На следующий день меня на РБК почему-то встречали как героя, все хохотали, обнимали: «Ну ты даешь». Чего такое? Дали послушать эту запись. Никаких чувств у меня это не вызвало, ну была обычная запись. Я сам по натуре человек веселый, люблю посмеяться. Но это не было что-то экстраординарное. Как потом говорили мои знакомые: «Чего такая буча? Они не знают, что ты способен на гораздо большее».

Информация расползалась по интернету. Кто ее туда выложил, я не знаю. Даже было предположение, что это специально сделали для раскрутки РБК, что тоже неправда. Дальше – больше. Интернет был не в каждом доме и квартире, но если я приходил к знакомым, у которых он был, меня первым делом хватали за руки: «Ты еще этого не слышал? Пойдем послушаешь». Включали запись, я с прищуром все это слушал, спрашивал: «Никого не напоминает?». И тут начинались восторги.

Потом делали миксы, парочка мне даже понравилась, с хорошим юмором. Говорят, чуть ли ни в ночных клубах их ставили. Ребята из РБК специально на диск перекатали, в торжественной обстановке вручили, но их уже не найти. Коллеги говорили, что за границей я бы стал миллионером. Ну, наверное. Чего говорить о том, чего у нас не могло бы быть?

Вскоре после того эфира началась история с телевидением РБК, я ходил на пробы, но уже рушился институт дикторов. Раньше ставили голоса, были педагоги, не брали на работу без голоса и с сильными дикционными проблемами. А потом я как-то шел по коридорам Останкино и услышал разговор девочек-студенток с сильнейшим говором: «Ну шо, ты щас на речь пойдешь?» – «Да че я там не видела, пойдем в кафе».

В 2008 году я пришел в озвучивание фильмов, в основном документальных. Раньше, как мне рассказывали, долго писали дубляж, готовились, артистам давали выучить текст – нет, сейчас ты должен делать все быстро и с листа. В озвучивании закадрового текста ценится в том числе умение просматривать текст в процессе и говорить без остановок.