Дремлющий в потёмках глаз. Сигаретные и пивные киоски. Слава в белых лёгких штанах собирается с духом, чтобы купить три пачки Winстона. Я рад его видеть. Но человек совсем оторван от реальности. Боюсь его. Поэтому быстро прощаюсь, и слежу за тем как он удаляется, переходя пешеходный переход. Слава совсем себя испортил, все зубы почернели от бесконечного курива. Мучает, не даёт дышать матери, потому что курит в квартире. Они вместе сходят с ума. Слава не работает, не пытается работать, только курит на балконе и на этом всё. Вся его история уже заканчивается, хотя при этом жизнь продолжается. Моя история тоже заканчивается, а начинается жизнь. Славу захватили и покрыли галлюцинации. Пьянчужки разбили палаточный городок рядом с универсамом. Пропитые морды. Сбор мелочной подати длится до самого утра. Выспавшиеся с мужьями жёны. Жёны ищущие новых жён. Лепим фигурки из глины. Глина сохнет на солнце. Фигурки рассыпаются в руках. Вспаханная ногтями спины. Яркое куриное оперение. Покосившийся сарай. Кладём новый шифер. Раним нежные ладони.
Совсем опустившийся не по своей воле человек. Но ведь он ещё может влиять. Закопченные стены и потолок. Мать берётся за голову. Все комнаты в дыму. Спальный диван пропах мужским потом и табачным дымом. Чую этот табачный аромат, когда поднимаюсь по лестнице на приём. Шизофреники курят и даже едят сигареты. Отдельная курилка. Черные-причерные стены. Умалишённые восседают на скамье заложив ногу за ногу. Едва переносимые условия. Замкнутая дуга сновидений. Нарастающий с каждой секундой храп. Дядюшка уходит во внеочередной запой. Петух, гордо выпрямившись взлетел на ограду. Пёс сорвался с цепи и вернулся только к вечеру. Голодный пёс, голодающий пёс. Бабушка уже почти не встаёт. Бабушка не провожает нас перед отъездом. Бабушка не глядит как мы резвимся из окна. На землю со снегом опустился год, другой, третий. Неприятные воспоминания упрямо не выходят из головы. Силой оттолкнуть нелюбимого человека. Слабостью притянуть любимого. Упрямство и жадность заели моего отчима. Замёрз и покрылся узорами объектив моего фотоаппарата. Неумение читать. То ли воспаление, то ли бронхит посетил меня на закате детсадовской карьеры.
Долго не мог встать на ноги, не мог даже говорить. Тётя Рая сидела над моей кроватью и почти по-матерински утешала меня, обещая феерическое выздоровление. Вера в себя была подточена и раздражена хлорированной водой из школьного бассейна. Нелюбовь и нерешительность выделяли меня из ряда мне не подобных.