Спасительно кинуться на покрывало кровати, чтобы попытаться заплакать над подушкой и сквозь приспущенные шторки, которые слоятся на подоконнике, видеть луну в контуре. Шагнуть через каморку, куда меня проводит бессонная ручка, чтобы поднять за талию к луне. Выкинуть из пепла золотые серёжки, которые стали белы и зреющими изнутри зрачками расширили моё подсмотренное за ладонью сердце. Идти по левой полосе берега, который всегда был проезжим. Уклоняться от машин с фарами, которые проницательно влезают в мои не спрятанные глаза. Неман мирно несёт свою коричневую воду к сапогам рыбаков, которые сошли с берега, чтобы перехватить леску рукой и взяв крючок пальчиками, снять наживку. Я остановлюсь перед нижней ступенью лестницы, которая угловато петляет аж до дворика, куда поместили переночевать церковь. Сырые стены из отёсанного камня ждут прикосновений туристов, которые с телефончиками прислоняются к самым крупным из камней в стене. Туристы меня раздражают, когда я неестественно сгорбившись до тротуара, наблюдаю за их скоплением и шумом экспедитора у которого между губ застрял микрофончик с дужкой у щеки. Впервые взявшись за бессонницу, я увидел во сне бездну и малюсенькую убегающую от бездны фигурку, которая стала мною, чтобы в три часа ночи пробудить во время падения. И помнится мне, что небо над бездной было безлунным и почва суха и безжизненна, но всё же вся картинка подсвечивалась каким-то комнатным светом из углов. Бежать от корпусов и построек под облаками головы, которая безостановочно бежит от светофоров и людей, чтобы найти себя в теле без чужой души. Иногда в ощущении мерцают образы отцовские и братские, чтобы мне омерзительно вбегать от всего этого оставленного на перроне багажа в первый попавшийся вагон без билета и вещей. Необходимое бегство по закольцованному маршруту садов под присмотром замученной матери и отца, который бережно сохраняет и оберегает эти материнские мучения в своей мужественной аптечке. Возвраты в деревню со связанными руками и улыбками под заплаканными глазами, когда захочется потянуться к своей душе, но мать перебьёт все бессонные пути своей сохнущей лживостью, чтобы ещё мертвее подтянуть узлы. Будка для распития чая или шоколада в виде фургончика на возвышенности изнутри будет темна и не притянет меня к своему окошку, пока я буду с берега решаться на ответный шаг. Женщина в юбке и укороченной дублёнке минуя мой пуховик пройдёт с папкой выше к площади. Ещё недавно я был письменно мёртв и не подавал душе сигналов для вскрытия ран, куда продолжал совать чернильные клочки с пятнами слов, пока они не переполнялись чёрным гелем из ручек ночной медсестры. Закатить истерику перед рядом из родителей, которые выстроили свои теле-тела в гимнастическом зале, чтобы вещать по всем каналам бессонную холодность матов и канатов для сползания к ногам. Уже совсем перестать воспринимать все увещевания это деревянной пары колодцев, куда сбрасываются кучами листья, чтобы гореть в кольце только от моего целенаправленного луча.
Человек страдает не от бессонницы, а от следственного эксперимента со своими оторванными от розы уликами, которые ещё мешают сердцу улечься на колючий грунт.