Боже, как же я устал от молитв в женской келье, где царит хаос и бессонница с ложками для перемешивания чувств в дальнем от себя углу. Я сяду за приставленный к поясу столик и стану мерно пить больничный суп, который окажется сладким и довольно горячим, чтобы приступить к тарелке без опасений. Я точно стану утопать в неестественной листве сада, в который перед сном заведёт меня она, когда не глядя будет вести за ручку и страдать в солнечной дуге над дождевыми полипами облаков в носу подростка. Затормозиться на самом краю лестничного пролёта, который посажен в световую формочку из рам, куда липнет солнечными бинтами небесный ожог. Я тускло вхожу в младенческое фойе и вижу низенький столик между кресел, и ещё свет от ламп в левом коридоре легонько касается линий квадрата перед самой лестницей. Я рядом с отцом вступлю в пролёт и первым делом осмотрю широкое окно до которого мне ещё не дотянуться со ступенек и не охватить сердцем. Здесь пахнет одномоментным клеем и этот аромат безумно приятен в нанесённом цветке, когда хочется задержаться у стены, чтобы не спешить собирать рисованные слёзы в шарф на прогулку. Я специально иду мимо сеток с детьми, которые не дают постороннему оказаться на территории сада и забрать на вечер чужого ребёнка к телевизору. Вспыхнувшие бессонные воспоминания, когда я позируя у ваз в положении сна и помню лишь свои коричневые глаза под голубыми щеками. Мы поднимаемся к этажу ползком и ещё тащим за собой ломкий плинтус, который касаясь луны осыпается на мои колени. Жутко переваренный до пены в горле луч от солнечной травли, проносился через домофон и ещё долго остывал в переносице, которую ночью стирали холодными полотенцами стражники. Головная боль выкручивала проволоку изо лба, пока юноша взбирался на незнакомый крест, чтобы снять табличку со своим именем и выкрутить испорченную лампочку из ребра. Сделаться мёртвым или нежным покойником, который сонно дёргается на заднике своей умчавшейся души, пока маршрутка собирает все утренние огни в тройственный фон над заоблачной больницей. Человек, который был схож с причёсанной вороной, уселся напротив моего плеча и усадив ко мне свой ранец, стал мять пальцы на клавиатуре телефона. Я поспешу уйти из трассы и закружиться в новогодней толпе на кольце, чтобы призрачно упасть на переход. Отделение от теней, которые ночью сеют свои голубые зёрна на мою постель, чтобы к утру взойти бессонным туманом в подарочной звезде. Я осмотрю простынь на предмет ран, которые могли быть раскрыты ветрами и бессонно обожжены в месте соприкосновения матери и младенца. Голова снова качнётся в орбите и не находя путей пойдёт по привычному кругу к луне, чтобы сочно прижать её к отобранному солнцу. Я усядусь на бордовую стенку половика, который твёрдо упёрся в батарею и теперь грелся под музыкальным центром. Идти по остывшей аллее, чтобы быть ближе к её дому за супермаркетом, куда забились подростки и теперь в обнимку сияют за витринами. Зима подходила к ленточке финиширующего календаря, которая не может быть собрана изо льда и брошена в огонь. Ехать на велосипеде к магазинчику и приостановившись оступиться у края, к которому уже уныло подступают гуси, чтобы обивать забор крыльями. Племянник попытается перегнать луч с внутренней улицы и я увижу первое колесо, которое на скорости станет мчащимся вторым, когда трасса словит его в чистом падении на саднящем до колен щебне асфальта. Мы подкатимся к лесу и остановим ход прямо в луже, куда станут наши ноги, чтобы вновь прыжком оказаться на сидении велосипеда и продолжить езду. Деревня за семь километров будет уже не видна за чёрным поворотом из елей, когда мы без оборотов будем смотреть в свою мягкую постель, куда ночью сойдут все наши безумные сны, чтобы успокоительно лечь после поездки под укол. Синее небо над сараем соседа станет белеть и кое-где рваться на голубые клочья, когда я встану к окну, чтобы после глотка воды снова вернуться в зал. Бабушка будет во сне поднимать свой большой живот, пока гладкое одеяло не съедет под дубовый стол и не рухнет у ножек. Этой бессонной прелестью после раннего омертвения чувств в облаке розового оврага застучит чьё-то сердце и я опущу подбородок на подоконник, чтобы по-соседски видеть, как кошка меряет лапками балку карниза над болотом курятника. Брат поздно уснёт у стены и безвольно проспит до обеда, чтобы без мыслей усесться за остуженный завтрак, который будет выставлен в кухонной галерее под носом седовласой старушки по тонкой линии деда. В белье у стола встанет мой бледный дед и отругав сестру у окна притушит голос о худое ребро печки, когда станет откашливать в огонь растрескавшиеся брови с отпечатками злости между гвоздиков, которые кровно скрепляли её с сердцем когда-то дорогого человека.
-
Деревня за перекошенным полем уже выбивалась фонтаном из людей, которые суетливо прыгали к ветвям солнца, чтобы сорвать первые лучи и по-воровскому унести в кладовую ночи. Будильник за истёртой занавеской покроется пылью и не станет больше звонить на тумбочке под окнами, потому что поникнет в механической тоске по ушедшей за сердцем бессоннице. Крикливый ребёнок оторвётся от груди сиделки, чтобы зажечь лампу над её белыми волосами и перед совершеннолетием приступить к сдаче больничного экзамена по вождению тела. Дом станет возвышаться по косой комете оврага, чтобы мамы могли с лёгкостью катить коляски к тихому парку и не бояться, что ребёнок проснётся от звёздной переклички луж под шипами колёс. Бегущий к моей тени прохожий уронит стопку дневников к ногам и пока будет искать вывернутые из скрепок вкладыши ещё лишится очков, которые неудовлетворительно плюхнутся с висков в воду. Безжалостно расправиться с сердцем, которое ещё прикипев к девушке излучает ночной кровоточащий свет из бессонного клапана, который вот-вот закроется навсегда. Жизнь интересует меня лишь в отражении, которое давным-давно лишилось хозяина и теперь мечется по лицам и не открывает глаза перед зеркалом. Уйти под уголком к дому поликлиники, жители которого следят за тем, когда из очереди выскочит последний испытатель тревоги, чтобы окликнуть спящего отца для долгого разговора под синими окнами в процессе растущей бессонницы. Трава зашевелится под козырьком беседки и последний фонарь станет мерно тушить за плафоном своё пламя, когда к тротуару уже подберётся дворник с расчёской за тающим ушком. На всей трассе по обе стороны зажгутся лиловые фонари в карамельной липе на тонко-изогнутой до земли меркнущей палочке с колокольчиком, который обязательно молча выдержит все гонения автомобилей и не проспит утренний вызов, когда нужно будет прикрыть приунывшего соседа по параллели. Она выйдет на связь с луной и протянув свою ладошку к медленно утекающей к подоконнику струйке света, ощутит как по пальцам пробегает родительская ложь и прямиком к сердцу идёт на спад звёзд с яслей ненависти. Дым от ветра станет стелиться по школьному оврагу и все дети которые не успели взойти к решётке, станут прятаться от удушья между учителей или бестолково сбегая к мусорным углублениям для занятий, сонно падать в учебники. Просить на пляже о помощи, но получить лишь раздражительную пустышку с заготовленными пилюлями из песка на сменной обуви в отъезд мыслей из млекопитающего отряда.