Я снова уворачиваюсь от пуль свободы, когда нервно достаю свою утреннюю пустоту намёками на красочный выстрел. Гуашью полить детские цветы в овраге повзрослевшей глупости, которая просится наружу к еловому солнцу, когда одноклассники жгут свои мысли на кофейном огоньке между деревьев. Я подойду к розовой яблоне и увижу, что плодов на высоте лужи не осталось и побелевшая от тумана листва затихла перед моим знаменательным плачем под дробью солнца. Луна держалась лишь за чердак дома, который нежилой ночью наливался смоляным светом, когда звёзды тонули в чёрной почве небесного настила. Я достану из пенала в темноте фломастер без цвета и услышав тонкий крик за уличными оградами сада, встану в дверном проёме, куда нацеленно попадёт лишь робеющий луч от мишеней раздевалки. Я жду прихода матери, которая оставит днём завод и поспешит к моему лёгкому сердцу, чтобы наполнить его сомнениями и дрожью деталей. Идти по территории больничного заведения без крыш, которые залиты всеми оттенками оранжевого пожара от солнечного овала над геометрией леса. Крикливые звёзды просились к луне за воротник и пачкая окружность или уголки сияющими помадами, отталкивались к больничному озеру. Остаться в палате, когда дождь поднимет с ветра свои кислородные волны и унесёт к воздушному мосту свои процедурные корабли по острым рельсам мгновенной боли. Дождь пройдётся по уютным площадям двора и выбив на живом окне свой хрустальный узор, остановит своё движение вместе с солнцем, которое звеня разобьётся о подоконник. Лечь на запавшую до небес койку и провалив все красные подушки за спинку, ещё пытаться слушать отрывки историй изголодавшегося по беседам старика, который словно приёмник в теле седеющей на рассвете бессонницы, ждёт долгожданного отклика печали. Пробраться к пропасти, чтобы смочить края ментолом и отпустив из клетки вчера пойманную звезду, следить за тем, как она неумело со светом падёт на серебряное дно. Отнять от звена цепочки колечко с защёлкой и приложив к бутылочке лака на полочке, сесть на гнущийся пластик душевой. Луна перейдёт через границы горизонта и отметив все свои появления яркими чёрточками между звёзд, укутает свои белые ссадины в ломанное облако бумаг и опилок от перегрева нот под сладким телом в небесной простыне. Я как всегда сижу в кабинете под окнами музыки и не обращая внимания на ударения клавиш под острыми пальцами злой пианистки, думаю о контрольной, которую небесным уроком выше провалил. Будка засверкала под электрическими в дожде фигурами, которые устроившись на мокром металле кружились по асфальтам и пели высоковольтную колыбельную к нервно спящей луне. Сбежать в лесопарковый тоннель и забив скамейку для одиночного ремонта души под зеленеющими лампами по шву потолка. Вступительные к луне этажи позванивая женскими каблучками на своей слышимой пустоте, стали наполняться лиственным по всем ступенькам светом, который стал смелее подбираться к площадкам и уже прикасаться к порогу и обивке старой двери. Вытолкнуть к холоду бабушкиного котёнка, чтобы не оставить его на ночь под диваном, который уж слишком низок и не даст дотянуться к лапкам запрятавшегося котёнка метёлкой или пыльными пальцами. Обложить луну на горизонте украденными дровами, чтобы она стала розоветь от горячего дыма из линий попутно изрезанного на подоконнике леса. Лечь с некоторой тревогой за строчками переснятой под копирку души, в которую сегодня проникнет пустой сигаретой доктор с синей пачкой вместо запечатанного в табачной ленте лица. Весь его грязный кабинет станет дымом в воображении души, которая всеми силами постарается поднять ночующее лёгкое к вентиляции, чтобы заполучить единственное кислородное приглашение к свежему дождю. Прикасаясь к помятым в металле губам жестяного ведра я слышу, как неудобно сжимается моё лёгкое под бездыханным колодцем с ночью на плоском дне вместо бессонного среди звёзд утопленника. Я сложа свои хрупкие крылья на пустующем стуле, стану нервно выть в коридоре, пока к моей двери не подступят толпой интерны и не возьмут мою мысль на пробу из глаз лечащего себя в строжайшем полёте врача. Меня отправят на второй этаж и со старушкой по соседству будут держать на лавочке до прилёта нужной карточки к голубой форточке с плохо различимыми облаками на буквенной раме больничного окна. Деревня будет поочерёдно поднимать свои домики с лунной тропы и затягивая в тень серые дворы, укрывать мокрым мхом пролёты крыш или окошки в сердцевине чердачного треугольника. Будучи в бессоннице до утра я увижу с кровати, как лазурный луч от предмета скользнёт по бугоркам подоконника и пропав в щёлке окна с хохотом унесётся по сумрачной дороге. Идти к кухне за светом, пока сон не взвалит на мои крылья свои песчаные волны и не взобьёт небо до выступления снотворной жидкости к моей заведённой макушке. Деревушка за болотом из лунной жижи стала глубже уходить под воду, когда леса уже выворачивая свои тени к окраине, стали поднимать всю картину к небесной галерее с посетителями звёзд.
-
Корой покрытое по окружности вялое болото с пугающими цветами из пара над всей топкой поверхностью. Зима устало переберётся к дождям, чтобы выбраться из снега в жиру асфальтовой мерзлоты. Ветра станут ночью трясти серебристые веера без листвы и разбрасывая гладенькие карточки по парку, играть с воронами в цирковые пасьянсы. Дамы пройдутся от дерева к дереву, чтобы устало запрокинув за плечо зонтики, усесться в сухой юбке до колен на траву. Бесы растворяясь будут рассеиваться у самой ближайшей звезды, чтобы забирать от неё свет к узелкам крыльев и глаз. Линии уходили в дальние мосты через парк, когда струны деревьев рвались от бессмысленного дребезжания ворон по ветвям, которые с влажным треском падали к корням в чёрном источнике звука. Палаты в коричневатом золоте для обеззараживания стен, пухли от напряжённого выжидания месяцев, которые утром по приглашению развернутся от кружки и пойдут вслед за санитаркой к своему автобиографического снимку на долгую память. Календарики в отрывном обороте листов, в конце года будут истерзаны и увлажнены жирными отпечатками с бабушкиной руки. Летними звёздами зацветёт над стадионом углубленное пальцами солнце, которое впадёт в беспочвенную горячку и станет задыхаться на полу в коридоре, когда ему не хватит мягкой койки из трав на положенной по страховке земле.