Пламя перекинется на душу, когда в ночнике закончится масло, чтобы гладко стелить по груди своё жирное горение. Я пройду мимо мостовой, чтобы не сближаться с парком и не стать уязвлённым жертвенником для приношения бессонницы к огню. Всю ночь у подоконника будут мерцать тенями затерявшиеся в радуге звёзды, которые выстроятся по солнцу и станут вспыхивать на закате. Над площадью кладбища станут опускаться шарами наши нафантазированные перед глазами праздничные блики от солнечного ядра, которое будет разделено надвое и по очереди взорвано, чтобы найтись на обложке учебника уже в разогретом видении сентября. Солнце набросится на солнце, когда мы станем прятаться в зале у стен, и не решаться ехать к озеру, которое я ещё только могу представлять от кислородной жажды по всему плывущему между лент телу. Скользнуть по табачному склону к дымящейся луне у теплотрасс, чтобы обогреть бесприютное в фильтре сердце и подсветить свой лёгочный цветок коричневатым излучением, чтобы отбросить болезненно окуренный стебель к её вытканным из звёзд косам. С наркозом убежать к сердечному камню, который тёплым знамением упёрся в лунную тень экрана и теперь стал виден за широкой дорогой, куда поманит меня сладкой бессонницей ветер, чтобы рассмотреть все прооперированные надписи в углублении зрячего зонта. Пройтись по влажной шине и едва не опрокинув мятую резину вместе с телом, спиной сбежать к забору, который прячет у калитки огонь сирени от взглядов библейской бабушки. Бабушка развернёт книгу на сто восемьдесят градусов к луне и отпевая солнце, уснёт на горизонте рук в объятие молитв. Слишком высокая кровать, чтобы достать с колен до матраса и протяжно улыбаться на созвездии ковра, который неловко от тяжести вздыбился в месте, где был сокрыт глубинный проём для забитой после смерти деда дверной коробки. Ласкаться к толстому свитеру на бабушкином теле и перекинув через её ноги свои, смотреть на малюсенький огонёк в зелёной звёздочке от дождливого отблеска за кухонными кустами, которые прячут наглядную ферму. Огонёк всегда притягателен и чувственно свеж, когда хочется уйти от телевизионного тумана к холодильному ящику рядом с которым висит окно для ловли впечатлений из ночного тоннеля. Дождливые струйки покрывают мелкие камешки по всей белой коже стареющего асфальта, чтобы охладить воспалённые участки перед жарой, которая обязательно сделает лицевое покрытие похожим на пористый заменитель шоколада. Оказаться в центре соседского зала и иногда поглядывая в пену телевизора, слушать о чём с кресел говорит поправившаяся хозяйка, когда ставит на стекло столика чайную кружку с жирной ручкой. Рекламные буклеты скомкались на краю и я выбирал из стопки потрескавшиеся глянцевые листки, чтобы не читать, а только по буквам пальцами оглаживать скользящий образец. Цветы забились за солнечный угол кладовки, чтобы ударяться бутонами о светящуюся жесть и разлетаться на грязные лепестки при фундаменте. Мысли разобьют висок и станут раздражительно выдёргивать из него все чёрные нити, чтобы совать в душу окровавленные перья от прислонённого к подтекающей щеке материнского крыла. Дождь перешёл в третий класс из другого неба и до ночи считал свои капли на краюшке крыши дома, пока брат ворочался без одеяла на лихорадочной простыне, куда из окна отбрасывался голубоватый луч от бутылки с жаропонижающими цветками. В пыльце дороги рассмотреть кошку с котятами, когда те ищут в серебристой шерсти молочные серёжки, которые не оставят их обеднёнными или голодными одиночками при жизни с подброшенными родителями.
Бутылки из синего и зелёного стекла стыли на столе с опилками, когда к этикеткам подбирался пыльный луч от заплывшей за луну рамы, которая вот-вот упадёт к столу с подоконника и станет недвижимо пересекать спальную комнату до следующего прилёта ночи в нежилой дом прадеда. У печки будет гнить софа, куда раньше забиралась кошка, чтобы спать на лотосе женской позы, которую случайно состроила моя мама. В полном болевой скорби состоянии войти в лесную тень с девушкой, которая безжизненно улыбнётся в поцелуе и потянется руками к моей пояснице. В столовой я попытаюсь расслабить хватку болезни и буду стараться глубже дышать над переполненными лёгкими, в которые сольются все приторные пенки от лекарственного коктейля. Видеть, как отворилось треснувшее окно под чердачным помещением девятиэтажки и услышать протяжный крик ветра, который обивает все слабые в стекле углы своими высокими частотами. Отвернуться к спинке дивана, чтобы не чувствовать, как искривилось моё лицо в попытке закрыться в лабиринте сна. Давно знакомый фильм вызывает некое упоительное отторжение всей новогодней атмосферы, которая наполнится изнутри светящимся паром и волнительно осядет под кроватью в печальном забытье давно переношенной любви. Холодный голос из динамика станет теряться с первым появление на щеке капель, которые ещё не назовутся слезами и в юношеской поилке иссохнут во время выпускной бессонницы с терновой лентой для сбережения ночи в болевой бабочке на худой конец шеи. Я вновь вернусь от церкви к парку и буду петлять по саду, пока не проголодаюсь в городе, чтобы на подъёме мостовой открыть дверь в булочную. Нервно ожидая звонок из сумочки, пить чай и взглядом впиться в кромку, которая перекрывает весь вид на улицу и поэтому возвращает меня к преступным мыслям с пустой совестью. Вытянуть вместе с тетрадью луч и усевшись за парту, спокойно ждать, когда к столу подступит учительница с плохо вымытыми от мела пальцами, которые будут скользить по журналу химии в поиске моей формулы. Всегда пугающим тоном, который любому покажется успокоенным, а на самом деле бьющим в мишень сердца, которое с наступлением даты начинает уклоняться от пульсирующей волны сильнее обычного. Я зайду в паспортную комнатку и усевшись к столику машинистки буду сдерживать першение в кольце горла, которое притянут за цепочку к ответу ночные слова проводницы моей неуправляемой бессонницы. Купе будет светиться лишь в приостановленном положении акта, когда с перрона к девушке подойдёт уставший безбилетный любовник. Тюльпаны упадут к узорам деревенской вазы, которую теперь выставили из дождливого дома к подвалу, чтобы она собирала в мутном сосуде все только-только показавшиеся из стекла цветы. Врач влетит с накрахмаленными крыльями в палату и поднеся к подбородку серебряную иглу, чтобы прикоснуться ею к ложке души упавшего в парной ангелочка после приступа эпилептического голодания. Карабкаться по лесенке из окон, которые сложно сойдутся в одну шахматную доску, чтобы к полуночи оставить лишь один случайный квадратик, откуда моя патовая фигура уже не сможет двинуться ко сну дальше. Слова подорвутся у горла и замолкнут перед её губами, чтобы удалить всю ложь с пояса когда-то хорошо сложенной богини. Листья будут падать к их коленям, когда они прижавшись к древесной коре плечом к плечу станут удерживать одну раскрытую на двоих книгу. Оставить мысли о достатке за ремонтной трассой, куда всё ещё продолжают прибывать просроченные облака с летними конфетами.