В одном из опросников Dark One спросил меня, как я отношусь "к охоте на «предразумных» зверей. Ну, самых смышлённых - высших приматов, дельфинов (и вообще китовых), на слонов?"
Сохраню ответ и у себя.
Для меня это несколько странная формулировка, потому что в основном все, что в вопросе, это не охота.
К охоте на слонов отношусь отрицательно, сам не хотел бы добывать слона. Вообще из Большой африканской пятерки лично мне интересны, пожалуй, буйвол и леопард. Может быть лев. Традиционно в трофейном понимании. Т.е. чем старше, тем по сути, лучше.
Вместе с тем, легальная (подчеркиваю, легальная) охота на слона сохраняет бОльшее количество слоновьих жизней, чем "отсутствие" охоты в запрещенных областях. Кормит местное население. Приносит очень конкретные деньги природоохранным (не путать с "зелеными" гринпиписами и прочей политической сволочью) организациям на местах и бюджетам государств.
На высших приматов официальной охоты нет. Не охотятся ни на шимпанзе, ни на горилл. Только браконьерский отстрел. И если бы была, я бы относился отрицательно. Из обезьян распространена охота на бабуинов. Но они практически хищники и не относятся к "высшим" в твоей формулировке, как я понимаю. Бабуина вполне добыл бы.
Охота на китообразных и дельфинов - опять же, если точно следовать формулировке, отношусь отрицательно. Притом, что опять же, легальной охоты (рыбалки) на дельфинов, насколько мне известно, нет. Промысловую добычу (ради большого количества мяса) на китов давно сводят на нет, поддерживают ее единичные страны. Но я это все к охоте не отношу.
То, что коренные северные народы в РФ и ряде стран получают ограниченные выделенные квоты на добычу китов, меня не радует. Но они их добывают реально на свои нужды. Если свои квоты на красную рыбу и иные ресурсы они нередко перепродают, про китов такого не слышал. Ни как трофей, ни как источник мяса обычному, пусть и крайне богатому, охотнику китовые не интересны.
Поэтому из перечисленного тобой к "охоте" я отношу только охоту на слонов. Африканских. Индийских не охотят, они одомашниваются. Про африканских уже ответил.

[изображение]


Что касается "хорошей" охоты, приведу отрывок из одной книги, которая на самом деле про охоту на самых высших приматов.
"Егерь оценивающе оглядел окрестности, затем сунул бинокль за отворот куртки.
– Следующий участок придется пересечь особенно медленно, – шепнул он своему спутнику. – Все дело вон в тех трех самках слева. Все следующие сорок ярдов мы будем целиком у них на виду, пока не доберемся вон до того небольшенького ручейка.
Охотник – бывший армейский полковник, – не поднимая головы, согласно кивнул. Он вполне доверял мнению егеря: если Дэнни говорит, что это единственный путь вперед, значит, так оно и есть. Он поражался, что им вообще удалось подобраться столь близко. Вот уже час они медленно пробираются между разрозненными табунками самок и телят благородного оленя. Ему казалось каким-то волшебством, что их до сих пор не заметили... Малейшего дуновения, донесшего до особенно чувствительного носа хотя бы одной из самок запах человека, было бы достаточно, чтобы она резко бросилась прочь, увлекая за собой всех оленей на сотни ярдов окрест.
Даже если охота окончится ничем, отметил про себя Полковник, это будет самая трудная и потрясающая из всех охот, что были у него за многие годы... Полковник понимал, что их с Дэнни перемещение должно быть таким медлительным и осторожным, чтобы стать почти неуловимым для глаза, – им придется распластаться на земле и буквально пресмыкаться, словно неторопливо ползущие змеи... Медленно, с бесконечной осторожностью двое мужчин дюйм за дюймом по-пластунски продвигались вперед. Полковник сосредоточил все внимание на егерских сапогах, что двигались в нескольких дюймах от его лица...
Склон холма насквозь пропитался влагой из-за непрекращающейся октябрьской мороси, сеявшей всю прошлую неделю; оба мужчины промокли до нитки, хотя сейчас дождь поутих. Чтобы преодолеть пятьдесят ярдов до пологого углубления вдоль ручья, у них ушло больше двадцати минут, Полковник тяжело дышал от напряжения.
... Он увлекался охотой вот уже более тридцати лет, однако волнение и напряжение при этом никогда не становились меньше. Он по своей природе был охотником – он любил это дело. После ежегодной недельной охоты на оленей он возвращался в свой лондонский офис с неизменно обостренными чувствами, получив при этом отдых, который не могло ему дать никакое другое времяпрепровождение...
– Что за зверь?
– Очень старый бык, наверно, это его последний год. У него только по семь ответвлений на рогах, очень некрасивая узкая голова, но для охоты он вполне годится...
Полковник был доволен. У него никогда не возникало желания застрелить оленя в расцвете сил ради роскошной трофейной головы. Гораздо большее удовольствие доставляло застрелить старое животное с неказистой головой, доживающее свой век. То, что олень стар, было как раз той новостью, которую он хотел услышать. Он знал, что за смерть ожидает оленя, чьи зубы расшатаны или выпали вообще. Истощенное и ослабевшее от холода и голода животное, лишившись последних запасов энергии, вероятнее всего, ляжет на землю, чтобы принять смерть на жестоком зимнем морозе. Серое воронье будет тут как тут еще до того, как оно умрет, выклюет глаза и станет отщипывать куски от слабо подрагивающего в последней агонии тела. Гораздо лучше покончить все разом с помощью пули.
...Егерь достал из брезентового чехла «Ригби» и снял защитные пластиковые крышки с телескопического прицела..." (С) Д. Мейсон, "Тень над Вавилоном"