом кровавыми сварами и враждой! Только они двое не питают ни к кому ненависти…Но в этом мире нет места любви и доброте, ибо они принимаются за слабость, а потому безжалостно выкорчёвываются с корнем. Жаль старого Хидэтору, потерявшего всё: власть клана, дом, слуг, брошенного собственными сыновьями под пронизывающим, воющим холодным ветром…Но вот эти дети…
А ещё запомнился шут. Он искренен в своём горе. Несчастье господина – это его беда, как бы ни приходилось прятать её за остротами и насмешками. Что толку сокрушаться о содеянном, когда уже ничего нельзя исправить? Как запоминается его диалог с безумным князем Ичимонджи! Все отвернулись от бедного безумца, разумные люди уходят искать другого, более удачливого, господина…Но Куёми остаётся с ним, ибо настоящую преданность невозможно купить за деньги, впрочем, как и искреннюю благодарность. Значит, не так уж и плох был даймё Хидэтора, если сумел сохранить такого друга…
А как же Сабуро? Прогнанный собственным отцом, лишённый наследства, он неожиданно встречает радушный приём главы соседнего клана, который так восхищён его искренностью и прямотой, что отдаёт ему руку своей дочери. Узнав, что случилось с отцом, Сабуро спешно выдвигает войска. Но он не желает войны! Он только хочет вернуть старого отца! Однако Дзиро, подговариваемый коварной дамой Каэдэ, решает ответить на вторжение брата силой. На словах он передаёт Сабуро, что верит ему, а сам посылает вслед за ним тайный отряд стрелков.
Перед замком новоявленного господина Ичимонджи разыгрывается сражение, так похожее на битву при Нагасино: засевшие в лесу аркебузиры косят ружейным огнём конницу Дзиро, и он терпит сокрушительное поражение. Его воины бегут с поля боя. Узнав об этом, он обращает свой гнев на даму Каэдэ. Вот чем обернулись все её честолюбивые замыслы! Она лишь смеётся в ответ. Горит замок Хидэторы, завоёваны земли клана Ичимонджи, уничтожены его дети! Вот оно, достойное завершение её мести! Дзиро хватается за меч, и фонтан алой крови выплёскивается из распоротого горла отомстившей и торжествующей женщины. Ненадолго Дзиро сумел пережить свою новую супругу – сам он тоже гибнет в ожесточённой битве…
Сабуро находит старого отца, и к несчастному даймё возвращается, наконец, разум. Казалось, счастье улыбнулось старому страдальцу – но, нет! Меткий выстрел из засады обрывает жизнь Сабуро, так и не успевшего простить своего отца, и просто поговорить с ним…Горе старого князя безмерно. Его сердце не выдерживает тяжести обрушившегося на него страдания, и несчастный старик умирает.
В траурном молчании уносят тела погибших. Горько плачет шут, потерявший господина. Убита дама Суэ, решившая вернуться в лачугу своего брата, ради забытой там флейты. Гаснет день. В мир приходит непроглядная ночь. И стоит на разрушенной стене старой крепости одинокий слепец, Тёрумару. Он вслушивается в ночные шорохи и звуки. День ли? Ночь? Никогда ему этого не узнать. И течёт прочь медлительная река времени, и выпал из рук спасительный свиток Будды. Тёрумару ждёт свою сестру, не зная, что она уже никогда не сможет прийти. Одинокая фигура на обрыве…
Миг, обратившийся в Вечность. Этим и заканчивается трагическое полотно мастера Куросавы, под кратким и страшным названием: «Ран».