Тайные ключи от бездны вошли в озеро печали и развернув по круг всю воду притянули меня с берега к бессонной беседке. Он изогнёт ступню так, что подача звезды к луне станет лёгкой и безмятежной. Выпросить лучик солнца у врача, когда он уже почти сбежит со смены и только отговоркой сможет остановить мой подрагивающий за сердцем плач. Листва за стадионом станет темнеющим пятном уплывать к фонарям трассы, где останется лишь один автомобиль самопомощи с белым крестом на красном ручье через всю боковую стенку. Остановка укроет в своей распахнутой комнатке только одного подростка, который будет стараться опустить длиннющие руки максимально глубоко по швам своей небрежной фигуры. Голоса в коридорной мгле станут короче и плохо сложенные под окнами слова прервут говорливую ночь у самой последней линии к бездне. Больной заберётся на кушетку с ножками и сложив всё своё тело в кубик, примется разгадывать мутный за очками кроссворд, делая ночные пометки в клетчатом поле. Я буду смотреть на него с бессонной стороны, ещё надеясь уснуть в одиночной компании вполне себе отрезвляющего мою тень холода. По коридору в руке мальчика промелькнёт разбитая в плоскости лекарственная чашка с обожжённой ручкой для скольжения по тумбочке. Парень сбежит к посту за часами и защёлкнув серебряный ремешок на запястье, станет поглядывать на мою рядом дрожащую душу без вызревшего металла и стойкости. Парень производит наркотическое и странное впечатление ничем не озадаченного человека с мусорной шахтой в зачерствевшем до синевы сердце, которое ещё спешит проснуться в табачном пятне сброшенного на дно глаза. Трава поднялась к луне на горизонте трассы выше и точно касаясь каждой больной точки своими стебельками в конце концов покорно ложилась на ледяной тротуар, чтобы к утру погибнуть от переохлаждения чувств. Листва над окурками превращалась к вечеру в полыхающую тень, которая серыми разводами старалась живо исписать всю детскую площадку, пока ночь не накинет на пепельную фигуру свои оранжевые кисти от рядом блюющего в туманной пене заката. Двое с сигаретами и одной только зажигалкой, висели на бедре скамейки и молча протяжно курили под заразительным дождём перед помолвкой луны с ангельскими пятнами новорожденного в разлуке солнечного младенца. Питаясь своими громко сокрытыми словами, я всё ближе подбирался к секретам своей ароматической жажды, которую часто испытывал на рассвете, когда крылья мои начинали поскрипывать от недостатка холода за плечами. Я приблизился к киоску, чтобы проводить взглядом белого отца и низко любящую жену в куртке тонкого мужа. Ребёнок присел на плоский уступ под возвышенностью и не держа тучного пса на привязи, склонил фиолетовую голову к шапке травы. Цветы за витринами табачной лавки были искусственно стянуты фольгой и дымно оседали в пепельницу вместе с никотиновыми лепестками, которые продавщица смахивала указательным ноготком, чтобы искурить тонкий стебель до выступления сока. Я иду очередным маршрутом и выхватываю лишь блики вечерней обстановки, которая кажется оживает с каждым моим глубоким шагом и оставляет подследственный луч в приговорённом на ночь слове, чтобы показаться за решётками стройнее и строже. Выхватить из её ладони придушенное солнечное сияние, которое в рукопожатии начинает оживать и стараться подняться к потолку повыше, чтобы сделаться свободнее и ярче. Я иду мимо лечебницы и фонари молчаливо упрекают меня в расточительности идей при ночном свете, куда падает мыслями девушка с головокружительной площади всего моего бессонного городка. Ждать приёма у стойки с газетными вырезками и вчитываясь в жёлтый рецепт под слабо подсвеченным окном, радостно выбраться по лестнице из больничного отражения. Сесть за клеёнку на дубовой доске стола и вложив тетрадь в жирное пятно у подоконника, ручкой оставить на щеке синий неглубокий шрам, который можно будет смыть мылом. Хирург посмотрит на меня свысока и в белом свете многоликой лампы прикоснётся к моей промёрзшей на каталке руке. Позади себя я услышу женский голос и стук воды о раковины, которые будут схожи с глубокими мойками в посудомоечном помещении. Молоденькая девочка в розовом образе медсестры шустро пройдёт по коридору и захлопнет за собой дверь в столовую, когда я сидя на стуле буду ждать от неё тайной улыбки. Высоченный доктор в длинном до туфлей белом плаще зайдёт в палату с приёмником на стене и приложив руку к плечу старушки, осмотрит мою невольно сжатую челюсть. Отец и брат присядут рядышком с койкой и ещё будут смотреть на мой угасающий во сне телесный лик, когда в палату ворвётся шумная санитарка, чтобы выдать мне положенное бельё. В коридоре будут слышно суетиться пациенты и персональные дети, которые под ручку проводят плачущего отца к отдежурившему ангелу. Беспечно смотреть на выбившуюся к земле звезду и растирая ладонью пот на стекле маршрутки, видеть, как изменчиво меняется её свечение, когда подвижно синеет над многоэтажной игрушкой.