Сажусь писать с некоторой привычкой задерживать в себе, что-то рвущееся всё же к выходу. Приоткрытое деревянное, но с металлическими решётками окно реанимации. Я смотрю вниз на лысого преступной наружности человека, который придерживает пластиковую дверь в отделение своей коротенькой рукой. Взгляд у пациента помнится таким нехорошим и тёмным, будто бы человек этот всё время соскальзывает с мужественной темы. Вот сейчас меня почему-то уносит на набережную возвышенность Немана. Прошлой осенью я заставлял себя здесь долго проходиться и гулять. С ресторанной зоны доносился ароматный сосновый дымок. Камуфляжные рыбаки удили мелкую рыбёшку и падал приятный молотый дождь.
И вот давно я воздерживаюсь, плетусь за остальными участками общества. Хожу на нелюбимую дешёвую работёнку. Деревенский надоевший своей детскостью провал. Мы созрели здесь, купаясь в жёлтом песчаном песке из карьера. Елочками поросший обрыв и скользкий сыплющийся скат. Срочно обратиться к этой маленькой молодой женщине за психотерапевтической помощью. Помню, как она выискивала колпачок от шариковой ручки на полу во время первой нашей встречи. Я приходил к ней в абсолютно разбитом и бессонном состоянии, когда ночью не мог даже спокойно высидеть на койке, а не то чтобы спать. Теперь я очень опасаюсь врачей и диагностики, это прямо моя больная тревожно нарывающая в грудном пространстве тема.
Убегающий от родителей к вулкану пропасти мальчик, тревожно выводит на свет свои самые слабые всесторонние места под маской скрытого волей текста. На краю восседает голый отец и зовёт к себе на подмогу весь врачебный и милицейский состав, чтобы скрыть свои уязвимые пятна прозрачной души. Этот небольшой, но уютный кабинет привлекал своей аккуратностью и минимализмом в интерьере. Я упираюсь в эту стеклянную пластичную стену. Нотные тетради изорваны и перепачканы жирными пятнами. Родители намекают на то, что знают мою стратегическую душу лучше, чем я сам! Дурманящий родительский надзор. Покрытый багровым соусом закат ,выходил на финишную и медленно ложился в лоно горизонтально всепоглощающей черты. Солнце укладывалось на спину горизонта, разбрасывая вокруг себя сгустки и отблески оранжевого акварельного желтка. Мы бросали мяч в кольцо и ждали, когда кладбище откроет нам все прелести этого колдовского летнего праздника, потому что последствия всей это световой чехарды могли быть сновидческими и втягивающими. Тогда я и перестал отвечать на все призывы ночи закруглиться в сон.
Затмить всю сказочность реальными переживаниями и остановить весь этот прущий бурелом души в дверной коробке моей выделенной для комфорта палаты. Он нервно ходил от тумбочки до окна и мне хотелось рыдать у него на плече от всей скопившейся в ларце тяжести. Хотелось тайно собрать все вещи и уйти в лесную непролазную чащу от страданий льющихся из его казалось бы несокрушимой души. Где-то там Андрея ждал ребёнок ещё не школьного возраста и жена, которую наверняка он любил, а может... Силы моего дыхательного аппарата подходили к концу.