Именно в темноте до самой ночи ехать по мостовой, когда уже все мысли оборвутся от усталости и грудь покроет простынь из прохладной материнской руки. Фонари по диагонали съезжают к Неману и каждый плафон становится мельче, когда уже почти сливается с чёрной гладью где-то у самой дороги. Я уступлю проезд иномарке, которая ускоренно промчится по моему берегу. Остановлюсь у ограды и окинув противоположный берег взглядом, усмотрю в испещрённой канаве ручей, который тонко и возвышенно сползает к реке. Путать свои усложнённые грани с её воспоминаниями, которые исколото проверяют все мои углы на прочность. Идя по берегу я продолжал в тумане думать об этой девушке, которая молчаливо ушла в горы за чаем и не вернулась к дому, потому что упала в бессонный обморок от укуса звезды. Вечером перевернув свою тревогу на худое плечо, оставить себе лёгочные звуки от неполного выдоха в зеркало, которое задёрнувшись спит в отражении с недочитанной книгой на спинке раковины. Она подзовёт меня к дверям клуба и будет окуривать свои волосы, чтобы держа пальцы на фильтре, смахивать с носа пепел. Хозяин усядется у белого блока с бокалами и вазами из хрусталя за дверцами, чтобы без слёз повествуя о жене смотреть сквозь зал в умершее окно. Звёзды под металлическими балками турников и качелей будут головокружительно меркнуть, когда племянник станет держась дрожать на сидении между креплений и верёвок. Утро вновь начнётся жарким ненастьем и в точке кипения слов под ярким дождём опустит меня в хвойный овраг, который зальётся до лужи салатовыми слезами из иголок. Сложно ощущать себя вне города, который жалобно притягивает меня за карнизы и вызывающе стонет у чердаков, где вечно прячется от родителей моё ветром натянутое сердце. Колесо в парке ещё тихо вертелось кабинками по мановению ветра, который клонил обозрение к асфальтам и наблюдателям. Ещё содрогаться от мыслей, которые неустойчиво отходят от жизни в чужие крылья, куда меня ночью заманивают своими диетическими криками апельсиновые ангелы над углами деревьев. Вынырнуть из бездны с живой водой в горле и носу и не отдышавшись у голубого бортика, вновь заплыть за низкую линию шатающегося по плечам неба. Фрукты останутся стоять у батареи в пакете и мать будет приподнимать над плитой ложку с горячим вареньем, чтобы студя подносить к губам сына. До полного сближения церковь будет видна лишь в просторной крыше с тоненьким крестиком на башне, когда я буду подниматься от реки к уложенной камнями ограде с деревянной крышкой по всей приподнятой длине. Туристы будут приподнимать за шлейки свои ранцы и пристроившись за плечом соседа, слушать чем дышат высокие наружные стены пятнистого храма. В кубе церкви притаились угловатые иконы и свечи, словно цветы украшали священные ресницы серебряными лепестками, которые вяли от одного только забегания ветра за душу. Ходить в магазинчик с луной, которую выносили до треска в чужом ручье и отвесили на окраине неба, чтобы вернуться к кассе за позабытыми звёздами. Липнущие к экрану слова, стали отклеиваться от вспученного изображения и снегом укрытое стекло стало чиститься от плоского любовного образа мерцающими ударами о бессонный борт сердца.
Колёса вгрызались в гравий над водой, который метался по сетке, когда бульдозер выворачивал переднюю ось до упора. Весь передник машины вместе с капотом вставал почти над берегом, когда ковш старался захватить низменный слой на дне без остатка. Солнце клонилось над бездной, пока луна упорно смазывала губы спящего своей горькой краской, чтобы не сохла душа. Морозные ночи вместе с ветром пронизывали щёлки в раме, которая становилась ледяной на ощупь, хотя всю ночь напролёт со стола светилась лампа, чтобы в бессонном кружеве оставлять затерянную иголку. Солома стала от ветров бела и свежа от звёздного марша по мёртвому нотному полю. Композитор поднял к вискам текст и услышав первую строчку, обронил длинный карандаш на клавиатуру. Струны протянулись от звезды к звезде и лопнули с писком, чтобы припугнуть ещё не повзрослевшую в круге детской тьмы луну. Усесться с книжкой в толстом переплёте сердца под запотевшими окнами зала, чтобы с приходом отца быстро заскочить в прихожую с улыбкой. Птицы кружились вокруг елей двора и ножом поднимаясь до отточенной линии многоэтажки, с перьями и вдребезги разлетались остриём у крыши. Полоса женщины гнулась, словно бумага от танцевального ветра и падала под кровать с шорохом мышей, которые проедали полосу до выступления сердца в замятом кульке. Деревья в халате листвы покрылись до корней смолистой сладостью и ребёнок прильнул к оголённому жалу в тёплой почве груди, чтобы высосать фиолетовое молоко из материнской глины. Долететь до очереди, куда меня не выпустят и станут обливать чаем, который разобьётся в стакане о твёрдый взгляд всего затаившегося на подносе зала. Церквушка вяло вздохнула над деревней и пригласив к колокольне луну, угостила её крёстным знамением с воркованием голубей на горизонтальной балке, чтобы крыльями смахнуть жидкость с белого глаза подруги.