Нулевые — это эпоха небывалого расцвета индивидуализма, но одновременно и наступления на личность. Расправивший плечи атлант очень быстро уперся в расправленные плечи других и понял, что кроме как взаимной аннигиляцией проблему мирного сосуществования атлантов не решить. Индивидуализм одних оказался угрозой свободе личности других, а сама свобода начала трактоваться не как право, но как привилегия.

Именно в нулевые другой стал рассматриваться как средство достижения цели — цели, сводимой, как правило, к банальному обогащению — не важно, материальному или символическому. Логика обмена стала превалировать над любой другой: секс и молодость обменивались на деньги, деньги на статус, статус на лояльность, а лояльность на власть. Где обмен, там и превосходство — точнее, невидимые технологии социальной дискриминации, с помощью которых одна часть общества указывала другой части на ее место. Нулевые — это годы повсеместного огораживания (высокие рублевские заборы), расчерчивания границ («только для VIP-клиентов!») и разделения — на Россию айфона и Россию шансона, Россию восьмидесяти шести и четырнадцати процентов, на «людей с прекрасными лицами» и «луковые головы», обреченные на вечную зависимость от телевизора и госбюджета.

Именно в нулевые исчезло понятие общественной солидарности, ощущения, что все мы являемся частью единого целого. Это хорошо заметно в энтропии командных видов спорта, где нужны взаимовыручка и коммуникация, например, футбол (при этом индивидуалистические и даже нарциссические вроде фитнеса, наоборот, расцвели).

Нулевые — это вообще торжество «мирка», который каждый обустраивал себе сам, будь то купленная в кредит квартира или собственная идентичность, подсмотренная в модном журнале («Как скажем, так и будет!» — лозунг «Афиши» тех лет) или в набирающем силу интернете. Но оказалось, что за строительством собственного мирка не осталось общего мира — нас как нацию уже мало что объединяет, если не считать растущие усталость, раздражение и гагаринскую улыбку Юрия Дудя.

Нулевые — это эпоха-оборотень, по окончании которой все оказалось не тем, чем казалось. Крушение старых иерархий привело к формированию новых, куда более сложных. Моральный релятивизм обернулся той же силы моральным фундаментализмом. Постмодернистская ирония превратилась в изощренный цинизм. А интернет, казавшийся главным достижением десятилетия, вместо единства только усилил ощущение одиночества и содержание подменил упаковкой. Так неужели все эти десять лет мы прожили зря и потратили лучшее время на то, чем вовсе не стоило заниматься?

Если перефразировать Островского, то жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно, а было просто приятно за бесцельно прожитые годы. А нулевые, как ни крути, были приятной эпохой.