Всё думаю о ней и даже маршрутка остаётся без водителя, когда я суммирую все встречные фонари к тротуару, чтобы чувственная линейка была ровнее и глаже. Неизвестные розы в пластиковом круге в четыре ножки, к весне поднялись к черешне выше и были точь-в-точь, как из цветочного киоска, который за витринами хранил солнце в сухом венке. Город хозяйски шёл между трасс и давя на людей своей жаркой пяткой, останавливался у реки, чтобы вертеть голубые трубы в дыму течений. Неман с высот церквушки был тих и смиренен, пока ангел не погружал свои крылья до золотистой тины на каменистом дне. Тогда река у берегов начинала волноваться и все потоки ускоренно бежали к раю, который открывался на мостовой в завороте закатов. Холод спрячется за лёгочный шар, который взойдёт, словно тюльпан из облака на почве бессонницы. Луна выдвинется в последний мягкий ряд, который сложится ночью в бордовый ливень при свече, чтобы заставить нас с братом смотреть в восковой стакан на светящейся печке и слушать стонущее пение птиц за садом, который превратится в затенённую мокрую дыру с пенящимися в чернозёме жидкостями от фонарей. Капли будут ударяться о плоскость с отскоком и в черноте улиц, я стану на дожде, чтобы видеть, как у тротуара образуются лужи с серыми разводами по всей пересушенной кожуре асфальта. Я выйду к угловатому плечу подъезда, чтобы робко выглянув из-за него усмотреть дорожку в параллели дома, который по ступенькам жирно отмечен на путеводной жёлтыми маркерами фонарей. Желать на луне отдохнуть под дождём, который тучами укроет свой диск и смажет засовы койки звёздочкой, чтобы я всю ночь чихал от остроты снов. Солнце при этом городе станет подрагивать от взлёта птиц, которые своими стрелами будут впиваться в пламенеющую окружность или неловко задевать плохо укреплённое на скользком облаке звёздное стремя.
Высокая гуманитарная койка в холодном углу под общим окном и тумбочкой, которая вечно оживает ночью, когда я тянусь к белому ящику рукой, чтобы достать бессонную лампу и осветить ею лица студентов, которые срочно спят по контракту. Машина с оглаженными уголками капота припаркована у сарая и летний взлёт окончен с приездом родителей, которые в воскресенье под мой плач уедут. Сложно отлучаться из города, который реставрирует мне душу своей женственной энергией от обогретого при луче архитектурного беретика с серебряной цепочкой из птиц у летящего на порыве фонтана. Уснуть среди пустоты рассудка, который проломали камнем в лице и оставили маяться у выбитой из кровати передней подушки, чтобы не находить места в плече для изгиба шеи. Больная женщина с сигаретой сумеет спуститься на худом кольце поясницы к лавочке и там закурит в воздух, который по-весеннему воспарит к стене и оставит свой аромат в её ворсистой фиолетовой шубке. Её ноги будут волочиться с помощью по песку коридоров, которые покроют силуэт с отпущенными в бесконечность рёбрами утрешним туманом из заразительной космической пыли в правой форточке обесцвеченного лёгкого. Сонные люди будут брать по очереди дешёвый шоколад из ладоней белобрысой утки, которая сядет мне на указательный палец и забьёт крыльями в сливочной темноте, куда проникнет своими устойчивыми струйками лишь кондитерский укол через плечико спящего океана. Воды от луны сольются по млечной трубке ему в застеклённую вену, чтобы оставить окно в фиолетовой пустоте елей, которые ещё будут отдавать глазам реанимационное свечение через свои не зашторенные верхушки. Ходить волнообразным строем у плотной стены палатки и греть свои руки над печкой, которую лишь с холодами принесут к моим ногам солдаты, чтобы безмолвно постоять по форме в нашем свободном кругу. Птицы выбираясь из чердаков и собираясь в окрылённые стаи будут напряжённо искать лучистый выход из красной череды домов. Маленький ровесник опустит свою худую удочку в озерцо и хлопнув карими ресницами, собьёт с одуванчика налёт спелой пыльцы. Я вновь упрусь в его подъезд, но побоюсь огней от балкона, где вероятно сидит больной с часами в кармане пышного халата, который пропитался табачным потом и теперь греет ворсом его проваленную в тончайший дым из губки душу. Он вечно озабочен своей пачкой, которую легонько двигает на подоконнике пальцем, но очередную сигарету ещё долго не достаёт из фольги, чтобы водить грязным окурком по гладким звёздам в раме. Мы уйдём к Неману и проходя мимо бачков с мусором на берегу, снимем свою обувь, чтобы босиком обивать мелкие камешки перед запрещающей линией реки. На ночной поверхности привстанет женщина в купальнике, чтобы трудно передвигаясь против течения к берегу, стать ступнями на песок пляжа, где с луной на носу спит её плотный муж.
Стать у белой стены и стараясь не опускать к голубому плинтусу туманящийся взгляд, вернуть себя к постели и бессоннице, которую откроет с поцелуем прямо в наркотической шкатулке от крахмала губ медсестры покашливающий ангел с серебряной стружкой в смягчённом зрачке глаза. Пивная бутылка не разбившись отлетит от солнца и упадёт в мёртвую лужу, чтобы сделать её жёлтой низиной с испаряющимися цветочными зубцами по сомкнутым краям челюсти. Берега смоются мылом, которое изготовится в солёном дожде ангельскими ладонями под соснами и вечереющими туманами разольётся в прибрежной зелени по лесам. Алкоголик выйдет к площадке, чтобы на удивление выронить в траву изящный флакон с жидкостью, которая вспенится от удара и сделает детский взгляд бросающего отвратительным по духу. Холод стал плавно ложиться на булавки плеч ангела, которые удерживали давно разжалованные крылья на виду у пассажиров самолёта. Парк поднялся к облаку без детей, пока мамы катали коляски мимо фонарей, чтобы укрывать салончики прозрачными плёнками с отблесками призраков, которые удерживали вертящиеся колёсики на весу лестницы и не давали им огненно скоситься к почти потухшей у шахты лифта луне с опаленными кнопочками этажей.