Эльдарко уже давно подсела на историю России, XVI век. Началось всё с опер, захотелось узнать, а как на самом деле было. Видимо, у меня познание через искусство. Айрэ и Саруман спели про Джона Сноу, эльдарко начала смотреть «Игру престолов» и перечитала всю графомань Мартина. Теперь вот от «Царской невесты» (ах, Гриша, Гриша, какой баритон! (Эльчин Азизов), «Бориса Годунова» и «Псковитянки» к реальной истории становления государства Российского. К тому же, эта эпоха всегда вызывала много интереса своей противоречивостью. С одной стороны – мрачное средневековье, с другой – становление Империи, новые возможности, трудный путь к централизации, наш «Новый Свет», aka Поволжье, Сибирь. По сути – революция сверху, смена общественного строя, от удельных княжеств к сословно-представительной монархии. Не умеет пока человечество переходить от одной формы общественной жизни к другой без социальных потрясений. Да и вообще, Васильевича люблю, он подарил нам наше Среднее Поволжье, «где было так привольно нам с тобою».

Когда навернулся жёсткий диск, эльдарко больше всего взвыла из-за своей исторической библиотеки, которую ещё не успела перекачать на электронную книгу. Сейчас уже кое-что восстановила, однако не вспомню все библиотеки, где и что скачивала.

Когда дело касается real history, начинать надо с матчасти, ибо в этих ваших интернетах часто такие ляпы и недостоверные сведения, что запросто могут ввести в заблуждение. Один чудак на букву «м» не подумавши сказал, сотня перепостила, ещё тысяча и более баранов приняла на веру. К историческим изысканиям эльдарко подходит основательно, считаю, что сначала нужно выслушать все стороны, поэтому начала с дореволюционных историков (у них ещё не было некоторых сведений, которые появились позже), потом почитала советских историков, у них пунктик на классовой борьбе, особенно у Зимина А.А. Ну и дальше Руслан Григорьевич Скрынников, как самый большой авторитет по части этой эпохи, а также новейшие изыскания XXI века. А также взгляд с той стороны, от оппозиционных авторов, если такие доступны, как например Витольд Новодворский, который стоит на позициях Речи Посполитой. Также посмотрела первоисточники, которые сейчас доступны в сети, как-то летописи, документы и литературные памятники той эпохи.

Недавно попалась интересная книга «Воеводы Ивана Грозного» современного историка, доктора исторических наук Дмитрия Михайловича Володихина, которого раньше как-то не читала. В этой книге он проделал большую работу, собрав разрозненные сведения по военной истории о деяниях прославленных воевод грозненского времени. Источниками, в основном, служили разрядные книги, дворовые тетради и летописи. К сожалению, хотя, казалось бы, XVI век неплохо документирован, тем не менее, встречаются значительные пробелы, во многом из-за пожаров, которые были нередки в деревянной Москве и уничтожали ценные архивы. Тем не менее, по отрывочным сведениям ему удалось получить более-менее цельную картину жизни воевод, тем самым восстановить историческую справедливость, напомнив миру о незаслуженно забытых героях, усилиями которых, возможно, до сих пор живы.

[изображение]
Русская средневековая одежда

Князь Дмитрий Иванович Хворостинин, эльдарский любимец. Если б я была царица, сделала б его командующим личной гвардией. Опричный воевода, блестящий тактик и стратег. После сожжения царствующего града в мае 1571 году крымским ханом Девлет-Гиреем, когда тот пришёл на следующий год взять всё царство в августе 1572 года, вместе с князем Михаилом Ивановичем Воротынским, Дмитрий Иванович Хворостинин отбил атаку крымцев в битве при Молодях, где на карту было поставлено само существование государства Российского, что позволило царю московскому диктовать свои условия хану Девлет-Гиреечу, а не наоборот.

В 1571 году татары обошли основные войска на южной границе, переправившись через Оку, и подошли к незащищённой Москве. Из защитников оставались только земские ратники и незначительный опричный отряд. В сражении за столицу участвовал лишь передовой полк, где и служил Хворостинин. Воеводе повезло уцелеть. Тем не менее, хан не сумел взять город и велел запалить его. Он намеревался разграбить все, что не смогут защитить русские воеводы, занятые тушением пожара. В этом он преуспел. Однако уже в следующем году Гирееча поставили на место, там, где ему и надлежало быть, и большая заслуга в этом Дмитрия Ивановича. Конечно, это не единственная его победа. Прославился он также и на Ливонском фронте.

Хворостинину не повезло с происхождением, хоть и князь, но не удельный, высокородством не отличался, из-за чего преследовали его местнические споры. Как ни пытался Иван Васильевич бороться с этим злом, так и не смог до конца изжить, время ещё не пришло. В опричнине князь немного вздохнул свободнее, однако после отмены всё вернулось на круги своя, и князь так и не сделал головокружительной карьеры, несмотря на несомненный талант полководца.

При царе Фёдоре Ивановиче Дмитрию Ивановичу был дарован высший думный чин боярина, давно заслуженный на полях сражений. Воевода постепенно стал крупным землевладельцем. За ним и его сыновьями по документам конца XVI — начала XVII столетия числятся многие тысячи четвертей земли. Однако это возвышение было связано с тем, что Хворостинины оказались в тренде придворной партии Годуновых. Вот так то, трудами праведными особых почестей не заслужишь… без поддержки в высших эшелонах власти.

[изображение]
Осада Пскова королём Стефаном Баторием в 1581 г. Карл Брюллов

Князь Иван Петрович Шуйский вошел в анналы русской истории одной-единственной победой, отстояв Псков, осажденный армией польского короля Стефана Батория. Победа Шуйского позволила свести вничью тридцатилетнюю Ливонскую войну, когда уже не осталось больше сил на боевые действия, которые велись на два фронта, на западе и на юге, а то, бывало, и на три.

Иван Петрович принадлежал к аристократической верхушке старомосковского общества, князья Шуйские были Рюриковичами, и происходили они от ветви, ближайшей к Московскому правящему дому, так что таких проблем с продвижением по службе, как у Дмитрия Ивановича, у него не было. После отступления поляков Иван Петрович остается во Пскове все вторым воеводой. В конце 1583-го или начале 1584 г. его оставляют там уже первым воеводой. В этой должности он встречает новое царствование — Фёдора Ивановича. Однако чёрт его дёрнул влезть в борьбу с Годуновыми, Шуйские всегда были соперниками этого выскочки, на свою беду пригретого Иваном Васильевичем. Сначала Ивана Петровича сослали на Белоозеро и там постригли в монахи. Но этого торжествующим Годуновым показалось мало. В ноябре 1588 г. Ивана Петровича убил пристав князь И.С. Туренин, по всей вероятности, имея на этот счёт инструкцию от Бориса Годунова.


Ивану Фёдоровичу Мстиславскому зело не повезло с исторической справедливостью. Несмотря на то, что сам царь Иван Васильевич называл его «столпом царства», в историю он незаслуженно вошёл как предатель, что не соответствует действительности.

Мстиславские по своему происхождению не уступали Шуйским, и происходили из рода великих князей литовских Гедиминовичей. Надо сказать, что в России тех лет самыми знатными семействами были Рюриковичи и Гедиминовичи, которые также часто между собой пересекались благодаря семейным связям. Сам Иван Васильевич тоже был в родстве с Гедиминовичами через свою прапрабабку Софью Витовтовну. Иван Фёдорович Мстиславский по своему происхождению мог иметь право на престол великого князя литовского. Кроме того, князь Иван Фёдорович Мстиславский приходился двоюродным племянником Ивану Грозному.

[изображение]
Пленённого Едигера, царя казанского, приводя к Ивану IV. А. Кившенко

Мстиславский был участником взятия Казани в 1552 году в качестве первого воеводы большого полка, а это высокое назначение. Армию возглавляли четыре полководца, занимавшие высшие посты по боевому расписанию: сам князь Мстиславский, его второй воевода князь Михаил Иванович Воротынский, а также воеводы «дворовые» — князь Владимир Иванович Воротынский (брат Михаила) и Иван Васильевич Шереметев. Военные назначения князь получает ежегодно. Иногда — по два-три разных за год, а иногда дело ограничивается одним. Так будет на протяжении почти всей биографии полководца, за исключением краткого перерыва в середине 1570-х. Таким образом, Мстиславский всю жизнь провёл в действующей армии на ключевых постах, крепя оборону, и обвинения в сговоре с крымцами являются безосновательными. Какой-то одной громкой победы, как оборона Пскова или битва при Молодях, ему не досталось, чтобы войти в историю как главный герой победы, вроде Ивана Петровича Шуйского, Дмитрия Ивановича Хворостинина и Михаила Ивановича Воротынского. Однако Мстиславский сделал столь многое на полях сражений, что не на одного командарма хватит. В этом и вся беда, что он участвовал в соавторстве, часто даже с самим царём. Нельзя сказать, что я раньше не знала о Иване Фёдоровиче Мстиславском, ибо его имя часто встречается в исторических исследованиях XVI века, как особы, приближенной к императору. Однако у меня сложилось мнение, что Мстиславский был скорее администратором и царедворцем, так что отчасти стало откровением, что он настолько востребованный кадровый военный и полководец.

После сожжения Москвы в 1571 году Ивану Фёдоровичу пришлось взять на себя вину за этот разгром, словно бы он навёл крымцев «тайными тропами» к столице. Поскольку он тогда был главный на хозяйстве в царствующем граде, в отсутствии царя, то был наилучшей кандидатурой для того, чтобы вину за гибель столицы списать на предательство в высших эшелонах власти. Сожжения Москвы в 1571 году стало началом конца опричнины, в частности был казнён глава опричной Думы Михаил Темрюкович Черкасский, царский шурин, если что, однако с ним вот промашка вышла, Михаил был невиновен… Поэтому на роль главгада потребовался кто-то ещё столь же высокопоставленный. Как пишет Борис Николаевич Флоря в своей книге «Иван Грозный», Мстиславский «признавался в том, что «изменил, навел есми с моими товарищи безбожного крымского царя Девлет-Гирея»: «моею изменою и моих товарищев крестьянская кровь многая пролита, а крестьянство многое множество погребению не сподобилося». Таким образом, князь признавался в совершении самого тяжкого преступления — предательского сговора с татарами, который привел к массовой гибели населения Москвы. За это, однако, царь всего лишь наложил на Мстиславского свою «опалу», которая затем была с него снята по ходатайству митрополита Кирилла и освященного собора. После этого Иван Федорович Мстиславский был послан наместником в Новгород — город, который, как увидим далее, царь решил сделать своей укрепленной резиденцией на то время, пока страна будет отражать новое татарское нашествие. Все это заставляет согласиться с мнением исследователей, которые довольно единодушно полагали, что никакой «измены» Мстиславский не совершал, а его покаяние было услугой, оказанной царю. Подданные тем самым могли убедиться, что тяжелые несчастья, постигшие страну, произошли по вине одного из первых лиц государства, но не самого царя».

Если бы Иван Васильевич действительно допускал измену, вряд ли прежние заслуги, родство с самим государем и древняя кровь Гедиминовичей спасли бы князя от казни. Однако из-за этой опалы, однако, Мстиславский не смог принять участие в битве при Молодях. Но уже в 1576 г. Иван Фёдорович вновь в армии. Таким образом, князь был полностью реабилитирован, более того, царь сделал его первым опекуном при царевиче Фёдоре в случае своей смерти (это изменника-то!), но в истории почему-то до их пор сохранился миф о его предательстве.

Однако Мстиславский также не избежал соблазна попытаться захватить власть после кончины Ивана Грозного и попытался развести Фёдора Ивановича с Ириной Годуновой, чтобы выдать за царя свою дочь. За что и поплатился. Годунов просто попросил его тихо уйти и не позорить семью. Летом 1585 г. регенту дали съездить на покаяние в Соловецкий монастырь. Затем он отправился в Кириллову обитель на Белоозеро, где и постригся в монахи под именем Ионы.

[изображение]
Кирилло-Белозерский монастырь

Князя Семёна Ивановича Микулинского автор называет «счастливчиком» за то, что он принял участие в славных походах и победах, но не дожил до конца Ливонской войны, когда было потеряно всё, что было завоёвано раньше. Ушёл в сиянии славы на подъёме мощи русской армии. Семён Иванович Пунков-Микулинский происходил из младшей ветки родовитого и богатого рода Тверских Рюриковичей (из рода Святого князя Михаила Ярославича Тверского).

Впервые имя Семёна Ивановича появляется в воеводском списке в мае 1533 г. Его назначили командовать передовым полком в армии, развернутой для противодействия крымским татарам. Уже в 1534 году князь успешно отбивает нашествие татар, за что был награждён великой княгиней Еленой Глинской от имени малолетнего Ивана Васильевича. Семёну Ивановичу тогда исполнилось 24 года.

[изображение]
Елена Глинская. реконструкция С. Никитина, 1999 г.

Август 1541-го князь Семен Иванович Пунков-Микулинский встретил первым воеводой в Зарайске, когда произошло прямое столкновение Москвы с крымской ордой, в составе которой тогда присутствовали и турецкие силы. Крым был своего рода филиалом Османской империи, и хотя османы не охотно делились с союзниками богатством и ресурсами, время от времени присылали военные силы на помощь в борьбе с неверными. Сражение с крымцами как раз состоялось в районе Зарайска, Микулинский со своим отрядом оказался в центре оборонительной операции. Его действия спасли передовой полк и обеспечили тем самым успех всего сражения.

В начале августа 1550 года пришли с крымским «царевичем» 30 000 войска на Рязань и Мещёру. Иван IV посылает туда Семена Ивановича с пятью полками. Вскоре сам царь, помолившись «у Николы Зарайского», отправился вслед за полками в Рязань. Но уже 16 августа Иван Васильевич возвращается в Москву: большого сражения не произошло. По всей вероятности, татары, узнав о выдвижении крупных сил, не решились вступать в противоборство и повернули назад. Вероятно, чтобы не позориться в очередной раз, памятуя предыдущие поражения.

Через нескольких месяцев после «рязанской тревоги» Микулинский отправится на Свиягу. Семёну Ивановичу с легкой ратью пришлось пойти на Круглую гору — начинать строительство города Свияжска – опорного пункта перед решающими сражениями за Казань 1552 года. Т.е. под носом у татар был построен городок, постройки которого были сборными и изготавливались заранее в Угличе. Однако заготовок не хватило, пришлось в срочном порядке доделывать дело на месте. 30 июня 1551 г. город был готов. Таким образом, князь выполнил стратегическую задачу – удержал Свияжск.

Во время казанской войны 1552 года отряд Семён Иванович совместно с войсками Горбатого-Шуйского принимал участие во взятии «Арского острога», укреплённого пункта, откуда союзники казанцев наносили удары в тылы русской армии. Пока Горбатый-Шуйский искал обходной путь и слабое место хорошо укреплённого острога, Семёну Ивановичу удалось с помощью подошедшей артиллерии вынести главные ворота и вынудить крепость сдаться. Вернувшись из похода на острог, Семён Иванович успел принять участие в решающем штурме Казани и весьма успешно. Однако в том штурме Семён Иванович потерял брата, Дмитрия Микулинского.

В «Арском остроге» и других населенных пунктах русский корпус освободил от многолетнего рабства множество пленников, отправленных впоследствии на русскую землю через Васильсурск.

В 1554 г. блистательная военная карьера князя Микулинского прервалась по политическим причинам. За рубеж пытался бежать князь Семён Лобанов-Ростовский, но попался и в ходе расследования выдал многие имена, в том числе и своего тайного единомышленника — князя Микулинского. У Б.Н. Фроля по этому поводу сказано, что когда беглого князя спросили, чего ему, собаке, не хватало, князь Семён Ростовский ответил, что недоволен тем, что «государь его и род его посылал (на службу. — Б.Ф.) не по их отечеству со многими с теми, кто менше их». <…> «Их всех, — говорил князь Семен, — государь не жалует великих родов, бесчестит, а приближает к себе молодых людей, а нас ними теснит». Как проявление той же политики, он готов был воспринимать и саму женитьбу царя на представительнице не княжеского, а старомосковского боярского рода: «да и тем нас истеснил ся, что женился у боярина своего, дочерь взял, понял рабу свою, и нам как служити своей сестре». Имелась в виду первая русская царица Анастасия Романовна, происходившая из не княжеского рода Захарьиных-Юрьевых.

Таким образом, родовая знать была недовольна возвышением Захарьиных-Юрьевых, в то время это была едва ли не главная претензия к царю. Мда, пройдёт время, и этот род даст новую династию Императоров Российской Империи Романовых… А началось всё в XVI веке. Неисповедимы пути истории.

Лишь в связи с началом Ливонской войны Семёна Ивановича вновь призывают на царскую службу. Царь милостиво простил его прегрешения, как бывало не раз и с другими. Армия князя Микулинского ворвалась на земли Ливонского Ордена в районе Алыста (Алуксне) и двигалась в общем направлении на Ригу. Стояли страшные морозы, и старожилы удивлялись, как можно воевать в такую стужу! Но нам не привыкать, да уж. 17 февраля 1559 г. армия вернулась на русские земли с победой. Однако это была последняя победа Семёна Ивановича Микулинского, он получил глубокую рану в шею, от которой вскоре скончался на пятидесятом году жизни в августе 1559 года. Его «проводил до могилы» сам царь. Похоронили воеводу в родовом гнезде — Микулине, в каменном храме, построенном по распоряжению покойного.

[изображение]
Михаило-Архангельский Храм с. Микулино Городище

Этот храм дошел до нашего времени. Он имеет древнюю историю и является семейной усыпальницей князей тверского рода. Предположительно, первая церковь на этом месте возникла в 1398 или 1399 г.: ее возвели по приказу князя Михаила Александровича. А в середине XVI века Семен Иванович выстроил на месте обветшалого здания новый храм. Имеется в виду вот этот храм.


Князь Михаил Иванович Воротынский был крупный специалист по южному направлению, что предопределялось его крупными земельными владениями на южных рубежах России того времени. Надо сказать, что князь был очень богат, он оказался владельцем колоссальной области, включавшей несколько городов: Перемышль, Старый Одоев, Новосиль, часть Воротынска и другие волости. Фактически князь Воротынский был хозяином территории, равной европейскому государству средних размеров.

Думаю, Михаила Ивановича особо представлять не надо, он является соавтором судьбоносной победы при Молодях в 1572 году вместе с Дмитрием Ивановичем Хворостининым. Михаила Ивановича никогда не назначали военачальником в Карелии, на литовском и ливонском рубежах. Только на юге и юго-востоке.

Воротынские происходили от черниговских князей Рюриковичей. Их семейство перешло на службу великому князю московскому Ивану III Великому в 1487 г. Затем они служили его наследнику Василию III.

Из-за своего крупного владения и статуса удельных князей в период централизации Воротынские подвергались опалам, поскольку Иван Васильевич обоснованно опасался оппозиции столь сильных княжеских родов. К самому Михаилу Ивановичу это вряд ли относится, однако впервые он «попал под раздачу» вместе с отцом по делу о перебежчиках Бельском и Ляцком. Это произошло летом 1534 г. Ивану Васильевичу тогда было 4 года от рода, и рулила его мать-регентша Елена Глинская. Какие-то связи между Воротынскими и Ляцким действительно могли иметь место. Так, Иван Михайлович был женат первым браком на Анастасии Ивановне Захарьиной — близкой родственнице И.В. Ляцкого. Подозрения в том, что князь сыграл роль «советника» в «изменном деле», — как тогда выражались, не беспочвенны.

Тем не менее, знатность и богатство Михаила Ивановича с первых служб выдвигают его в высший эшелон армейской иерархии. В августе 1542 г. он участвует с отрядом из Одоева в погоне за отступающими крымцами. Погоня заканчивается боем на поле Куликовом, выигранном русскими.

Прежде всего, в составе большого царского полка, когда русская армия двинулась к Казани, Михаил Иванович косвенно поучаствовал в отражении отвлекающего удара крымского хана Девлет-Гирея по Туле. 22 июня у стен города появился сам крымский хан с артиллерией и в сопровождении отряда турецких янычар. Разворот государева полка в подобной ситуации оказался весьма уместен. Как только на горизонте появились облака пыли от русских отрядов, шедших на помощь Туле, крымцы отступили. Они уже знали, что армия Ивана IV задержалась и могла в любой момент обрушиться на них всей массой. Ни сам Иван Васильевич, ни пятеро царских воевод не дошли до Тулы. Не успели. Оказывается, два маленьких гарнизона — из Пронска и Михайлова — отправились выручать своих. Именно эти воинские команды Девлет-Гирей принял за основные силы Ивана IV.

При осаде Казани Михаил Иванович занимался организацией защиты при возведении осадных инженерных сооружений, как-то осадных башен , также подкопов для минирования казанских стен. Во время решающего штурма Воротынский и его люди вновь оказались на передовых рубежах. Они прорвали оборону татар и оказались на улицах города. Первым из всех воевод об этом успехе доложил именно Михаил Иванович.

То ли осенью 1553 г., то ли в начале 1554-го Воротынский назначен наместником в Свияжск — место крайне беспокойное, но стратегически очень важное. Фактически, Свияжск рассматривался как ключ от Казани. Так вот, Михаил Иванович просидит на этом месте в самый разгар черемисских мятежей необыкновенно долго — до осени 1555 г.

POGRANTY.jpg И далее Михаил Иванович исправно служит на южных рубежах, отражая набеги крымцев. Так, однажды Михаил Иванович получил ответственное поручение: выбрать наиболее удачную позицию для выхода государева полка далеко на юг, под Дедилов (современная Тульская область, вот тебе и юг).

Однако 13 сентября 1562 г. Иван Васильевич вернулся в Москву из Можайска, где готовил величайшее военное предприятие всего царствования — поход русской армии на Полоцк. Через два дня после приезда, едва ознакомившись с текущими делами, царь положил опалу на братьев Воротынских — князей Михаила и Александра Ивановичей, по политической статье – за «их изменные дела». Михаил Иванович с супругой отправились в монастырь на Белоозеро, а его брат с женой отправился в далекий Галич, под арест.

Наказание Воротынских было следствием неудачи в отражении очередного набега крымцев. Летом 1562 г. царь посетил Можайск, занимаясь военными приготовлениями для последующего удара на западном рубеже. В то же время московские полки привычно вышли в Оке и сосредоточились в районе Серпухова. Во главе царских войск стоял Михаил Иванович — первый воевода большого полка. Полком правой руки командовал Александр Иванович. Всего рать состояла из пяти полков. К ним присоединились удельные отряды князя Владимира Андреевича Старицкого. В июле вновь напали татары. Крымский хан с войском в 15 000 всадников вышел на Мценск. Атака крымцев была способом «отработать» деньги, присланные им из Литвы. Татарам удалось выжечь значительную часть мценских посадов, остальные же отбил местный воевода — князь Федор Иванович Татев-Хрипунов. Воротынский привел армию под Мценск, но Девлет-Гирея уже не застал. Он организовал погоню, однако действовал слишком медлительно, и крымцы с «полоном» успели оторваться от преследования.

Простили полководца лишь в 1565 г. К тому времени уже существовало разделение страны на «опричнину» и «земщину». Осенью 1565 г. Михаил Иванович был назначен возглавлять земскую армию, вышедшую на южный рубеж, к Туле. Снятие опалы сопровождалось большим пожалованием со стороны Ивана IV. Князю Воротынскому дали боярский чин в земской думе. Более того, ему вернули часть огромного «удела» — Одоев и Новосиль.

В конце 1560-х — начале 70-х г. военная деятельность князя Воротынского полностью сосредоточилась на «крымской угрозе».

[изображение]
Погранцы на южных рубежах

С начала 1571 князю Воротынскому была поручена реформа пограничной службы. Михаил Иванович собрал в столице людей, постоянно служивших на беспокойном юге. Посовещавшись с ними, Воротынский вынес на обсуждение земской думы документ, который считают первым уставом пограничных войск России. Именовался он «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе». По решению думы он вступил в силу 16 февраля 1571 г.

Введенный зимой 1571 г. «Боярский приговор» улучшил качество пограничной службы, но количество сил основной оборонительной армии на южных рубежах оставляло желать лучшего, основные силы и лучшие полководцы уходили на Ливонский фронт. Несколько лет государственного легкомыслия пришлось оплатить Московской катастрофой 1571 года. В мае 1571 г. Девлет-Гирей прорвался через Оку в районе Кром. В распоряжении хана находилась огромная сводная армия, куда помимо крымцев вошли ногайцы, турки, азовцы и «кочевые татары».

После московского разгрома князь Воротынский оказался старшим из земских воевод. Бельский погиб, Мстиславского представили народу как виновника поражения, хоть он и не был таковым. Теперь старшим в земской думе, да и в земской армии стал Михаил Иванович.

[изображение]
памятник князю М.И. Воротынскому в посёлке Воротынец

26 июля 1572 г. снова пришёл Девлет-Гирей к Оке. Он хотел взять Москву, что не удалось в 1571 г. По сообщению летописца: «…Лета 7080-го… прииде „царь“ (т. е. крымский хан) с великими похвалами и с многими силами на Русскую землю, и росписав всю Русскую землю, комуждо что дати, как при Батые. И прииде преже на Тулу и посады пожег, и от Тулы к берегу».

30 июля, в среду, началось генеральное сражение, от которого зависела судьба Московского царства. У Воротынского настал его главный звездный час – спасения Русской цивилизации близ деревни Молоди. Этим тяжёлым многодневным сражением у Молодей, этой победой, спасительной для страны, полководец и вошел в русскую историю.

А в следующем году его не стало. В апреле 1573-го он вышел «на берег», к Серпухову, с оборонительной армией юга России. Вдруг возникло большое местническое дело между воеводой сторожевого полка князем Василием Юрьевичем Голицыным и Михаилом Ивановичем, далеко превзошедшим его в военной иерархии: пост первого воеводы большого полка, т. е. командующего армией, давал Воротынскому полное и неоспоримое преимущество. Иван IV встал за сторону Голицына. Когда же Голицын вернулся со службы (между августом и октябрем 1572 г.), никакого суда не состоялось, поскольку князь М.И. Воротынский был взят под стражу и отправлен в Москву, где его казнили. О причинах такого оборота дела нет каких-либо достоверных сведений. Говориться и о ревности царя к военной славе Воротынского и к его огромному богатству. Однако Д.И. Хворостинина, при этом, не трогали, а он был едва ли не лучшим полководцем того времени. Высказывались причины и политического, и мистического характера, якобы Михаил Иванович нанял каких-то волхвов извести царя. Все они выглядят как-то неубедительно. К сожалению, на этот счёт никаких документов не сохранилось. О казни Воротынского сообщают разрядные книги 1475—1605 и 1559—1605 годов, но в них не обозначена статья обвинения.

Тово же году положил государь опалу свою (Напротив этих строк в О. на правом поле помета: кознены) на бояр и воевод на князь Михаила Ивановича Воротынсково, да на князь Микиту Романовича Адуевского (Одоевского Э., О.), да на Михаила Яковлевича Морозова.

Вряд ли теперь узнаем об этом подробности, когда рвётся цепь причинно-следственной связи и выпадает хотя бы одно звено, мотивы и действия выглядят странными и нелогичными, ибо, как известно, дьявол в деталях. Что также странно, в «Синодике опальных» Ивана Грозного, восстановленного Р.Г. Скрынниковым, имя князя М.И. Воротынского не упоминается, хотя такая ключевая фигура не могла быть просто забыта. С чем было связано такое суровое решение, хотя с учётом боевых заслуг князь мог бы претендовать хотя бы на отправку в монастырь и принудительным постригом, что Иван Васильевич широко практиковал, полагая, что надо дать грешникам возможность покаяться и замолить грехи, дабы предстать на Суд Божий очистившись от мирской скверны. Тогда как заслуженному воеводе было в этом отказано.

Также о казни Воротынского узнаём из оппозиционных источников – предателя князя Андрея Михайловича Курбского, который писал об этой истории: «Вот свидетельствует против тебя твой слуга, что хотел ты меня околдовать и искал для этого баб-ворожеек». <…> «Но он тотчас повелел блистательнейшего родом, разумом и делами мужа, положив связанным на дерево, жечь между двух огней. Говорят, что и сам он явился как главный палач к палачам, терзающим Победоносца, и подгребал под святое тело горящие угли своим проклятым жезлом… Велел он также подвергнуть разным пыткам и… Никиту Одоевского… А того прославленного победителя, без вины замученного и обгоревшего в огне, полумертвого и едва дышащего, велел он отвезти в темницу на Белоозере. Провезли его мили три, и отошел он с этого жестокого пути в путь приятный и радостный восхождения на небо к своему Христу…»

Откуда Андрей Михайлович насобирал этих сплетен, никто не знает, за ним не заржавеет и самому придумать. Князь Курбский был зело зол на Васильевича и с упоением писал обличительные памфлеты на царя и на всё государства Московское. Упоминаний о воеводе-гриль больше ни в каких источниках не встречается. Житие оппозиционного князя достойно отдельного поста, к тому же, есть хорошая книга о его не особо славном жизненном пути «Андрей Михайлович Курбский. Просопографическое исследование и герменевтиеческий комментарий к посланиям Андрея Курбского Ивану Грозному» А.И. Филюшкина, издательство СПб университета. Научным редактором там также выступает знаток эпохи Р.Г. Скрынников.

Однако, чтобы принять столь крутые меры к воеводе, которому царь был обязан своим царством и триумфом над крымским ханом должны быть весьма веские основания. Чем так прогневил Михаил Иванович Ивана Васильевича, что даже не удостоился записи в Синодике опальных, останется загадкой. Возможно, дело было действительно связано с колдовством, в Средневековье обвинение в колдовстве было весьма тяжёлым и веским поводом для смертного приговора. Причём обвиняемые могли даже оказаться недостойными поминания в церкви (с чем могло быть связано отсутствие имени князя Воротынского в Синодике). А если Андрей Михалыч нам не врёт о способе казни, то это наводит на мысль о кострах Св. Инквизиции по обвинению в связи с Дьяволом, хотя в России такая казнь не практиковалась. Был единичный опыт во время правления Ивана III совместно с Василием III в связи с раскрытием ереси жидовствующих, но он был признан неудачным, и с тех пор не применялся. Еретиков отправляли в монастыри на вечное покаяние замаливать грехи.

Однако обвинения в колдовстве должны быть весьма вескими и доказательства основательными, чтобы царь поверил во всё это. С чем же умудрился столкнуться Михаил Иванович, чтобы оказаться обвиняемым по столь тяжкой статье? Кроме опалы на самого Михаила Ивановича, на его семейство гнев царя не распространился, стоит также отметить, что старший сын князя Иван в год смерти отца был назначен воеводой в Муром, в апреле 1582 направлен первым воеводой в Тулу. Назначения весьма высокие.

Нельзя также исключать политические мотивы, например Васильевич решил прибрать к рукам княжество Воротынских, на эту мысль наводит тот факт, что после смерти Михаила Ивановича Воротынское княжество было упразднено и вошло в состав Русского царства. Таким образом получается, что Михаил Иванович также пал жертвой на пути к централизации… Было ли следствием казни воеводы упразднение его княжества, или наоборот казнь явилась следствием желания включить обширные земли в государственное управление, теперь вряд ли узнаем. Но это, ИМХО, самая логичная версия, так как чаще всего убивают из-за денег.


Собственно, рассказом об этих ключевых фигурах русской армии XVI века книга заканчивается. Дополнительно приведён обзор военной элиты Московского государства при Иване IV с указанием менее значащих воевод и военных командиров, как земских, так и опричных. В качестве одного из опричных воевод (под вопросом) упомянут князь Юрий Иванович Токмаков, «приёмный отец» Ольги из «Псковитянки» Н.А. Римского-Корсакова. То, что Юрий Иванович был воеводой в Пскове в 1570 году – инфа 100%. Мог ли быть опричный воевода наместником земского города? Однако назначения Юрия Ивановича никак не позволяют утверждать, что он был в Пскове при рождении Ольги (в то время служил под Тулой) и вряд ли мог быть женат на псковской боярыне. Ну что поделать, в искусстве всегда есть место выдумке, полную историческую достоверность в нём искать не стоит. Хотя если «Псковитянку» поставят в нормальном театральном исполнении, то я сходила б обязательно.

Пожалуй, это всё, что эльдарко хотела сказать о книге, рекомендую любителям военной истории.

Ну и песня в тему от Жанны Бичевской (какой у неё всё-таки красивый голос!). Стоит ещё раз отметить, что Иван Фёдорович Мстиславский – не предатель! Зря его так. Так вот и рождаются исторические мифы.