Я искал скамейку в тени, когда уже отошёл от давно обжитой, но занятой краснолицым мужчиной с телефоном в приподнятой над щекой руке. Я медленно петлял по песочной тропинке и по правой стороне увидел узкую разломанную надвое доску, но ещё издали напоминающую скамейку на двух металлических держателях. Присел я с открытой бутылочкой воды, которую попытался поставить рядышком, но слегка перекошенная поверхность не позволила мне этого сделать, потому что иначе бутылка бы упала мне за спину в траву. Сидя я с огнём наблюдал за молодыми девушками в белом, потому что они мне напоминали своим видом Её. Я не хотел бы сейчас встретиться с ней, так как совсем не готов к взрыву. Солнце пыталось обманчиво вторгнуться в моё незащищённое пространство и лезло своим кознями мне в пьяные от бессонницы глаза. Я возвращался и на мостовой чувствовал, как в голубые глаза падал и проникал под ресницы сверкающий до мерзости свет. Я был будто бы прозрачен для лучей и вся моя жизнь стройно ложилась лентой под сердце. Я всё думал о девушке, как о чём-то сокровенном и все мои планы выстраивались в унисон стремлений быть с ней. Я понимал, что готовность моя слаба и сердце до опустошения измучилось из-за старых ран. Царапины начинали струпиться, чтобы потом снова от слёз ранимо срываться в новую, уже поверхностную боль. Шли дни и в пасмурном облаке назревали новые мысли без планов и блондинки с мокрыми волосами стояли у банкомата под козырьком, пока я не обращая внимания на дождь шёл к площади без масок и уже приостановившись на переходе следил за численным рядом светофора. Я не желал смотреть в глаза женщинам или молодым девушкам, потому что они были пусты и озадачены. Солнце продолжало печь мне плечи, своими выточенными копьями, которые были будто бы смазаны горячим ядовитым маслом. Я войду в кабинет без страха и вся земля под ногами услужливо остановится на месте, пока солнце будет жечь свои лучи в кроне лип. Я опущусь на тайный горбик на поляне и буду смотреть на знойный туман, который уже поднимется над рекой, чтобы не подпускать туристов к крутому оврагу за низенькой оградой. Громоздкие автобусы съезжаются к церквям и все ярусы пусто заполнены молодыми людьми без глаз. Вольготно по плитке расхаживают люди в белом и глаза у них прикрыты коричневыми стёклами. Вода в реке зеленовато тянется по краям берегов, чтобы входить в расщелину моста, где она будет ещё пениться и ударяться о борта возвышенностей. Луна станет выходить из небес, чтобы разглядывать тайные ручьи на которые падает свет от фонарей. Линии лесов будут цеплять за собой мчащиеся тучи и на поверхность будет иголочками осыпаться морось от туч. Я буду долго расхаживать по береговой листве, чтобы словить у края хоть какой-нибудь признак неподдельной любви в котором живёт севшая на воду птица с серыми крыльями. Утром после бессонницы я буду сидеть на спуске берега и смотреть на противоположный берег, где рыбаки будут удить серебристыми лесками рыбу. Я запомнил это состояние и лёг в постель без напряжения, когда брат ещё пытался меня достать из тревоги от не влюблённости в которой обитала тоска и дым. Я долго бродил с розой по коридорам, пока ко мне не подошёл сторож, чтобы сделать замечание и я специально взломал её портрет, когда переложил на себя всю вину. Вся вода ушла из-под ног и я врос в папин ремень, чтобы позабыть себя. Деревья продолжали шататься на участке и город был также скудно бел и камни раскалённо ныли от неподвижности. Вдавить в себя сны и залиться музыкой, когда внутри уже нет места для звуков. Печальные уколы между сердцем и душой проходили насквозь в точку неба, где уже появлялись звёзды. Листья осыпались в яму для сохранности глаз от чужого взгляда. Влага на звезде приобретала синие отблески и вокруг над небом и крышами становилось незаконно тихо. Зима в деревне была отвратительно неуютной и мы будучи детьми выходили на дорогу, чтобы слетать с неё, пока машина появлялась за лесом, но мы уже видели, как ненавистно блестят её белые фары и красные маяки на крыше кабины. Солнце затягивается леденящей пеной и вся небесная вода оседает на стволе поваленного клёна. Я уединяюсь под едва уловимым светом в котором уже нет белизны от солнца и вся хмурость утра становится в тени очевидной. Я всё больше вспоминаю свою ложь и как все женщины были мне чужими и за спиной остались лишь их неясные планы и блёстки. Она сидит за столиком и на её плечиках элегантно приподнялся пиджак и девушка смотрит на меня горделиво-холодными глазами, когда подносит вилку к тонким губам. Я опрокину поднос ему на душу, если он посмеет улыбнуться или пристыдить моё сердце в кругу студентов. Он подходит близко, чтобы сделать меня слабым и я чувствую, как за спинами играют довольные взгляды. Они кружатся вокруг этой унылой, но красивой студенточки, которая под действием температуры стоит у прилавка и медленно выпуская иголки уже начинает гореть от ярости. Утром мы шли нахмурившись в лес и за нами волочился приземистый пёс, чтобы потом нас по команде обогнать и оглянувшись пересечь трассу без потоков и бензинового шлейфа, который так едко горяч в августе, когда пшеница красноречиво ждёт хватки железной руки. Ангелы молча играли в мяч под старым дубом, когда к нему приближался человек, который должен скоро погибнуть от рук сестры.