Деревня под лунными всхлипываниями в сырой платок от полей, делалась темнее и младше. Отец уже подстраивает луч солнца к лобовому стеклу, которое треснув от перегрева и попадания дождинок в трещину, озаряется мелким ожогом с чёрной сердцевиной. Кухонный диван ночью укроется вечно падающим на паркет из окна пышным углом от фонарной ширмы. За сараем возникнет ещё вчера посаженная среди крыш зелёненькая звезда с живыми пульсирующими стрелками по всей точке. Я не вернусь в зал, чтобы лечь в подушку и плакать, когда услышу за спиной трудное дыхание из бабушкиного мешка в одеяле. Минутой позже над моими плечами заскрипит бойкий холодильник, который окропив из-под днища половик талой грязью, смолкнет под засвеченной иконой. Телефон зазвонит среди ночи, но мы не поднимемся, чтобы снять от будильника трубку. Бабушка ляжет этой ночью рядом, чтобы гладить мне пальцем переносицу и путаться в сказочной истории, когда сон возьмёт все мысли и отнимет рассудок от души. Отравление с температурой заставит меня прибиться к сараям и приникнув к траве коленями слушать позывы к открытию желудка. Волны от озера зайдут далеко за кромки берега и взяв из травы дохлые плоды груш, унесут гниль к расшатанной поверхности. Ветер подберётся к подъезду за двери и боясь не вернуться, станет шатать фанеру от засова до линии встречи с коробкой. Отказаться от слов в предложении и пропустить намеченный день первым взять верх от кассы календаря. Жаловаться на боль в бессоннице и упросить дежурившего врача отдать мне мои когда-то записанные на плитке шоколада сладкие сны собранные по лучам из тающего рассвета. Мы не разойдёмся по парам и так и останемся взаперти сеней, чтобы следить за медленным проявлением лучей через пыльные узоры занавесок, которые касаясь рам цепляют за подоконники белые полоски свечей. Слышно, как в маленькой комнатке с печкой, лёжа на софе греется от телевизора старик, чтобы порой покашливая от неудобств, прислонять свою спину к тёплой стенке. Её мать станет ронять пресные фразы под светильником сеней, чтобы меня смутить и сбить с зеркал паутины. Ловить сердце, словно ревнивую бабочку над песчаным оврагом, который в прозрачной тьме от бодрящего костра покажется лишь чернеющей лужей, куда можно упасть, но не разбиться о кофейный песок. Костёр между сосен станет опускаться до пепла ниже и мы отгуляв свои каникулы в ночную смену, двинемся по дороге среди кустов кукурузы, чтобы упасть в туман кроватей. Кто-то останется у лавочки, чтобы раскурить оранжевую сигарету с женщиной на плече, которое станет любовно ныть от тяжести дамского сердца. Кладбище за ветрами попытается раскачать тучи до злости, чтобы на плиты наконец рухнул ливень и охладил серые клочья прессованной ваты у подножья могил. Снять часы, когда жёлтый песок уже станет греть пальцы и мне придётся идти быстрее, чем ночью во время тревожного самосожжения. Отец не выдержав бега, отодвинет свою подушку от балкона и прильнёт к поцелую матери, чтобы вывернуть жирные цвет из зелёной вазы. Город капризно раскачает гуляющие по трассе фонари, которые отлучились от больницы и не хотят становиться в ремонтный ряд, чтобы охранять реку с комьями асфальта по всему течению. В этой больнице я ещё буду верить и улыбчиво сеять лучи по коридорам, когда солнце внутри уже будет сбавлять свой свет из лёгочной лампы с керосином, который тенями бился о стенки снимка. Неразборчиво укрыться чужим свитером в ночь свадьбы, когда все приглашённые станут собирать свои окольцованные цветы в пыльные букеты со сладостями. Рядом со ступеньками в дождевом приюте для гостей закурят вялые после танцев женщины, чтобы придерживая ладонью локоть выставленной перед собой руки с огоньком в спирали сигареты, молча выпускать газ из голубого рта.
-
Пепельное ещё горячее пятно на сухом снегу, дымилось туманными струйками, когда на крыльце дома показалась бабушка, чтобы лампочку над ступеньками погасить. Пёс сонно выйдя из будки, вытянет за собой клок соломы и будет мило шаркать серыми лапами по лужицам. Гвоздь не оторвётся от бревна в сарае, когда пёс выйдет из круга и цепь с тугим озвучиванием почти сдавит ему шею. Из-за дровяной кучи покажется розовый в сердцевине месяц, чтобы тупо и наглядно встать над ободранным углом крыши. Вновь пересмотреть все изъяны этого ущербного дома, где по прежнему живут пьющие крестьяне с выглаженными сеном телефонами, которые вечно роняются в пену колодцев, чтобы звонить на дне в соседнюю деревню. Одиноко растущая среди людей жизнь, снова поднимет свои календарные лепестки к вечеру, чтобы проломит ими бутон люстры. Остаться ждать в капюшоне луны своей участи, которая наверняка прольёт на спину очередную дозу дождя, чтобы остудить рвущееся обратно сердце. Лечебница обернёт свои трубы в туманный шарф, который сдавит в себе дым и заставит поток вырываться чёрной тенью. Слишком худенькая сестра откроет в палате окно и упёршись ладошками о скат подоконника отнимет от рамы запыленную форточку. Тёплый свет от сиреневого фонаря упадёт ко мне в ноги, когда я не найдя себе положения, лягу на бессонницу, чтобы уставиться ей в заоконные глаза. Ливень свяжет своими толстыми верёвками почти всю видимость перед лечебницей, пока я под углубленной крышей какой-то затерянной среди сосен остановки, буду ожидать торможения этой штормовой вертушки туч над склонами парка. Получить свободу, которая к полдню расклеит мои глаза по пятнам пейзажа и не даст сделать выдох без кашля или сна.
Бессонница перевернёт мою жизнь сыпучими корнями кверху, а бутоны посадит гнить в лунную вязь среди звёзд, которые не захотят меня выпустить из вазона со снотворным болотом. Поликлиника ускользнёт из виду к чёрному автопарку и откинет свой последний этаж от луны, чтобы вдохнуть порцию хлорированного ветра, который промелькнёт по лестничному пролёту с гулким криком за шиворотом этажа.