Обратный путь казался труднее и у меня порой вновь захватывало дух. К середине маршрута я всё же успокоился и уже мог расслабленно смотреть на церквушку, которая выделялась среди полей никак не прилегая к жилой части придорожного города. Был на пути участок, где по обе стороны дороги простирались поля и кое-где средь мокрой волны трав расхаживали аисты. Ловко изгибая тонкие палочки ног, они прицельно опускали заостренный клюв в красную глубь трав. Велосипедист ехал прижимаясь к обочине и также как и я наблюдал за гордыми прогулками аистов, которые были настолько поглощены собственной элегантностью, что совсем не пугались шума и рёва уборочной техники на подходе. На лобовое стекло будто бы клеились одиночные капельки неполноценного по силе дождя, который был переменчив и никак не достигал пика. Я смотрел вперёд через отверстие наголовника в переднем сидении, которое пустовало, потому что мама оставалась в деревне ещё на месяц. Мы входим в прихожую городской квартиры и я чувствую накопленную в запертых комнатах духоту после нашего здесь отсутствия. Можно снять верхнюю одежду и не искать в шкафу что-нибудь полегче, а ходить по квартире вот так нагишом. После душа взяться за книгу и с новой силой увлекаясь сюжетной линией, позабыть о шторме за окном, которое уже вовсю осыпано непроглядной дождевой пеленой. Во время каникул в деревне часто случался ураганный ливень, но перед этим вся округа до земли сотрясалась от грозовых толчков, которые, пытаясь захватить все комнаты дома, со звоном и треском ударялись о тонкие стекла окон. В такие моменты я помню, что сидел под кухонным столом и во время каждого из учащённых раскатов закрывал ладонями уши, чтобы не дрожать от мгновенно пойманного сердцем пронизывающего всё тела страха. Стол был тяжёлым дубовым и клеёнка с его поверхности всё время съезжала на табуретки. Я часто сидел под счётчиком внутри которого за стёклышком вертелось металлическое колечко с чёрненькой засечкой, которая периодически исчезала, чтобы с полным оборотом светового круга проявиться вновь.