Что может сказать о себе автор? Родился, учился, прожигал свою жизнь, а жизнь платила ему тем же? Или о его текстах, которые набрали в себя часть того, что увидел сквозь призму души и какой-то особенной чувственной безалаберности? Той части, которая может быть выражена словами? Наверное, именно это.

Alea jacta est. Лирика приходит сама. По наитию. По зову сердца что ли. Бывает, зацепит, зажмет в тиски некая мысль и образ, запылает, и вот уже строки идут. Хватаешь чуть ли не салфетку и записываешь. Еще музыка способствует. Но она скорее спутница прозы. Рассказать историю, странную сказку удобнее прозой. Тем более, что проза окружающими воспринимается легче, а вплести в нее поэзию так, чтобы и энергетика сохранилась, и смысловая сюжетная часть не ушла пить кофе, оставив поляну символам и аллегориям, вполне реализуемо.

Что еще? Мне нравится создавать образы из ощущений. Леденцовые миры снов, ароматы нероли, корицы и меда, кофе - куда уж без него? Страх смерти, перерастающий в естественное любопытство и желание постичь то самое заповедное, непонятное и необратимое. О любви я тоже пишу, но она у меня не более, чем одна из вычурных масок наваждений. Наваждения - это то, из чего сотворен этот мир.

Меня удивляют люди, пытающие объять необъятное, разделить вселенную на секторы, подчинить каким-то законам. Измерить жизнь едва ли не швейным метром. Разве что в сани не запрячь. Хочется сказать, мол, ребятки, это так не работает. Это пустая и утомительная рефлексия. Необъятное надо впитывать, пропускать через себя и возвращать обратно. Только так. А с другой стороны - заняты же люди. То море высечь пытаются, то заставить ближнего своего чувствовать мир так же, как они сами. Порой это смешит, порой раздражает.

Касательно псевдонима. Ванадис - одно из имен скандинавской богини Фрейи. Я с ней себя не ассоциирую, но меня притягивает ее природное, плодородное языческое начало, квинтэссенция красоты, переплетенной искусным кружевом с какой-то едва ли не наивной похотью, порочностью, переходящей в святость. Один из живых, человечных до осязаемости образов в скандинавской мифологии. В нем есть жизнь, а не просто набор шаблонов.

Гамельнский дудочник играет Канцлер Ги
Настроения и фанаберии заторможенное